О, веселый дождь осенний,
Вечный — завтра и вчера!
Все беспечней, совершенней
Однозвучная игра.Тучны, грязны и слезливы,
Оседают небеса.
Веселы и шепотливы
Дождевые голоса.О гниеньи, разложеньи
Все твердят — не устают,
О всеобщем разрушеньи,
Умирании поют.О болезни одинокой,
О позоре и скорбях
Жизни нашей темноокой,
Где один властитель — Страх.И, пророчествам внимая,
Тупо, медленно живу,
Равнодушно ожидая
Их свершенья наяву.Помню, было слово: крылья…
Или брежу? Все равно!
Без борьбы и без усилья
Опускаюсь я на дно.
Ни воли, ни умелости,
Друзья мне — как враги…
Моей безмерной смелости,
Господь, о помоги!
Ни ясности, ни знания,
Ни силы быть с людьми…
Господь, мои желания,
Желания прими!
Ни твёрдости, ни нежности…
Ни бодрости в пути…
Господь, мои мятежности
И дерзость освяти!
Я в слабости, я в тленности
Стою перед Тобой.
Во всей несовершенности
Прими меня, укрой.
Не дам Тебе смирения, —
Оно — удел рабов, —
Не жду я всепрощения,
Забвения грехов,
Я верю — в Оправдание…
Люби меня, зови!
Сожги моё страдание
В огне Твоей Любви!
Что мне делать с тайной лунной?
С тайной неба бледно-синей,
С этой музыкой бесструнной,
Со сверкающей пустыней?
Я гляжу в нее — мне мало,
Я люблю — мне не довольно…
Лунный луч язвит, как жало, -
Остро, холодно и больно.
Я в лучах блестяще-властных
Умираю от бессилья… Ах, когда б из нитей ясных
Мог соткать я крылья, крылья!
О, Астарта! Я прославлю
Власть твою без лицемерья,
Дай мне крылья! Я расправлю
Их сияющие перья,
В сине-пламенное море
Кинусь в жадном изумленьи,
Задохнусь в его просторе,
Утону в его забвеньи…
Минута бессилья…
Минута раздумия…
И сломлены крылья
Святого безумия.
Стою над могилой,
Где спит дерзновение…
О, все это было —
Веселье, волнение,
И радость во взоре
Молитвенно-чистая,
Весенние зори,
Сирень восьмилистая…
Ужель это было?
Какое обманное!
Стою над могилой
С надеждою странною…
Под пылью и прахом
Ищу я движения,
С молитвой, со страхом
Я жду — воскресения…
Но ждать все страшнее…
Стою без защиты я…
Смеется, чернея,
Могила открытая;
Я требую чуда
Душою всесильною…
Но веет оттуда —
Землею могильною…
Щетинятся сталью, трясясь от страха,
Залезли за пушки, примкнули штык,
Но бегает глаз под серой папахой,
Из черного рта — истошный рык…
Присел, но взгудел, отпрянул кошкой…
А любо! Густа темь на дворе!
Скользнули пальцы, ища застежку,
По смуглым пятнам на кобуре…
Револьвер, пушка, ручная граната ль, —
Добру своему ты господин.
Иди, выходи же, заячья падаль!
Ведь я безоружен! Я один!
Да крепче винти, завинчивай гайки.
Нацелься… Жутко? Дрожит рука?
Мне пуля — на миг… А тебе нагайки,
Тебе хлысты мои — на века!
Изнемогаю от усталости,
Душа изранена, в крови…
Ужели нет над нами жалости,
Ужель над нами нет любви? Мы исполняем волю строгую,
Как тени, тихо, без следа,
Неумолимою дорогою
Идем — неведомо куда.И ноша жизни, ноша крестная.
Чем далее, тем тяжелей…
И ждет кончина неизвестная
У вечно запертых дверей.Без ропота, без удивления
Мы делаем, что хочет Бог.
Он создал нас без вдохновения
И полюбить, создав, не мог.Мы падаем, толпа бессильная,
Бессильно веря в чудеса,
А сверху, как плита могильная,
Слепые давят небеса.
