Грустно, друг. Все слаще, все нежнее
Ветер с моря. Слабый звездный свет.
Грустно, друг. И тем еще грустнее,
Что надежды больше нет.Это уж не романтизм. Какая
Там Шотландия! Взгляни: горит
Между черных лип звезда большая
И о смерти говорит.Пахнет розами. Спокойной ночи.
Ветер с моря, руки на груди.
И в последний раз в пустые очи
Звезд бессмертных — погляди.
Все моря переплыл Одиссей, возвращаясь в отчизну:
Слышал и Сциллы он лай, зрел и Харибды грозу;
Моря враждебного злобу и горе на суше изведал,
Даже и в темный аид, долго блуждая, попал.
Сонного волны его принесли ко прибрежью Итаки:
Скорбный, от сна пробудясь, родины он не узнал.
Я б тебя поцеловала,
Да боюсь, увидит месяц,
Ясны звездочки увидят;
С неба звездочка скатится
И расскажет синю морю,
Сине море скажет веслам,
Весла — Яни-рыболову,
А у Яни — люба Мара;
А когда узнает Мара —
Все узнают в околотке,
Как тебя я ночью лунной
В благовонный сад впускала,
Как ласкала, целовала,
Как серебряная яблонь
Нас цветами осыпала.
И мирный вечера пожар
Волна морская поглотила.
ТютчевСвой круг рисуя все ясней,
Над морем солнце опускалось,
А в море полоса огней,
Ему ответных, уменьшалась.
Где чары сумрака и сна
Уже дышали над востоком,
Всходила мертвая луна
Каким-то жаждущим упреком.
На вдоль по тучам, как убор,
Сверкали радужные пятна,
И в нежно-голубой простор
Лился румянец предзакатный.
В легком челне мы с тобою
Плыли по быстрым волнам…
Тихая ночь навевала
Грезы блаженные нам…
Остров стоял, как виденье,
Лунным лучом осиян;
Песни оттуда звучали
Сквозь серебристый туман.
Песни туда нас манили…
Но, и сильна, и темна,
В море, в широкое море
Грозно влекла нас волна.
Все море полно совершенства и блеска,
тревоги, любви,
и я не таю удивленные, детские
чувства свои.
Малы, незначительны, необязательны,
мы, может быть, с привкусом лжи,
но лики людские, как волны морские,
подвижны, свежи.
Художник дельфинов из пепельной глины
у моря лепил.
И звук окарины из белых дельфинов
над морем поплыл.
Но звук окарины и белых дельфинов
художник раздал по рублю.
А губы художника в пепельной глине
шептали: «Я море люблю.
Я море люблю, переливы марины
и профиль скалы Карадаг,
но вот сотворяю из глины дельфинов,
у нас, у людей, это так…
В свиданиях с морем искать воскресений,
молить о любви,
о тех, кто вдали и вдали совершенен,
но только — вдали».
Мечта души моей, полночная луна,
Скользишь ты в облаках, ясна и холодна.
Я душу для тебя свирельную настроил,
И войны шумные мечтами успокоил.
Но мне ты не внимай, спеши стезёй своей,
И радостных часов над морем не жалей.
Твоя минует ночь, поникнет лик усталый, —
Я море подыму грозою небывалой.
Забудет океан о медленной луне,
И сниться будет мне погибель в глубине,
И, полчище смертей наславши в злое море,
Я жизнью буйною утешусь на просторе.
Далеко за морем
Догорает вечер…
Потемнело небо,
Потемнели волны…
Только на закате
Светит тихим светом
Полоса зари…
Но душе все это
Чуждо, незнакомо;
Каждый день с закатом
Ухожу на берег
И сажусь на камне,
Вижу белый парус,
Вижу, как темнеет
Полоса зари…
И знакомой грустью
Сердце сладко ноет:
Кажется, что снова
По степи родимой
Еду я проселком,
И закат далекий
Долго-долго светит
Над стемневшим морем
Зреющих хлебов…
На западе солнце пылает,
Багряное море горит;
Корабль одинокий, как птица,
По влаге холодной скользит.
Сверкает струя за кормою,
Как крылья, шумят паруса;
Кругом неоглядное море,
И с морем слились небеса.
Беспечно веселую песню,
Задумавшись, кормчий поет,
А черная туча на юге,
Как дым от пожapa, встает.
Вот буря… и море завыло,
Умолк беззаботный певец;
Огнем его вспыхнули очи:
Теперь он и царь и боец!
