К морскому берегу, рыбачка молодая
Идет, лишь утренний повеет ветерок;
И видит груды там кораллов драгоценных,
И перлов, брошенных волнами на песок.
Довольная своим сокровищем нежданным,
Она украсить им спешит простой наряд.
И в мягкий шелк волос, жемчужины вплетая —
Завистливых подруг угадывает взгляд.
Она не думает — счастливая малютка —
Что ветер злой в тот миг, как перлы ей дарил,
Быть может не одну головку молодую —
И не один корабль в пучину погрузил.
И ты, дитя мое, прими с улыбкой песни,
Что ныне в дар тебе певцом принесены,
И как рыбачка та, забудь что извлекает
Их буря — из моей душевной глубины!
Голубая да весёлая страна.
Честь моя за песню продана.
Ветер с моря, тише дуй и вей —
Слышишь, розу кличет соловей?
Слышишь, роза клонится и гнётся —
Эта песня в сердце отзовётся.
Ветер с моря, тише дуй и вей —
Слышишь, розу кличет соловей?
Ты ребёнок, в этом спора нет,
Да и я ведь разве не поэт?
Ветер с моря, тише дуй и вей —
Слышишь, розу кличет соловей?
Дорогая Гелия, прости.
Много роз бывает на пути,
Много роз склоняется и гнётся,
Но одна лишь сердцем улыбнётся.
Улыбнёмся вместе, ты и я,
За такие милые края.
Ветер с моря, тише дуй и вей —
Слышишь, розу кличет соловей?
Голубая да весёлая страна.
Пусть вся жизнь моя за песню продана,
Но за Гелию в тенях ветвей
Обнимает розу соловей.
Не булатный нож режет грудь мою,
Не змея грызет ретивое в ней:
Забралась туда лиходейка-грусть,
Сосет белу грудь, рвет сердечушко.
Не колдун-злодей наговорами
В грудь загнал ко мне ненасытную.
Занеслась она с злою весточкой,
Что дружочек мой разлюбил меня —
И кольцом моим с другой девицей
Во чужом краю обручился он!
Сохни, бела грудь, рвись, сердечушко,
Отпади, коса моя черная!
Не могиле ты в дар достанешься:
Завещаю я родной матушке
Отослать к дружку на пир свадебный,
Как подарок мой, косу черную.
Воздух прозрачный и синий,
Выйду в цветочные чащи.
Путник, в лазурь уходящий,
Ты не дойдешь до пустыни.
Воздух прозрачный и синий.
Лугом пройдешь, как садом,
Садом в цветенье диком,
Ты не удержишься взглядом,
Чтоб не припасть к гвоздикам.
Лугом пройдешь, как садом.
Шепот ли, шорох иль шелесть —
Нежность, как песни Саади.
Вмиг отразится во взгляде
Месяца желтая прелесть,
Нежность, как песни Саади.
Голос раздастся пери,
Тихий, как флейта Гассана.
В крепких объятиях стана
Нет ни тревог, ни потери,
Только лишь флейта Гассана.
Вот он, удел желанный
Всех, кто в пути устали.
Ветер благоуханный
Пью я сухими устами,
Ветер благоуханный.
Полно вам мысли в любви летати,
Кинь сердце ныне все суеты,
Не дай дни прежни воспоминати,
Не мучьте больше мя красоты.
Пленным не буду.
Вольным по всюду,
Вольность мя веселит,
И любить не велитъ;
Та моя часть,
Уж мой дух знает,
Как сердце тает,
Коль зло терпети,
Когда горети
Чрез ту напасть.Приятны очи другим скажите,
А меня взоры уже не пробьют,
Крепкое сердце не прострелите,
Пущенны стрелы разпропадуть.
И достав рану,
Травить не стану;
Пусть пленен вами свет,
Но в числе том меня нетъ;
Зло жить любя,
Хоть и лишаюсь,
Кем сокрушаюсь,
Я сердцем век моим.