Угодила я тебе травой,
зеленями да кашками,
ширью моей луговой,
сердцами золотыми — ромашками.Ты про них слагаешь стихи,
ты любишь меня играющей…
Кто же раны мои да грехи
покроет любовью прощающей? Нет, люби ядовитый туман,
что встает с болотца поганого,
подзаборный сухой бурьян,
мужичка моего пьяного… А коль тут — презренье и страх,
коли видишь меня красивою,
заблудись же в моих лесах,
ожигайся моей крапивою! Не открою тому лица,
кто красу мою ищет показную,
кто не принял меня до конца,
безобразную, грязную…
В стране, где все необычайно,
Мы сплетены победной тайной.
Но в жизни нашей, не случайно,
Разъединяя нас, легло
Меж нами темное стекло.
Разбить стекла я не умею.
Молить о помощи не смею;
Приникнув к темному стеклу,
Смотрю в безрадужную мглу,
И страшен мне стеклянный холод…
Любовь, любовь! О дай мне молот,
Пусть ранят брызги, все равно,
Мы будем помнить лишь одно,
Что там, где все необычайно.
Не нашей волей, не случайно,
Мы сплетены последней тайной… Услышит Бог. Кругом светло.
Он даст нам сил разбить стекло.
Царица вечно-ясная,
Душа моей души!
Зову тебя, прекрасная,
Зову тебя, спеши!
Но знаю, на свидание
Придёшь ты не одна:
Придёт моё страдание,
Мой грех, моя вина.
И пред тобой, обиженной,
Склоняться буду ниц.
И слёзы пить униженно
С опущенных ресниц.
Прости мне! Бесконечности
В любви я не достиг.
Творю тебя не в вечности, —
Творю на краткий миг.
Приходишь ты, рождённая
Лишь волею моей.
И, волею зажжённая,
Погаснешь вместе с ней.
Шатаясь, отодвинешься, —
Чуть ослабею я…
И молча опрокинешься
Во мглу небытия.
Есть счастье у нас, поверьте,
И всем дано его знать.
В том счастье, что мы о смерти
Умеем вдруг забывать.
Не разумом, ложно-смелым.
(Пусть знает, — твердит свое),
Но чувственно, кровью, телом
Не помним мы про нее.О, счастье так хрупко, тонко:
Вот слово, будто меж строк;
Глаза больного ребенка;
Увядший в воде цветок, —
И кто-то шепчет: «Довольно!»
И вновь отравлена кровь,
И ропщет в сердце безвольном
Обманутая любовь.Нет, лучше б из нас на свете
И не было никого.
Только бы звери, да дети,
Не знающие ничего.
Спеленут, лежу, покорный,
Лежу я очень давно;
А месяц, чёрный-пречёрный,
Глядит на меня в окно.
Мне страшно, что месяц чёрный…
А, впрочем, — не всё ль равно?
Когда-то я был упорный,
Вил цепь, за звеном звено…
Теперь, как пес подзаборный,
Лежу да твержу одно:
И чём мой удел позорный?
Должно быть, так суждено.
Водицы бы мне наговорной, —
Да нет её, не дано;
Чьей силою чудотворной
Вода перейдет в вино?
И страх мой — и тот притворный:
Я рад, что кругом темно,
Что месяц корявый, чёрный,
Глядит на меня в окно.
Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни,
Как ветер черный, поешь: ты мой!
Я древний хаос, я друг твой давний,
Твой друг единый, — открой, открой! Держу я ставни, открыть не смею,
Держусь за ставни и страх таю.
Храню, лелею, храню, жалею
Мой луч последний — любовь мою. Смеется хаос, зовет безокий:
Умрешь в оковах, — порви, порви!
Ты знаешь счастье, ты одинокий,
В свободе счастье — и в Нелюбви. Охладевая, творю молитву,
Любви молитву едва творю…
Слабеют руки, кончаю битву,
Слабеют руки… Я отворю!
Небеса унылы и низки,
Но я знаю — дух мой высок.
Мы с тобой так странно близки,
И каждый из нас одинок.Беспощадна моя дорога,
Она меня к смерти ведет.
Но люблю я себя, как Бога, -
Любовь мою душу спасет.Если я на пути устану,
Начну малодушно роптать,
Если я на себя восстану
И счастья осмелюсь желать, -Не покинь меня без возврата
В туманные, трудные дни.
Умоляю, слабого брата
Утешь, пожалей, обмани.Мы с тобою единственно близки,
Мы оба идем на восток.
Небеса злорадны и низки,
Но я верю — дух наш высок.
