Нищие слепцы и калеки
Переходят горы и реки,
Распевают песни про Алексия,
А кругом широкая Россия.Солнце подымается над Москвою,
Солнце садится за Волгой,
Над татарской Казанью месяц
Словно пленной турчанкой вышит.И летят исправничьи тройки,
День и ночь грохочут заводы,
Из Сибири доходят вести,
Что Второе Пришествие близко.Кто гадает, кто верит, кто не верит.
Солнце всходит и заходит…
Вот осилим страдное лето,
Ясной осенью видно будет.
Не райская разноцветная птичка
Прилетала на кленовую ветку
Поклевать зерна золотого,
А заря веселая ударяла
В разноцветные стекла светлицы.
В той светлице постель стоит несмята,
Не горит лампада перед Спасом,
Держит муж ременную плетку,
А жена молодая плачет.
После летнего дождя
Зелена кругом трава.Зелен ясень, зелен клен,
Желтый с белым весел дом.Окна красны от зари,
Ты в окошко посмотри.За некрашеным столом
Там Алешенька сидит.Словно яблочко щека,
Зубы точно жемчуга.Кудри — светлые шелка,
И глядит на облака.Что, Алеша, ты сидишь,
Лучше в поле выходи.А Алеша говорит:
«Никуда я не пойду.Пусть из Тулы привезут
Мне со скрипом сапоги.Как надену сапоги,
На веселый выйду луг, Под зеленый стану клен,
Пусть подивится народ».
Есть в литографиях забытых мастеров…
Неизъяснимое, но явное дыханье,
Напев суровых волн и шорохи дубов,
И разноцветных птиц на ветках колыханье.Ты в лупу светлую внимательно смотри
На шпаги и плащи у старомодных франтов,
На пристань, где луна роняет янтари
И стрелки серебрит готических курантов.Созданья легкие искусства и ума,
Труд англичанина, и немца, и француза!
С желтеющих листов глядит на нас сама
Беспечной старины улыбчивая муза.
Я не пойду искать изменчивой судьбы
В краю, где страусы, и змеи, и лианы.
Я сел бы в третий класс, и я поехал бы
Через Финляндию в те северные страны.Там в ледяном лесу удары топора,
Олени быстрые и медленные птицы,
В снежки на площади веселая игра,
И старой ратуши цветные черепицы.Там путник, постучав в гостеприимный дом,
Увидит круглый стол в вечернем полусвете.
Окончен день с его заботой и трудом,
Раскрыта Библия, и присмирели дети… Вот я мечтаю так, сейчас, на Рождестве
Здесь тоже холодно. Снег поле устилает.
И, как в Норвегии, в холодной синеве
Далекая звезда трепещет и пылает.
Когда скучна развернутая книга
И, обездоленные, мы мечтаем,
Кружки кармина, кубики индиго
Становятся затейливым Китаем.На глянцевитой плоскости фарфора,
Дыша духами и шурша шелками,
Встает пятиугольная Аврора
Над буколическими островками.И журавли, на север улетая,
Кричат над плоскогорьем цвета дыни,
Что знали о поэзии Китая
Лишь в Мейссене, в эпоху Марколини.
Где отцветают розы, где горит
Печальное полночное светило,
Источник плещется и говорит
О том, что будет, и о том, что было.Унынья вздохи, разрушенья вид,
В пустынном небе облаков ветрила…
Здесь, в черных зарослях, меж бледных плит
Твоей любви заветная могила.Твоей любви, поэт, твоей тоски…
На кладбище, в Шотландии туманной,
Осенних роз лелея лепестки,
Ей суждено остаться безымяннойИ только вздохам ветра передать
Невыплаканной песни благодать!
Фонарщик с лестницей, карабкаясь проворно,
Затеплил желтый газ над черною водой,
И плещется она размерно и минорно,
И отблеск красных туч тускнеет чередой.Там Бирона дворец и парусников снасти,
Здесь бледный луч зари, упавший на панель,
Здесь ветер осени, скликающий ненастье,
Срывает с призрака дырявую шинель.И вспыхивает газ по узким переулкам,
Где окна сторожит глухая старина,
Где с шумом городским, размеренным и гулким,
Сливает отзвук свой летейская волна.
О расставаньи на мосту
И о костре в ночном тумане
Вздохнул. А на окне в цвету
Такие яркие герани.Пылят стада, пастух поет…
Какая ясная погода.
Как быстро осень настает.
Уже пятнадцатого года.