На что владеть чужим,
Свое сгубя.
His voice it was deep
like the wave of the sea.Его голос звучал как морская волна,
Мрачен взор был грозящих очей,
И была его длань как погибель сильна,
Сердце зыблемой трости слабей.Не в кровавом бою он врагами убит,
Не грозою повержен он в прах,
Под могильным холмом он без раны лежит,
Сам себе разрушитель и враг.Струны мощные арфы певец напрягал,
Струны жизни порвалися в нем,
И начатую песню Гаральд не скончал,
И лежит под могильным холмом.И сосна там раскинула силу ветвей,
Словно облик его, хороша,
И тоскует на ней по ночам соловей,
Словно песню кончает душа.
…И все слышней, и все напевней
Шумит полей родных простор,
Слывет Москва «большой деревней»
По деревням и до сих пор.В Москве звенят такие ж песни,
Такие песни, как у нас;
В селе Оселье и на Пресне
Цветет один и тот же сказ.Он, словно солнце над равниной,
Бросает в мир снопы лучей,
И сплелся в нем огонь рябины
С огнем московских кумачей.Москва пробила все пороги
И по зеленому руслу
Ее широкие дороги
От стен Кремля текут к селу.И оттого-то все напевней
Шумит полей родных простор,
Что в каждой маленькой деревне
Теперь московский кругозор.Москва в столетьях не завянет
И не поникнит головой,
Но каждая деревня станет
Цветущей маленькой Москвой.
Бытовые песни разного рода.
Беседы и беседные песни
в уездах Петрозаводском и Повенецком
2
2.
Во поле березонька стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Некому в чистом поле гуляти,
Белую березку заломати...
Уж как я пойду, я загуляю,
Белую березку заломаю,
Выломлю я три пруточка,
Сделаю я три гудочка,
В четвертых-то балалайку.
Стану в балалаечку играти,
Стану я стара мужа будити:
«Уж ты встань, мой муж, проснись,
Стар мой муж, пробудись!
На тебе умоечки—умойся,
На ти рукотернйчек—утрися,
На тебе заслонка—помолися,
На ти простокиша—захлебнися!»
Вчера я слышал — песню кто-то пел,
Ту, что народом нашим сложена.
И я подумал: сколько грусти в ней,
Как беспредельно жалобна она.
Она тревожит сердце. В ней живет
Татар многострадальная душа.
В протяжных звуках — трехсотлетний гнет.
Горька она и всё же хороша.
Да, много тягот испытали мы,
Не сосчитать пролитых нами слез.
Но пламенную верную любовь
Напев свободный сквозь века пронес.
Я изумленно слушал, отойдя
От повседневной суеты земной,
И возникал передо мной Булгар,
И Ак-Идель текла передо мной.
Не вытерпел я, подошел к певцу,
Спросил, коснувшись бережно руки:
«Послушай, брат, что ты за песню пел?»
Татарин мне ответил: «Аллюки».
Мои светлые червонцы,
Где блестите вы? На солнце?
Иль у рыбок золотистых,
Беззаботной неги полных,
Кувыркающихся в волнах?
У цветочков золотистых,
Что сверкают в свежих росах
Рано утром на покосах?
Иль у птичек золотистых,
Что парят над перелеском,
Ослепляя нежным блеском?
Не у звезд ли золотистых,
Что, качаясь в тверди зыбкой,
Светят ночью нам с улыбкой?
Вы, червонцы золотые,
Не ныряете в волнах,
Не сверкаете в траве,
Не парите в синеве,
Не смеетесь в небесах —
Цепко держит вас рука
Моего ростовщика.
Эх, не вовремя тучи мрачные
По поднебесью разостлалися,
Солнца ясного лучи красные
Потонули в них среди бела дня.
Не в пору завыл ветер по бору:
Петь бы, петь теперь соловью в лесу!
Эх, не вовремя вспало горюшко
В молодую грудь добра молодца,
Иссосало в ней ретиво сердце,
Загубило в нем жизнь цветущую.