Вот здесь узнаю человека
В лице победителя волн,
И как-то отрадно мне думать,
Что я человеком рожден.
Море с Землей говорило:
В ком из нас наибольшая сила?
Земля отвечала вулканом: Во мне.
Но хохот раздался в морской глубине.
Земля обожгла все приморские страны,
Но в Море подводные вскрылись вулканы,
В огне.
И в Мексике есть не один Геркуланум,
Но свел ли кто счет всем потопленным странам,
На дне?
Море с Землей говорило:
Что же, в ком наибольшая сила?
Земля отвечала чуть слышно: Во мне.
И цветок в предвечерней расцвел тишине.
Море цветка не достало,
Но верить в победу земную не стало.
И тучку родила морская вода,
И в тучке жемчужная светит звезда.
Привяжи, душа-рыбачка,
Ты у берега челнок!
Подойди: рука с рукою
Сядем вместе на песок.
Без боязни припади ты
Мне на сердце головой!
Ведь без страха синю морю
Ты челнок вверяешь свой.
Это сердце — то же море:
Так же часты бури в нем,
Так же, бурное, богато
Многоценным жемчугом.
Но в камине дозвенели
Угольки. За окошком догорели
Огоньки. И на вьюжном море тонут
Корабли. И над южным морем стонут
Журавли. Верь лишь мне, ночное сердце,
Я — поэт! Я какие хочешь сказки
Расскажу И какие хочешь маски
Приведу. И пройдут любые тени
При огне, Странных очерки видений
На стене. И любой колени склонит
Пред тобой… И любой цветок уронит
Голубой…
В зеркало влаги холодной
Месяц спокойно глядит
И над землёю безмолвной
Тихо плывёт и горит.
Лёгкою дымкой тумана
Ясный одет небосклон;
Светлая грудь океана
Дышит как будто сквозь сон.
Медленно, ровно качаясь,
В гавани спят корабли;
Берег, в воде отражаясь,
Смутно мелькает вдали.
Смолкла дневная тревога…
Полный торжественных дум,
Видит присутствие Бога
В этом молчании ум.
Красавица рыбачка,
Оставь челнок на песке,
Посиди со мной, поболтаем,
Рука в моей руке.
Прижмись головкой к сердцу,
Не бойся ласки моей;
Ведь каждый день ты с морем
Играешь судьбой своей.
И сердце мое — как море,
Там бури, прилив и отлив,
В его глубинах много
Жемчужных дремлет див.
Над пустыней ночною морей альбатрос одинокий,
Разрезая ударами крыльев солёный туман,
Любовался, как царством своим, этой бездной широкой,
И, едва колыхаясь, качался под ним Океан.
И порой омрачаясь, далёко, на небе холодном,
Одиноко плыла, одиноко горела Луна.
О, блаженство быть сильным и гордым и вечно свободным!
Одиночество! Мир тебе! Море, покой, тишина!
Из «Сказок об Италии»На берег пустынный, на старые серые камни
Осеннее солнце прощально и нежно упало.
На темные камни бросаются жадные волны
И солнце смывают в холодное синее море.
И медные листья деревьев, оборваны ветром осенним,
Мелькают сквозь пену прибоя, как
пестрые мертвые птицы,
А бледное небо — печально, и гневное море — угрюмо.
Одно только солнце смеется, склоняясь
покорно к закату.
Как пахнет морем от Вервэны
И устрицами, и луной!
Все клеточки твои, все вены
Кипят Вервэновой волной.
Целую ли твои я веки,
Смотрюсь ли в зеркала очей,
Я вижу сон чаруйный некий,
В котором море все свежей.
Неистолимою прохладой
Туда, где крапчатый лосось.
Где чайка взреяла Элладой,
Влекусь я в моревую сквозь.
Но только подойду я к морю,
Чтоб тронуть шлюпки бичеву,
Со сном чаруйным впламь заспорю,
К тебе у моря воззову!
Повеет от волны Вервэной,
Твоею блузкой и косой.
И, смутным зовам неизменный,
Я возвращусь к тебе с тоской.
От Моря до Моря другого,
От воды до великой воды,
Смутьянило мертвое слово
Не песню рождало, а льды.
Бродило как будто благое,
Ходило как вольная весть.
«Пребудьте в могильном покое.
Молчите. Вам нечего есть.
Молчите. За вас в говорильне
К словам громоздятся слова.
Могильнее. Тише. Могильней.