Пустынна и длинна моя дорога,
А небо лучезарнее, чем рай,
И яхонтами на подоле Бога
Сквозь дым сияет горизонта край.И дальше, там, где вестницею ночи
Зажглась шестиугольная звезда,
Глядят на землю голубые очи,
Колышется седая борода.Но кажется, устав от дел тревожных,
Не слышит старый и спокойный Бог,
Как крылья ласточек неосторожных
Касаются его тяжелых ног.
Глядя на огонь или дремля
В опьяненьи полусонном —
Слышишь, как летит земля
С бесконечным, легким звоном.Слышишь, как растет трава,
Как жаз-банд гремит в Париже
И мутнеющая голова
Опускается все ниже.Так и надо. Голову на грудь
Под блаженный шорох моря или сада.
Так и надо — навсегда уснуть,
Больше ничего не надо.
Не было измены. Только тишина.
Вечная любовь, вечная весна.Только колыханье синеватых бус,
Только поцелуя солоноватый вкус.И шумело только о любви моей
Голубое море, словно соловей.Глубокое море у этих детских ног.
И не было измены — видит Бог.Только грусть и нежность, нежность вся до дна.
Вечная любовь, вечная весна.
Душа черства. И с каждым днем черствей.
— Я гибну. Дай мне руку. Нет ответа.
Еще я вслушиваюсь в шум ветвей.
Еще люблю игру теней и света… Да, я еще живу. Но что мне в том,
Когда я больше не имею власти
Соединить в создании одном
Прекрасного разрозненные части.
Напрасно пролита кровь,
И грусть, и верность напрасна —
Мой ангел, моя любовь,
И все-таки жизнь прекрасна.Деревья легко шумят,
И чайки кружат над нами,
Огромный морской закат
Бросает косое пламя…
Перед тем, как умереть,
Надо же глаза закрыть.
Перед тем, как замолчать,
Надо же поговорить.Звезды разбивают лед.
Призраки встают со дна —
Слишком быстро настает
Слишком нежная весна.И касаясь торжества,
Превращаясь в торжество,
Рассыпаются слова
И не значат ничего.
Я слышу — история и человечество,
Я слышу — изгнание или отечество.Я в книгах читаю — добро, лицемерие,
Надежда, отчаянье, вера, неверие.И вижу огромное, страшное, нежное,
Насквозь ледяное, навек безнадежное.И вижу беспамятство или мучение,
Где все, навсегда, потеряло значение.И вижу, вне времени и расстояния, —
Над бедной землей неземное сияние.
Теплый ветер веет с юга,
Умирает человек.
Это вьюга, это вьюга,
Это вьюга крутит снег.«Пожалей меня, подруга,
Так ужасно умирать!»
Только ветер веет с юга,
Да и слов не разобрать.— Тот блажен, кто умирает,
Тот блажен, кто обречен,
В миг, когда он все теряет,
Все приобретает он.«Пожалей меня, подруга!»
И уже ни капли сил.
Теплый ветер веет с юга,
С белых камней и могил.
Заметает быстро вьюга
Все, что в мире ты любил.
Как в Грецию Байрон, о, без сожаленья,
Сквозь звезды и розы, и тьму,
На голос бессмысленно-сладкого пенья…
— И ты не поможешь ему.Сквозь звезды, которые снятся влюбленным,
И небо, где нет ничего,
В холодную полночь — платком надушенным.
— И ты не удержишь его.На голос бессмысленно-сладкого пенья,
Как Байрон за бледным огнем,
Сквозь полночь и розы, о, без сожаленья…
— И ты позабудешь о нем.
В сумраке счастья неверного
Смутно горит торжество.
Нет ничего достоверного
В синем сияньи его.
В пропасти холода нежного
Нет ничего неизбежного,
Вечного нет ничего.Сердце твое опечалили
Небо, весна и вода.
Легкие тучи растаяли,
Легкая встала звезда.
Легкие лодки отчалили
В синюю даль навсегда.
Прислушайся к дальнему пенью
Эоловой арфы нежней —
То море широкою тенью
Ложится у серых камней.И голос летит из тумана:
— Я все потерял и забыл,
Печальная дочь океана,
Зачем я тебя полюбил.
Начало небо меняться,
Медленно месяц проплыл,
Словно быстрее подняться
У него не было сил.И розоватые звезды,
На розоватой дали,
Сквозь холодеющий воздух
Ярче блеснугь не могли.И погасить их не смела,
И не могла им помочь,
Только тревожно шумела
Черными ветками ночь.
Когда-нибудь и где-нибудь.
Не все ль равно?
Но розы упадут на грудь,
Звезда блеснет в окно
Когда-нибудь… Летит зеленая звезда
Сквозь тишину.
