Я хотел бы улыбнуться,
Отдохнуть, домой вернуться…
Я хотел бы так немного,
То, что есть почти у всех,
Но что мне просить у Бога —
И бессмыслица и грех.
И.О. Поговори со мной о пустяках,
О вечности поговори со мной.
Пусть, как ребенок, на твоих руках
Лежат цветы, рожденные весной.Так беззаботна ты и так грустна.
Как музыка, ты можешь все простить.
Ты так же беззаботна, как весна,
И, как весна, не можешь не грустить.
Мне больше не страшно. Мне томно.
Я медленно в пропасть лечу
И вашей России не помню
И помнить ее не хочу.И не отзываются дрожью
Банальной и сладкой тоски
Поля с колосящейся рожью,
Березки, дымки, огоньки…
Памяти провалы и пустоты.
Я живу… Но как же так? Постой
… Чайка ловко ловит нечистоты
Из волны лазурно-золотой.Проглотив какую-нибудь пакость,
Весело взметает в синеву…
Малоутешительно — однако
Никаких сомнений — я живу!
За столько лет такого маянья
По городам чужой земли
Есть от чего прийти в отчаянье,
И мы в отчаянье пришли.— В отчаянье, в приют последний,
Как будто мы пришли зимой
С вечерни в церковке соседней,
По снегу русскому, домой.
Меня уносит океан
То к Петербургу, то к Парижу.
В ушах тимпан, в глазах туман,
Сквозь них я слушаю и вижу —Сияет соловьями ночь,
И звезды, как снежинки, тают,
И души — им нельзя помочь —
Со стоном улетают прочь,
Со стоном в вечность улетают.
Моей тоски не превозмочь,
Не одолеть мечты упорной;
Уже медлительная ночь
Свой надвигает призрак чёрный.Уже пустая шепчет высь
О часе горестном и близком.
И тени красные слились
Над солнечным кровавым диском.И всё несносней и больней
Мои томления и муки.
Схожу с гранитных ступеней,
К закату простираю руки.Увы — безмолвен, как тоска,
Он — инок. Он — Божий. И буквы устава
Все мысли, все чувства, все сказки связали.
В душе его травы, осенние травы,
Печальные лики увядших азалий.Он изредка грезит о днях, что уплыли.
Но грезит устало, уже не жалея,
Не видя сквозь золото ангельских крылий,
Как в танце любви замерла Саломея.И стынет луна в бледно-синей эмали,
Немеют души умирающей струны…
А буквы устава все чувства связали, -
И блекнет он, Божий, и вянет он, юный.
Погляди, бледно-синее небо покрыто звездами,
А холодное солнце еще над водою горит,
И большая дорога на запад ведет облаками
В золотые, как поздняя осень, Сады Гесперид.Дорогая моя, проходя по пустынной дороге,
Мы, усталые, сядем на камень и сладко вздохнем,
Наши волосы спутает ветер душистый, и ноги
Предзакатное солнце омоет прохладным огнем.Будут волны шуметь, на печальную мель набегая,
Разнесется вдали заунывная песнь рыбака…
Это все оттого, что тебя я люблю, дорогая,
Больше теплого ветра, и волн, и морского песка.В этом темном, глухом и торжественном мире — нас двое.
Оттого и томит меня шорох травы,
Что трава пожелтеет и роза увянет,
Что твое драгоценное тело, увы,
Полевыми цветами и глиною станет.
Даже память исчезнет о нас… И тогда
Оживет под искусными пальцами глина
И впервые плеснет ключевая вода
В золотое, широкое горло кувшина.
Стоило ли этого счастье безрассудное
Все-таки возможное? О, конечно, да
Птицей улетевшее в небо изумрудное,
Где переливается вечерняя звезда.Будьте легкомысленней, будьте легковернее.
Если вам не спится — выдумывайте сны.
Будьте, если можете, как звезда вечерняя
Так же упоительны, так же холодны.
Волны шумели: «Скорее, скорее!»
К гибели легкую лодку несли,
Голубоватые стебли порея
В красный туман прорастали с земли.Горы дымились, валежником тлея,
И настигали их с разных сторон, —
Лунное имя твое, Лорелея,
Рейнская полночь твоих похорон.… Вот я иду по осеннему саду
И папиросу несу, как свечу.
Вот на скамейку чугунную сяду,
Брошу окурок. Ногой растопчу.
Игорю СеверянинуЯ долго ждал послания от Вас,
Но нет его и я тоской изранен.