Что ж за горюшко, за кручинушка
Рано с молодцем подружилася?
«Други милые! со мной девица
Золотым кольцом поменялася
И любить на век слово молвила, —
А теперь с другим повенчалася.
Вы отдайте ж ей золото кольцо;
Слово ж данное пусть ей бог отдаст,
Без меня она пусть в добре живет,
Без нее же я — лягу в тесный гроб».
Двух нежных рук оттолкновенье —
В ответ на ангельские плутни.
У нежных ног отдохновенье,
Перебирая струны лютни.Где звонкий говорок бассейна,
В цветочной чаше откровенье,
Где перед робостью весенней
Старинное благоговенье? Окно, светящееся долго,
И гаснущий фонарь дорожный…
Вздох торжествующего долга
Где непреложное: «не можно»…В последний раз — из мглы осенней —
Любезной ручки мановенье…
Где перед крепостью кисейной
Старинное благоговенье? Он пишет кратко — и не часто…
Она, Психеи бестелесней,
Читает стих Экклезиаста
И не читает Песни Песней.А песнь все та же, без сомненья,
Но, — в Боге все мое именье —
Где перед Библией семейной
Старинное благоговенье?
Шёл отряд по берегу, шёл издалека,
Шёл под красным знаменем командир полка.
Голова обвязана, кровь на рукаве,
След кровавый стелется по сырой траве.«Хлопцы, чьи вы будете, кто вас в бой ведёт?
Кто под красным знаменем раненый идёт?» —
«Мы сыны батрацкие, мы за новый мир,
Щорс идёт под знаменем — красный командир.В голоде и холоде жизнь его прошла,
Но недаром пролита кровь его была.
За кордон отбросили лютого врага,
Закалились смолоду, честь нам дорога».Тишина у берега, смолкли голоса,
Солнце книзу клонится, падает роса.
Лихо мчится конница, слышен стук копыт,
Знамя Щорса красное на ветру шумит.
Мужчине — на кой-ему черт порошки,
Пилюли, микстуры, облатки.
От горя нас спальные лечат мешки,
Походные наши палатки.
С порога дорога идет на восток,
На север уходит другая,
Собачья упряжка, последний свисток —
Но где ж ты, моя дорогая?
Тут нету ее, нас не любит она.
Что ж делать, не плакать же, братцы!
Махни мне платочком хоть ты, старина,
Так легче в дорогу собраться.
Как будто меня провожает жена,
Махни мне платочком из двери,
Но только усы свои сбрей, старина,
Не то я тебе не поверю.
С порога дорога идет на восток,
На север уходит другая,
Собачья упряжка, последний свисток.
Прощай же, моя дорогая!
Молвит солнце земле белоснежной:
— О, когда ж моей ласкою нежной
Растоплю я снега твои вновь? —
И сердцам повторяет любовь
То, что солнце — земле белоснежной.
Молвят пчелы сиреням лиловым:
— О, когда же мы к вашим медовым
И душистым прильнем лепесткам? —
Говорят поцелуи устам
То, что пчелы — сиреням лиловым.
Молвят звездочки гордой планете:
— Лишь в твоем ослепительном свете —
Жизнь, и радость, и счастие нам! —
Молвят взоры любимым очам
То, что звездочки — гордой планете.
Ярко звёзд мерцанье
В синеве небес;
Месяца сиянье
Падает на лес.
В зеркало залива
Сонный лес глядит;
В чаще молчаливой
Темнота лежит.
Слышен меж кустами
Смех и разговор;
Жарко косарями
Разведён костёр.
По траве высокой,
С цепью на ногах,
Бродит одиноко
Белый конь впотьмах.
Вот уж песнь заводит
Песенник лихой,
Из кружка выходит
Парень молодой.
Шапку вверх кидает,
Ловит — не глядит,
Пляшет-приседает,
Соловьём свистит.
