На базаре кричал народ,
Пар вылетал из булочной.
Я запомнила алый рот
Узколицей певицы уличной.В темном — с цветиками — платке,
— Милости удостоиться
Ты, потупленная, в толпе
Богомолок у Сергий-Троицы, Помолись за меня, краса
Грустная и бесовская,
Как поставят тебя леса
Богородицей хлыстовскою27 июня 1916
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и вам, о, царь, хвала!
Но выше вас, цари, колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
Оплетавшие — останутся.
Дальше — высь.
В час последнего беспамятства
Не́ очнись.
У лунатика и гения
Нет друзей.
В час последнего прозрения
Не́ прозрей.
Я — глаза твои. Совиное
Око крыш.
Буду звать тебя по имени —
Не́ расслышь.
Я — душа твоя: Урания:
В боги — дверь.
В час последнего слияния
Не́ проверь!
Семеро, семеро
Славлю дней!
Семь твоих шкур твоих
Славлю, Змей!
Пустопорожняя
Дань земле —
Старая кожа
Лежит на пне.
Старая сброшена, —
Новой жди!
Старую кожу,
Прохожий, жги!
Чтоб уж и не было
Нам: вернись!
Чтобы ни следу
От старых риз!
Снашивай, сбрасывай
Старый день!
В ризнице нашей —
Семижды семь!
Как много забвением темным
Из сердца навек унеслось!
Печальные губы мы помним
И пышные пряди волос,
Замедленный вздох над тетрадкой
И в ярких рубинах кольцо,
Когда над уютной кроваткой
Твое улыбалось лицо.
Мы помним о раненых птицах
Твою молодую печаль
И капельки слез на ресницах,
Когда умолкала рояль.
Медленный дождик идёт и идёт,
Золото мочит кудрей.
Девочка тихо стоит у дверей,
Девочка ждёт.
Серые тучи, а думы серей,
Дума: «Придёт? Не придёт?»
Мальчик, иди же, беги же скорей:
Девочка ждёт!
С каждым мгновеньем, летящим вперёд,
Детское сердце мудрей.
Долго ли, мальчик, у первых дверей
Девочка ждёт?
В оны дни певала дрема
По всем селам-деревням:
— Спи, младенец! Не то злому
Псу-татарину отдам! Ночью черной, ночью лунной —
По Тюрингии холмам:
— Спи, германец! Не то гунну
Кривоногому отдам! Днесь — по всей стране богемской
Да по всем ее углам:
— Спи, богемец! Не то немцу,
Пану Гитлеру отдам! 28 марта
Наше сердце тоскует о пире
И не спорит и всё позволяет.
Почему же ничто в этом мире
Не утоляет?
И рубины, и розы, и лица, —
Всё вблизи безнадёжно тускнеет.
Наше сердце о книги пылится,
Но не умнеет.
Вот и юг, — мы томились по зною…
Был он дерзок, — теперь умоляет…
Почему же ничто под луною
Не утоляет?
Не моя печаль, не моя забота,
Как взойдёт посев,
То не я хочу, то огромный кто-то:
И ангел и лев.
Стерегу в глазах молодых — истому,
Черноту и жар.
Так от сердца к сердцу, от дома к дому
Вздымаю пожар.
Разметались кудри, разорван ворот…
Пустота! Полёт!
Облака плывут, и горящий город
Подо мной плывёт.
Горечь! Горечь! Вечный привкус
На губах твоих, о страсть!
Горечь! Горечь! Вечный искус —
Окончательнее пасть.
Я от горечи — целую
Всех, кто молод и хорош.
Ты от горечи — другую
Ночью за́ руку ведёшь.
С хлебом ем, с водой глотаю
Горечь-горе, горечь-грусть.
Есть одна трава такая
На лугах твоих, о Русь.
И была у Дон-Жуана — шпага,
И была у Дон-Жуана — Донна Анна.
Вот и всё, что люди мне сказали
О прекрасном, о несчастном Дон-Жуане.
Но сегодня я была умна:
Ровно в полночь вышла на дорогу,
Кто-то шел со мною в ногу,
Называя имена.
И белел в тумане посох странный…
— Не было у Дон-Жуана — Донны Анны!
Опять сияющим крестам
Поют хвалу колокола.
Я вся дрожу, я поняла,
Они поют: «и здесь и там».
Улыбка просится к устам,
Ещё стремительней хвала…
Как ошибиться я могла?
Они поют: «не здесь, а там».
О, пусть сияющим крестам
Поют хвалу колокола…
Я слишком ясно поняла:
«Ни здесь, ни там… Ни здесь, ни там»…
Ты пишешь перстом на песке,
А я подошла и читаю.
Уже седина на виске.
Моя голова — золотая.Как будто в песчаный сугроб
Глаза мне зарыли живые.
Так дети сияющий лоб
Над Библией клонят впервые.Уж лучше мне камень толочь!
Нет, горлинкой к воронам в стаю!
Над каждой песчинкою — ночь.
А я все стою и читаю.
Наши встречи, — только ими дышим все мы,
Их предчувствие лелея в каждом миге, —
Вы узнаете, разрезав наши книги.
Всё, что любим мы и верим — только темы.
Сновидение друг другу подарив, мы
Расстаёмся, в жажде новых сновидений,
Для себя и для другого — только тени,
Для читающих об этом — только рифмы.
«Тает царевна, как свечка,
Руки сложила крестом,
На золотое колечко
Грустно глядит». — «А потом?»
«Вдруг за оградою — трубы!
Рыцарь летит со щитом.
Расцеловал ее в губы,
К сердцу прижал». — «А потом?»
«Свадьбу сыграли на диво
В замке ее золотом.
Время проводят счастливо,
Деток растят». — «А потом?»
Через снега, снега —
Слышишь голос, звучавший ещё в Эдеме?
Это твой слуга
С тобой говорит, Господин мой — Время.
Чёрных твоих коней
Слышу топот.
Нет у тебя верней
Слуги́ — и понятливей ученицы.
Рву за цветком цветок,
И целует, целует мой рот поющий.
— О бытие! Глоток
Горячего грога на сон грядущий!
Пока огнями смеётся бал,
Душа не уснёт в покое.
Но имя Бог мне иное дал:
Морское оно, морское!
В круженье вальса, под нежный вздох
Забыть не могу тоски я.
Мечты иные мне подал Бог:
Морские они, морские!
Поёт огнями манящий зал,
Поёт и зовёт, сверкая.
Но душу Бог мне иную дал:
Морская она, морская!
Ночного гостя не застанешь…
Спи и проспи навек
В испытаннейшем из пристанищ
Сей невозможный свет.Но если — не сочти, что дразнит
Слух! — любящая — чуть
Отклонится, но если навзрыд
Ночь и кифарой — грудь… То мой любовник лавролобый
Поворотил коней
С ристалища. То ревность Бога
К любимице своей.2 июля
Древняя тщета течет по жилам,
Древняя мечта: уехать с милым! К Нилу! (Не на грудь хотим, а в грудь!)
К Нилу — иль еще куда-нибудьДальше! За предельные пределы
Станций! Понимаешь, что из телаВон — хочу! (В час тупящихся вежд
Разве выступаем — из одежд?)…За потустороннюю границу:
К Стиксу!..7 октября
Встают, встают за дымкой синей
Зелёные холмы.
В траве, как прежде, маргаритки,
И чьи-то глазки у калитки…
Но этой сказки героини
Апрельские — не мы!
Ты улыбнулась нам, Мария,
(Ты улыбалась снам!)
Твой лик, прозрачней анемоны,
Мы помним в пламени короны…
Но этой встречи феерия
Апрельская — не нам!