Летит зеленая звезда,
Как ласточка к окну —
В счастливый дом.И чье-то сердце навсегда
Остановилось в нем.
Закроешь глаза на мгновенье
И вместе с прохладой вдохнешь
Какое-то дальнее пенье,
Какую-то смутную дрожь.И нет ни России, ни мира,
И нет ни любви, ни обид —
По синему царству эфира
Свободное сердце летит.
Россия, Россия «рабоче-крестьянская»
И как не отчаяться! —
Едва началось твое счастье цыганское
И вот уж кончается.
Деревни голодные, степи бесплодные.
И лед твой не тронется —
Едва поднялось твое солнце холодное
И вот уже клонится.
Оцуп Оцуп где ты был
Я поэму сочинил
Съездил в Витебск в Могилев
Пусть похвалит ГумилевТак уж мной заведено
То поэма то пшено
То свинина то рассказ
Съезжу я еще не разСто мильонов накоплю
Бриллиантов накуплю
Посмотрите как я сыт
Толсторож и знаменитУдивив талантом мир
Жизнь окончу как банкир
Свой поглаживая пуп
Уж не Оцуп, не оцуп.
Печален мир. Все суета и проза.
Лишь женщины нас тешат да цветы.
Но двух чудес соединенье ты:
Ты женщина! Ты роза!
Сейчас я поведаю, граждане, вам
Без лишних присказов и слов,
О том, как погибли герой Гумилев
И юный грузин Мандельштам.Чтоб вызвать героя отчаянный крик,
Что мог Мандельштам совершить?
Он в спальню красавицы тайно проник
И вымолвил слово «любить».Грузина по черепу хрястнул герой
И вспыхнул тут бой, гомерический бой.
Навек без ответа остался вопрос:
Кто выиграл, кто пораженье понес? Наутро нашли там лишь зуб золотой,
Вонзенный в откушенный нос.
В Испании два друга меж собой
Поспорили, кому владеть Арбой.
До кулаков дошло. Приятелю приятель
Кричит: «Мошенник, вор, предатель».
А им все не решить вопрос…
Тут, под шумок, во время периптий
Юрк и арбу увез
Испанец третий.
Друзьям урок: как об арбе ни ной,
На ней катается другой.
Мы дышим предчувствием снега и первых морозов,
Осенней листвы золотая колышется пена,
А небо пустынно, и запад томительно розов,
Как нежные губы, что тронуты краской Дорэна.Желанные губы подкрашены розой заката,
И душные волосы пахнут о скошенном сене…
С зеленой земли, где друг друга любили когда-то,
Мы снова вернулись сюда — неразлучные тени.Шумят золотые пустынные рощи блаженных,
В стоячей воде отражается месяц Эреба,
И в душах печальная память о радостях пленных,
О вкусе земных поцелуев, и меда, и хлеба…
Пожалейте меня, сир!
Я давно позабыл мир,
Я скитаюсь двенадцать лет,
У меня ничего нет!«Для того чтоб таких жалеть
У меня хороша плеть.
У меня молоток-гвоздь
Прямо в кость, дорогой гость».
Ужели все мечтать? Ужели все надеяться?
И только для того,
Чтобы закрыть глаза и по ветру развеяться,
Не помня ничего.И некому сказать, как это называется…
Еще шумит гроза,
Еще сияет день, но сами закрываются
Усталые глаза.
Это качается сосна
И убаюкивает слух.
Это последняя весна
Рассеивает первый пух.Я жил и стало грустно мне
Вдруг, неизвестно отчего.
Мне стало страшно в тишине
Биенье сердца моего.
Прорезываются почки
(Как сыро в беседке),
Развертываются листочки
На оттаявшей ветке.Во все закоулки сада
Тепло проникает,
И прошлогодняя падаль
Догнивать начинает.Сладко нам в лучах серебристых,
Да и некуда деться…
Ничего, что сгнием так быстро,
Только б согреться.
Как осужденные, потерянные души
Припоминают мир среди холодной тьмы,
Блаженней с каждым днем и с каждым часом глуше
Наш чудный Петербург припоминаем мы.Быть может, города другие и прекрасны…
Но что они для нас! Нам не забыть, увы,
Как были счастливы, как были мы несчастны
В туманном городе на берегу Невы.
Если все, для чего мы росли
И скучали, и плакали оба,
Будет кончено горстью земли
О поверхность соснового гроба, Если новая жизнь, о душа,
Открывается в черной могиле,
Как должна быть она хороша,
Чтобы мы о земной позабыли.