Песне отвечает
Коростель в лугах,
Песня замирает
Далеко в полях…
Золотые нивы,
Гладь да блеск озёр,
Светлые заливы,
Без конца простор,
Звёзды над полями,
Глушь да камыши…
Так и льются сами
Звуки из души!
Светозарною весною —
Днём и в поздний час ночной —
Много песен раздаётся
Над родимой стороной.
Много слышно чудных звуков,
Много вещих голосов —
Над полями, над лугами,
В полутьме глухих лесов.
Много звуков, много песен, —
Но слышней всего с небес
Раздается весть святая,
Песня-весть — «Христос Воскрес!..»
Покидая свой приют,
Над воскресшею землёю
Хоры ангелов поют;
Пенью ангельскому вторят
Вольных пташек голоса,
Вторят горы, вторят долы,
Вторят тёмные леса, —
Вторят реки, разрывая
Цепи льдистые свои,
Разливая на просторе
Белопенные струи…
Есть старинное преданье,
Что весеннею порой —
В час, когда мерцают звёзды
Полуночною игрой, —
Даже самые могилы
На святой привет небес
Откликаются словами:
«Он воистину воскрес!..»
Окно мое высоко над землею,
Высоко над землею.
Я вижу только небо с вечернею зарею,
С вечернею зарею.И небо кажется пустым и бледным,
Таким пустым и бледным…
Оно не сжалится над сердцем бедным,
Над моим сердцем бедным.Увы, в печали безумной я умираю,
Я умираю,
Стремлюсь к тому, чего я не знаю,
Не знаю… И это желание не знаю откуда,
Пришло откуда,
Но сердце хочет и просит чуда,
Чуда! О, пусть будет то, чего не бывает,
Никогда не бывает:
Мне бледное небо чудес обещает,
Оно обещает, Но плачу без слез о неверном обете,
О неверном обете…
Мне нужно то, чего нет на свете,
Чего нет на свете.
Я жду тебя, когда вечерней мглою
Спокойные темнеют небеса,
Луна встает за дальнею горою,
Молчат холмы, долины и леса —
Я жду тебя, Зефир!
В тот час, одна, таинственно блуждая
По царству мглы, безмолвия и сна,
Тиха, как дух, красавица младая
Является близ моего окна —
Я жду тебя, Зефир!
Ты обоими прохладной вешней ночи
Ее чело, с него покров отвей,
И мне открой задумчивые очи,
Уста и грудь красавицы моей —
Я жду тебя, Зефир!
Оглянется — и милым взглядом встретит
Любви, ее преследующий, взгляд,
И мрак души надежда мне осветит,
И вновь мои восторги закипят —
Я жду тебя, Зефир!
Медвежья шкура постлана
В моем углу; я жду…
Ты, дальним небом посланный,
Спади, как плод в саду!
Весна цвела травинками,
Был желт в июле мед;
Свис, в осень, над тропинками
Из алых бус намет.
Лежу, и груди посланы
Ловить слепую мглу…
Медвежья шкура постлана,
Тепла, в моем углу.
Таясь в тайге, с лосятами
Лосиху водит лось…
Мне ль с грудями не взятыми
Снег встретить довелось?
Весна цвела травинками.
Вот осень. Зрелый груз
Гнут ветры над тропинками, —
Лесных рябин и груш.
Медвежья шкура постлана…
Ты, свыкший ветви гнуть,
Ты, ветер, небом посланный,
Сбрось грушу мне на грудь!
Лет бы сбросить мне, ребята,
Шестьдесят,
Я бы тоже стал вожатым
Октябрят.Это дело интересней
Всяких дел.
На досуге я бы песни
С ними пел.Мёл бы с ними коридоры,
Школьный зал
И паркет, как полотёры,
Натирал.С октябрятами ходил бы
Я в поход.