Зачем Вы смолкли, Игорь Северянин,
Там в городе, где гам и звон кирас? Ночь надо мной струит златой экстаз,
Дрожит во мгле неверный лук Дианин…
Ах, мир ночной загадочен и странен,
И кажется, что твердь с землей слилась.Звучит вдали Шопеновское скерцо,
В томительной разлуке тонет сердце,
Лист падает и близится зима.Уж нет ни роз, ни ландышей, ни лилий;
Я здесь грущу, и Вы меня забыли…
Зима все чаще делала промахи,
Незаметно растаяли снега и льды.
И вот уже радостно одеты сады
Пахучими цветами черемухи.В зелени грустит мраморный купидон
О том, что у него каменная плоть.
Девушка к платью спешит приколоть
Полураспустившийся розовый бутон.Ах, ранняя весна, как мила мне ты!
Какая неожиданная радость для глаз:
Проснувшись утром, увидеть тотчас
Залитые веселым солнцем цветы.
Луна взошла совсем как у Вэрлена:
Старинная, в изысканном уборе,
И синие лучи упали в море.«Зачем тобой совершена измена»…
Рыдал певец, томясь в мишурном горе,
И сонная у скал шуршала пена.
Любовь Николаевне БорэВ залив, закатной кровью обагренный,
Садилось солнце. Матовый кристалл
Луны оранжевой медлительно всплывал,
Дробясь и рдея в зыби вод бессонной.Рукою опершись о пьедестал
Богини мраморной, с улыбкой благосклонной
Красавица внимала, как влюбленный
Слова признанья нежно ей шептал: «Прелестней Вас в златых полях едва ли
Аркадии божественной встречали
Или в садах счастливых гесперид! Сладчайшие сулите Вы надежды»…
Она ж в ответ, склонив с усмешкой вежды:
Скакал я на своем коне к тебе, о любовь.
Душа стремилась в сладком сне к тебе, о любовь.Я слышал смутно лязг мечей и пение стрел,
Летя от осени к весне к тебе, о любовь.За Фебом рдяно-золотым я несся вослед,
Он плыл на огненном руне к тебе, о любовь.И в ночь я не слезал с коня, узды не кидал,
Спеша, доверившись луне, к тебе, о любовь.Врагами тайно окружен, изранен я был,
Но все стремился к вышине, к тебе, о любовь.Истекши кровью, я упал на розовый снег…
Лечу, лечу, казалось мне, к тебе, о любовь.
«Люблю», — сказал поэт Темире,
Она ответила: «И я».
Гремя на сладкострунной лире,
«Люблю», — сказал поэт Темире…
И все они забыли в мире
Под сенью дуба у ручья.
«Люблю», — сказал поэт Темире…
Она ответила: «И я».
Птица упала. Птица убита…
В небе пылают кровавые зори.
Из изумруда, из хризолита
В пурпуре света пенится море.В небе сиянье, в небе прощенье,
К грезам весенним дорога открыта…
Пена морская мрачною тенью
Бьется о берег. Птица убита.
Склонились на клумбах тюльпаны,
Туманами воздух пропитан.
Мне кажется, будто бы спит он,
Истомой весеннею пьяный.Луна, альмадинов кровавей,
Над садом медлительно всплыла
И матовый луч уронила
На тускло мерцающий гравий.Иду у реки осторожно…
Боюсь Водяного — утопит.
Томления кубок не допит,
Но больше мечтать — невозможно…
Солнце разлилось по спелым вишням,
Сверкая радостно и томя.
Своим мечом — сиянием пышным —
Землю ударило плашмя.И стали дали великолепней,
Чем светом луны опаленный лед…
Мой дух восторженный, окрепни
И славь царя, победный лет!
Заколдованы утром дома,
И безлюдье чарует меня,
И баюкает свежесть меня.
В небе — крылья морозного дня.Одинокие люди идут,
Но все тихо, как будто их нет.
Никого, никого будто нет…
В вышине — бледно-розовый свет.
Снегом наполнена урна фонтана,
Воды замерзшие больше не плачут.
Нимфа склонилась в тоске у бассейна,
С холодом зимним бороться не в силах.Всплыло печальное светлое солнце,
Белую землю стыдливо пригрело,
Вспомнила нимфа зеленые листья,
Летнее солнце в закатной порфире, Брызги фонтана в прозрачности милой,
Лунную негу и вздохи влюбленных…
Слезы из глаз у нее полилися,
Тихо к подножью стекая.
Луна упала в бездну ночи,
Дремавший ветер окрылив,
И стал тревожней и короче —
Уже невидимый — прилив.И мрака черная трясина
Меня объяла тяжело.