Стелитесь, как в ветре трава.»
Так тешится мертвое слово,
Не чуя грядущей беды.
От Моря до Моря другого,
От воды до великой воды.
Вот от моря и до моря
Нить железная скользит
Много славы, много горя
Эта нить порой гласит.
И, за ней следя глазами,
Путник видит, как порой
Птицы вещия садятся
Вдоль по нити вестовой.
Вот с поляны ворон черный
Прилетел и сел на ней,
Сел, и каркнул, и крылами
Замахал он веселей.
И кричит он, и ликует,
И кружится все над ней:
Уж не кровь ли ворон чует
Севастопольских вестей?
Как хорошо ты, о море ночное, —
Здесь лучезарно, там сизо-темно…
В лунном сиянии, словно живое,
Ходит, и дышит, и блещет оно…
На бесконечном, на вольном просторе
Блеск и движение, грохот и гром…
Тусклым сияньем облитое море,
Как хорошо ты в безлюдье ночном!
Зыбь ты великая, зыбь ты морская,
Чей это праздник так празднуешь ты?
Волны несутся, гремя и сверкая,
Чуткие звезды глядят с высоты.
В этом волнении, в этом сиянье,
Весь, как во сне, я потерян стою —
О, как охотно бы в их обаянье
Всю потопил бы я душу свою…
Разгулялся ветер на просторе,
Белопенный катится прибой.
Вот и я живу у синя моря,
Тонущего в дымке голубой.
Ни испить его, ни поглядеться,
Словно в тихий омут на лугу.
Ничего не вспомнится из детства
На его бестравном берегу.
Оттого и скучно здесь слегка мне
Над седым величием волны.
До меня, сидящего на камне,
Долетают брызги, солоны.
Ни краев, ни совести у моря!
Густо засинев доглубока,
Вот оно берется переспорить
Маленького в поле василька.
Вот оно, беснуясь и ревнуя,
Все ритмичней хлещет и сильней.
Хочет смыть тропинку полевую
Из железной памяти моей.
Так уходит море, на песке
Слизь медуз и водорослей бросив.
До волны последней не успев
Дотянуться, ничего не просят.
Умирают, источая яд
Разложенья — прокаженных муки!
И на запах тленья прилетят
Вороны и бронзовые мухи.
Легкий стебель, купол голубой,
Все, что жило, плавало, дышало, —
Скатано в бессмысленный клубок,
Клювами костлявыми обшаренный.
И когда вернется море вспять,
Отшагав положенные бури,
Унесет оно, взыграв, вскипя, —
Только трупы, пахнущие дурно.
Море отдыхает под лучом луны,
Еле-еле слышен плеск его волны,
Робко и уныло дышит грудь моя,
O старинной песне думаю все я;
O старинной песне, где поется мне
О зарытых в море на глубоком дне
Городах, откуда сквозь морской покров
Слышатcя молитвы, звон колоколов.
Звоны и молитвы — я ручаюсь вам —
Не помогут этим бедным городам;
Ибо раз что в землю вещь схоронена,
Уж на свет не выйдет никогда она.
И пышный вечера пожар
Волна морская поглотила.
Видел я над морем серым
Змей-Горыныч пролетал.
Море в отблесках горело,
Отсвет был багрово ал.
Трубы спящих броненосцев,
Чаек парусных стада
Озарились блеском грозным,
Там где зыблилась вода.
Сея огненные искры,
Закатился в тучу змей;
И зажглись румянцем быстрым
Крылья облачные фей.
Над изнуренною от зноя стороною
Большая Туча пронеслась;
Ни каплею ее не освежа одною,
Она большим дождем над морем пролилась
И щедростью своей хвалилась пред Горою.
«Что́ сделала добра
Ты щедростью такою?»
Сказала ей Гора:
«И как смотреть на то не больно!
Когда бы на поля свой дождь ты пролила,
Ты б область целую от голоду спасла:
А в море без тебя, мой друг, воды довольно»
Мой взор, по прихоти, летел Бог весть куда.
И кажется, мне слышалось тогда,
Что горы и леса прибрежные шептали
И что-то у небес и моря вопрошали… И звёзды яркие на небе безграничном,
Роскошно шествуя своим путем обычным,
И волны шумные, в раздолье водяном,
Играя и журча на море голубом,
Твердили, сочетав свой голос воедино:
«Все это Бог, все Бог — Начало и Причина!»