Вместе с ними я водил бы
Хоровод.Каждый день читал им книжки
И журнал,
А подчас и в кошки-мышки
Поиграл.Я бы песни и заметки
В меру сил
Для весёлой стенгазетки
Сочинил.А когда порою вешней
Ждут скворцов,
Мы бы строили скворешни
Для птенцов.Но боюсь, что трудно сбросить
Столько лет,
Смыть с волос густую проседь
Средства нет.Я пишу стихи ребятам,
Но навряд
Суждено мне стать вожатым
Октябрят!
Братцы солдатушки,
Бравы ребятушки,
Шибко поспешайте,
Бунты утишайте.
— То-то вот, что тощи,
Черви лезут во щи.
Наши командиры
Отрастили брюхи.—
Братцы солдатушки,
Бравы ребятушки,
Злым не верьте людям,
Мы вас не забудем.
— Речи эти стары,
Тары растабары, —
Наши командиры
Знают всю словесность.—
Братцы солдатушки,
Бравы ребятушки,
По сему случаю
Не хотите ль чаю?
— Чаю мы желаем,
Только вместе с чаем,
Добрым обычаем,
Дайте командиров
Нам не мордобойцев.
Братцы солдатушки,
Бравы ребятушки,
Что вас сомутило?
Не хотите ль мыла?
— Прежде дули в рыло,
Нынче дали мыла, —
Ишь, залебезило
Грозное начальство
Перед нашим братом. —
Сосны чуть качаются
мачты корабельные.
Бродит, озирается
песня колыбельная.Во белых снежках,
в валеных сапожках,
шубка пестрая,
ушки вострые:
слышит снега шепоток,
слышит сердца ропоток.Бродит песенка в лесу,
держит лапки на весу.
В мягких варежках она,
в теплых, гарусных,
и шумит над ней сосна
черным парусом.Вот подкралась песня к дому,
смотрит в комнату мою…
Хочешь, я тебе, большому,
хочешь, я тебе, чужому,
колыбельную спою? Колыбельную…
Корабельную… Тихо песенка войдет,
ласковая, строгая,
ушками поведет,
варежкой потрогает, чтоб с отрадой ты вздохнул,
на руке моей уснул,
чтоб ни страшных снов,
чтоб не стало слов,
только снега шепоток,
только сердца бормоток…
Цветок есть расцветшее пламя, Человек — говорящий
огонь,
Движение мысли есть радость всемирных и вечных
погонь.
И взглянем ли мы на созвездья, расслышим ли
говоры струй,
Мы знаем, не знать мы не можем, что это один
поцелуй.
И струн ли рукой мы коснемся, чтоб сделать
певучим наш пир,
Мы песней своей отзовемся на песню, чье имя есть
Мир.
И кто бы ты ни был, напрасно — цветка ль,
Человека ль — не тронь: —
Цветок есть расцветшее пламя, Человек — говорящий
огонь.
Много роз красивых в лете,
Много беленьких лилей,
Много есть красавиц в свете,
Только нет мне, нет милей,
Только нет милей в примете
Милой, дорогой моей.
Если б сам Амур был с нею,
Он ее бы полюбил;
Позабыл бы он Психею
И себя бы позабыл, —
Счастлив участью своею,
Век остался бы без крыл.
В ней приятны разговоры,
В ней любезна поступь, вид;
Хоть привлечь не тщится взоры,
Взоры всех она пленит;
Хоть нейдет с другими в споры,
Но везде любовь живит.
Автор Ондра Лысогорский
Перевод Марины Цветаевой
О ты, которой не хватало суток!
Ты в первый раз сегодня заспалась!
Чтоб накормить девятерых малюток,
Одеть раздетых и обуть разутых, —
Ты до рассвета начинала утро,
А ночью шила, не смыкая глаз.
Усердная, ты говорила мало,
Ты только пела, бедный соловей!
Под песни ты растила сыновей.
А Лысая Гора, как страж, стояла, —
И песни те, которых нет грустней,
Как разыгралися в крови моей!
Лежишь в гробу. Я продолжаю петь…
Спи, труженица! Отдохни, певица!