И снова сердце без причины
В печаль холодную ушло.Я ждал — повеют ароматы,
Я верил — вспыхнут янтари…
…И в полумгле зеленоватой
Зажегся тусклый нимб зари.
Грааль Арельскому.
В ответ на Его послание.Гостиная. Кудрявый купидон
Румянится, как розовая астра.
Азалии горят закатом страстно,
А я мечтой творю весенний сон.Любовь томит. Я сладко опален
Юноною, но не из алебастра.
Ах, что мне смерть и грозы Зороастра —
Рука моя сильнее всех времен.Едва ль когда под солнцем иль луной
Любовнее чем Ваш, Грааль Арельский,
Сонет сверкал истомно-кружевной! Кладу его я в ящичек карельский…
Месяц стал над белым костелом,
Старый сад шепнул мне: «Усни»…
Звезды вечера перед Божьим престолом
Засветили тихие огни.И плывут кружевные туманы,
Белым флером все заволокли.
Я иду сквозь нежный сумрак, пьяный
Тонким дыханием земли.Мной владеет странная истома,
Жаля душу, как прожитые дни.
Шелест сада грустно-знакомый
Неотступно шепчет: «Усни»…
Мертвую девушку в поле нашли.
Вялые травы ей стан оплели.Взоры синели, как вешние льды.
В косах — осколки вечерней звезды.Странной мечтою туманился лик.
Серый ковыль к изголовью приник.Плакала тихо вечерняя мгла.
Небо шептало, что осень пришла…
1Ах, небосклон светлее сердолика:
Прозрачен он и холоден и пуст.
Кровавится среди полей брусника
Как алость мертвых уст.Минорной музыкой звучат речные струи,
Скользят над влагой тени лебедей,
А осени немые поцелуи
Все чаще, все больней.2Маскарад был давно, давно окончен,
Но в темном зале маски бродили,
Только их платья стали тоньше:
Точно из дыма, точно из пыли.Когда на рассвете небо оплыло,
Вновь сыплет осень листьями сухими
На мерзлую землю.
Вновь я душой причастен светлой схиме
И осени внемлю.
Душа опять златой увита ложью,
И радостна мука.
Душа опять, стремясь по бездорожью,
Ждет трубного звука.
Вновь солнце Божие плывет, деля туманы,
К обманному раю.
Укрепился в благостной вере я,
Схима святая близка.
Райские сини преддверия,
Быстрые бегут облака.
Я прощаюсь с былью любимою,
Покидаю мой милый мир.
Чтоб одеться солнечной схимою,
В дальний путь иду наг и сир.
В сердце розы Христовы рдяные,
Цепь моя не тяжка,
Господня грудь прободенная
Точит воду и кровь,
Учит верить в любовь
Грудь, копнем прободенная.Рдеет злостью роз
Грудь Христова пронзенная,
Каплет кровь, осветленная
Нежным веяньем роз.Кровью земля окропленная
Видит — воскрес Христос.
В небо ангел вознес
Одежды его осветленные…
Теперь, когда быстрее лавы
Текут блистательные дни,
Пред гордым «Памятником Славы»,
Поэт, колена преклони.За честь и правду гибнут люди,
Полмира в дыме и огне,
И в эти дни, как весть о чуде, —
Над медью лавров и орудий
Суровый ангел в вышине.
Я вижу ясно тот жестокий бой,
Треск пулеметов и снарядов вой,
Простреленных знамен столетний шелк,
Твоих знамен, Конногвардейский полк! Смерть не страшна и слава впереди.
Самоотверженья огонь в груди.
Лети, молва, чтоб Родине принесть
О брани славной и победе весть! Сломил героев схватки бурелом,
И ангел смерти осенил крылом,
Но вечности их память предана
И доблестью покрыты имена.
О, твердость, о, мудрость прекрасная
Родимой страны!
Какая уверенность ясная
В исходе войны! Не стало ли небо просторнее,
Светлей облака?
Я знаю: воители горние —
За наши войска.Идут с просветленными лицами
За родину лечь, —
Над ними — небесные рыцари
С крылами у плеч.И если устали, ослабли мы,
Уносит все поток времен и смерти,
Но не исчезнет память на земле
О маленьком народе — и Альберте,
Геройского народа короле.Покой и труд в отчизне процветали,
Но грянул гром губительной войны,
И пред лицом ее — бельгийцы стали
Все, как один, — за честь родной страны.И наглецов остановилась лава,
Урок непоправимый получа!
Хвала бельгийцам и Альберту слава.
Поднявший меч — да сгинет от меча!