Как в ночи́ мы цаловались,
От людей мы схоронились;
А от звездочек небесных
Наших ласк и не таили.
С неба звездочка упала
И про нас сказала морю;
Море веслам проболталось;
Рыбаку сказали веслы.
Как в ночи мы цаловались,
Рассказал рыбак невесте —
И про нас теперь повсюду
Девки песни распевают.
Свой круг рисуя все ясней,
Над морем солнце опускалось,
А в море полоса огней,
Ему ответных, уменьшалась.
Где чары сумрака и сна
Уже дышали над востоком,
Всходила мертвая луна
Каким-то жаждущим упреком.
Но вдоль по тучам, как убор,
Сверкали радужные пятна,
И в нежно голубой простор
Лился румянец предзакатный.
Как в ночи́ мы целовались,
От людей мы схоронились;
А от звездочек небесных
Наших ласк и не таили.
С неба звездочка упала
И про нас сказала морю;
Море веслам проболталось;
Рыбаку сказали веслы.
Как в ночи мы целовались,
Рассказал рыбак невесте —
И про нас теперь повсюду
Девки песни распевают.
Я спросил у свободного Ветра,
Что мне сделать, чтоб быть молодым.
Мне ответил играющий Ветер:
«Будь воздушным, как ветер, как дым!»
Я спросил у могучего Моря,
В чём великий завет бытия.
Мне ответило звучное Море:
«Будь всегда полнозвучным, как я!»
Я спросил у высокого Солнца,
Как мне вспыхнуть светлее зари.
Ничего не ответило Солнце,
Но душа услыхала: «Гори!»
Хочу у моря я спросить,
Для чего оно кипит?
Пук травы зачем висит,
Между волн его сокрыт?
Это множество воды
Очень дух смущает мой.
Лучше б выросли сады
Там, где слышен моря вой.
Лучше б тут стояли хаты
И полезные растенья,
Звери бегали рогаты
Для крестьян увеселенья.
Лучше бы руду копать
Там, где моря видим гладь,
Сани делать, башни строить,
Волка пулей беспокоить,
Разводить медикаменты,
Кукурузу молотить,
Деве розовые ленты
В виде опыта дарить.
В хороводе бы скакать,
Змея под вечер пускать
И дневные впечатленья
В свою книжечку писать.
Словно ангел белый, у окна над морем,
Пела песню дева, злым убита горем,
Ветру говорила, волны заклинала,
Милому поклоны с ними посылала.
Пробегал кораблик мимо под скалою;
Слышат мореходы голос над собою,
Видят деву-чудо, парус оставляют,
Бросили работу, руль позабывают.
«Проходите мимо, мореходы, смело!
Ах! не белокрылым кораблям я пела!
Я взывала к ветру, волны заклинала,
Милому поклоны с ними посылала».
Жил да был один Судак —
Удивительный чудак:
Жил не в море, жил не в речке
Жил у бабушки на печке!
Не успев туда вселиться,
Начал он, чудак, хвалиться:
— До чего мне повезло!
Тут и сухо и тепло!
Эй вы, щуки-судаки!
Вылезайте из реки!
Речка — это не квартира,
Там и холодно и сыро!
Не ходите, рыбы, в море —
В море вы хлебнете горя,
А у бабки на печи —
И блины и калачи!
Затопила бабка печь —
Калачей-блинов испечь.
И зажарился Судак…
А ведь мог бы жить,
Чудак!
Ты живешь недалеко от Белого моря,
Я живу недалеко от Черного моря,
Но наши сердца всегда вместе,
Любимая моя, любимая моя!
Ты проводишь по северным лесам,
Как теплый ветер Южного моря,
Но ты прекрасней всех звезд,
Любимая моя, любимая моя!
Я вижу тебя на вершинах гор,
Я вижу тебя в небесах синевы,
Но ты прекрасней всех звезд,
Любимая моя, любимая моя!
На море ночное мы оба глядели.
Под нами скала обрывалася бездной;
Вдали затихавшие волны белели,
А с неба отсталые тучки летели,
И ночь красотой одевалася звездной.
Любуясь раздольем движенья двойного,
Мечта позабыла мертвящую сушу,
И с моря ночного и с неба ночного,
Как будто из дальнего края родного,
Целебною силою веяло в душу.
Всю злобу земную, гнетущую, вскоре,
По-своему каждый, мы оба забыли,
Как будто меня убаюкало море,
Как будто твое утолилося горе,
Как будто бы звезды тебя победили.