Ты — оттрудилась. Мой черед потеть…
В полях, в горах, на синей Островице.
Ты — оттерпела, мой черед — терпеть,
Устами сына продолжаешь петь.
Все думаю о сказочке одной,
В ту сказочку и песня вплетена,
И в песне той любимая, она,
Цветет и дышит дивною весной.
Сердечко есть у девушки у той,
Но вот любовь сердечку не дана,
И глубь его надменностью полна,
И холодом, и гордостью пустой.
Мой друг, ты слышишь сказки старой звуки?
И как напев гудит сурово, властно?
Как девушка смеется жутко-жутко?
Боюсь, что лопнет мозг от тяжкой муки,
И — ах! — ведь это было бы ужасно —
Лишиться напоследок и рассудка.
Хорошо на московском просторе!
Светят звезды Кремля в синеве.
И как реки встречаются в море,
Так встречаются люди в Москве.
Нас веселой толпой окружила,
Подсказала простые слова,
Познакомила нас, подружила
В этот радостный вечер Москва.И в какой стороне я не буду,
По какой ни пройду я траве,
Друга я никогда не забуду,
Если с ним подружился в Москве.Не забыть мне очей твоих ясных.
И простых твоих ласковых слов,
Не забыть мне московских прекрасных
Площадей, переулков, мостов.
Скоро встанет разлука меж нами,
Зазвенит колокольчик: «Прощай!»
За горами, лесами, полями
Ты хоть в песне меня вспоминай.Волны радио ночью примчатся
Из Москвы сквозь морозы и дым.
Голос дальней Москвы мне казаться
Будет голосом дальним твоим.
Но я знаю, мы встретимся скоро, —
И тогда, дорогая, вдвоем
На московских широких просторах
Мы опять эту песню споем.И в какой стороне я не буду,
По какой ни пройду я траве,
Друга я никогда не забуду,
Если с ним подружился в Москве.
Я песней, как ветром, наполню страну
О том, как товарищ пошел на войну.
Не северный ветер ударил в прибой,
В сухой подорожник, в траву зверобой, —
Прошел он и плакал другой стороной,
Когда мой товарищ прощался со мной.
А песня взлетела, и голос окреп.
Мы старую дружбу ломаем, как хлеб!
И ветер — лавиной, и песня — лавиной…
Тебе — половина, и мне — половина!
Луна словно репа, а звезды — фасоль…
«Спасибо, мамаша, за хлеб и за соль!
Еще тебе, мамка, скажу поновей:
Хорошее дело взрастить сыновей,
Которые тучей сидят за столом,
Которые могут идти напролом.
И вот скоро сокол твой будет вдали,
Ты круче горбушку ему посоли.
Соли астраханскою солью. Она
Для крепких кровей и для хлеба годна».
Чтоб дружбу товарищ пронес по волнам,
Мы хлеба горбушку — и ту пополам!
Коль ветер — лавиной, и песня — лавиной,
Тебе — половина, и мне — половина!
От синей Онеги, от громких морей
Республика встала у наших дверей!
А. А. Фету
От кого это теплое южное море
Знает горькие песни холодных морей?..
И под небом другим, с неизбежностью споря,
Та же тень все стоит над мечтою моей.
Иль ей мало созвучных рыданий пучины,
Что из тесного сердца ей хочется слез,
Слез чужих, чьей-нибудь бескорыстной кручины
Над могилой безумно отвергнутых грез…
Чем помочь обманувшей, обманутой доле?
Как задачу судьбы за другого решить?
Кто мне скажет? Но сердце томится от боли
И чужого крушенья не может забыть.
Брызги жизни сливались в алмазные грезы,
А теперь лишь блеснет лучезарная сеть, —
Жемчуг песен твоих расплывается в слезы,
Чтобы вместе с пучиной роптать и скорбеть.
Эту песню одну знает южное море,
Как и бурные волны холодных морей —
Про чужое, далекое, мертвое горе,
Что, как тень, неразлучно с душою моей.