Над темностью лампады незажженной
Я увидал сияющий отсвет.
Последним обнаженьем обнаженной
Моей душе — пределов больше нет.Желанья были мне всего дороже…
Но их, себя, святую боль мою,
Молитвы, упованья, — все, о Боже,
В Твою Любовь с любовью отдаю.И этот час бездонного смиренья
Крылатым пламенем облек меня.
Я властен властью — Твоего веленья,
Одет покровом — Твоего огня.Я к близкому протягиваю руки,
Тебе, Живому, я смотрю в Лицо,
И, в светлости преображенной муки,
Мне легок крест, как брачное кольцо.
Белый праздник, — рождается предвечное Слово,
белый праздник идёт, и снова —
вместо ёлочной, восковой свечи,
бродят белые прожекторов лучи,
мерцают сизые стальные мечи,
вместо ёлочной, восковой свечи.
Вместо ангельского обещанья,
пропеллера вражьего жужжанья,
подземное страданье ожиданья,
вместо ангельского обещанья.Но вихрям, огню и мечу
покориться навсегда не могу,
я храню восковую свечу,
я снова её зажгу
и буду молиться снова:
родись, предвечное Слово!
затепли тишину земную,
обними землю родную…
Ночные знаю странные прозрения:
Когда иду навстречу тишине,
Когда люблю её прикосновения,
И сила яркая растёт во мне.
Колдует ли душа моя иль молится, —
Не ведаю; но радостна мне весть…
Я чую, время пополам расколется,
И будущее будет тем, что есть.
Все чаянья, — все дали и сближения, —
В один великий круг заключены.
Как ветер огненный, — мои хотения,
Как ветер, беспреградны и властны.
И вижу я, — на ком-то загораются
Сияньем новым белые венцы…
Над временем, во мне, соприкасаются
Начала и концы.
Полуувядших лилий аромат
Мои мечтанья легкие туманит.
Мне лилии о смерти говорят,
О времени, когда меня не станет.
Мир — успокоенной душе моей.
Ничто ее не радует, не ранит.
Не забывай моих последних дней,
Пойми меня, когда меня не станет.
Я знаю, друг, дорога не длинна,
И скоро тело бедное устанет.
Но ведаю: любовь, как смерть, сильна.
Люби меня, когда меня не станет.
Мне чудится таинственный обет…
И, ведаю, он сердца не обманет, —
Забвения тебе в разлуке нет!
Иди за мной, когда меня не станет.
А вы никогда не видали?
В саду или в парке — не знаю,
Везде зеркала сверкали.
Внизу, на поляне, с краю,
Вверху, на березе, на ели.
Где прыгали мягкие белки,
Где гнулись мохнатые ветки, -
Везде зеркала блестели.
И в верхнем — качались травы,
А в нижнем — туча бежала…
Но каждое было лукаво,
Земли иль небес ему мало, -
Друг друга они повторяли,
Друг друга они отражали…
И в каждом — зари розовенье
Сливалось с зеленостью травной;
И были, в зеркальном мгновеньи,
Земное и горнее — равны.
День вечерен, тихи склоны,
Бледность, хрупкость в небесах,
И приземисты суслоны
На закошенных полях.
Ближний лес узорно вышит
Первой ниткой золотой
И, притайный, — тайной дышит.
Темной свежестью грибной.
В бело-перистом тумане,
Зыбко взреявшем, сыром,
Грезят сизые елани
Об осеннем, о ночном.
Чуть звенит по глади росной
Чья-то песня, чей-то крик…
Под горой, на двухколесной
Едет пьяненький мужик.
Над разлапистой сосною
Раскричалось вороньё.
Всё мне близко. Всё родное.
Всё мне нужно. Всё моё.
Какой сегодня пятнистый день:
То оживляю дугу блестящую,
То вижу солнца слепого тень,
По ширмам рдяной иглой скользящую.Какой на сердце бесстыдный страх!
Какие мысли во мне безумятся!
И тьмы и светы в моих стенах.
Автомобили поют на улице.Неверно солнце и лжет дождем.
Но дождь январский еще невернее.
Мороз ударит, как кистенем.
В кристаллы мгленье сожмёт вечернее.А я не выйду, — куда во мгу
Пойду по льду я, в туманы талые?
Там жгут, колдуя, во льду, в снегу,
На перекрестках жаровни алые.