Апрель 1898
Мне этот бой не забыть нипочём —
Смертью пропитан воздух,
А с небосклона бесшумным дождём
Падали звёзды.
Вот снова упала — и я загадал:
Выйти живым из боя…
Так свою жизнь я поспешно связал
С глупой звездою.
Я уж решил: миновала беда
И удалось отвертеться…
Но с неба свалилась шальная звезда —
Прямо под сердце.
Нам говорили: «Нужна высота!»
И «Не жалеть патроны!»
Вон покатилась вторая звезда —
Вам на погоны.
Звёзд этих в небе — как рыбы в прудах,
Хватит на всех с лихвою.
Если б не насмерть, ходил бы тогда
Тоже — Героем.
Я бы Звезду эту сыну отдал,
Просто на память…
В небе висит, пропадает звезда —
Некуда падать.
Если, товарищ, твой друг уезжает
Иль уплывает в просторы морей,
Чарку вина за него поднимают.
Так повелось у друзей.А с другом хорошим
И с песней хорошей
Легко нам к победам по жизни идти,
Поднимем стаканы
За тех, кто в походе,
За тех, кто сегодня в пути! Пусть вдалеке он по свету блуждает,
Долго не пишет с дороги своей —
Место его за столом ожидает.
Так повелось у друзей.А с другом хорошим
И с песней хорошей
Легко нам к победам по жизни идти.
Поднимем стаканы
За тех, кто в походе,
За тех, кто сегодня в пути! Если товарищ домой не вернётся,
Верные другу, мы встанем тесней.
В наших сердцах он навек остаётся.
Так повелось у друзей.
Он вчера нашептал мне много,
Нашептал мне страшное, страшное…
Он ушел печальной, дорогой,
А я забыла вчерашнее —
забыла вчерашнее.
Вчера это было — давно ли?
Отчего он такой молчаливый?
Я не нашла моих лилий в поле,
Я не искала плакучей ивы —
плакучей ивы.
Ах, давно ли! Со мною, со мною
Говорили — и меня целовали…
И не помню, не помню — скрою,
О чем берега шептали —
берега шептали.
Я видела в каждой былинке
Дорогое лицо его страшное…
Он ушел по той же тропинке,
Куда уходило вчерашнее —
уходило вчерашнее.
Я одна приютилась в поле,
И не стало больше печали.
Вчера это было — давно ли?
Со мной говорили, и меня целовали —
меня целовали.23 ноября 1902
Пережиты ли тяжкие проводы,
Иль глаза мне глядят неизбежные,
Как тогда вы мне кажетесь молоды,
Облака, мои лебеди нежные!
Те не снятся ушедшие грозы вам,
Все бы в небе вам плавать да нежиться,
Только под вечер в облаке розовом
Будто девичье сердце забрезжится…
Но не дружны вы с песнями звонкими,
Разойдусь я, так вы затуманитесь,
Безнадежно, полосками тонкими,
Расплываясь, друг к другу все тянетесь…
Улетели и песни пугливые,
В сердце радость сменилась раскаяньем,
А вы все надо мною, ревнивые,
Будто плачете дымчатым таяньем…
1
— Вы бледны, моя сеньора.
Что склонили вы глаза?
— Я, пока вы на охоте,
Убираю волоса.
— Чей же конь заржал так жарко
На конюшне у меня?
— Мой отец прислал в подарок
Вам прекрасного коня.
— Чей же в зале щит повешен?
— Братом прислан он моим.
— Чье копье стоит у двери?
— Сердце мне пронзите им.
2
— Мой товарищ! мой товарищ!
Милой я узнал обман.
Я в Гренаде стану мавром,
Буду резать христиан,
— У меня три дочки дома,
И одна милей другой.
Выбирай любую розу
Иль подругой, иль женой.
— Не хочу я жить с подругой,
Дом с женою мне не мил,
Так как я ласкать не буду
Ту, которую любил.