В водах есть рыбы, — и боги есть рыб.
В воздухе птицы, — есть боги крылаты.
В травах свернулась змея вперегиб, —
Вещий есть Змей, бог любви, хоть проклятый.
Боги лесные — как волки глядят,
Боги ночные — как враны.
Боги дневные — как солнечный взгляд,
Боги бесчасья — слепые туманы.
Люди всегда о богах говорят,
Им отдают все несчетные страны.
Сами богами над Миром мы здесь
Будем, — он наш будет весь!
Трава-хвалиха взрощена пустыней,
Четыре цвета есть на ней,
Багряно-красный цвет, зеленый, черный, синий,
Четыре пламени огней.
Сорви ее, как будешь чист душою,
Четверократно ты поймешь,
Что можно, как своей, жить радостью чужою,
И правду расцветить, как ложь.
Хвалить восторг, и восхвалить усталость,
За ярким раем жаркий ад,
Понять, что в бархат тьмы красиво входит алость,
Что Небо и Земля—горят.
Уходит Солнце с Запада к Востоку,
Через двенадцать Солнечных Домов.
Верь зримому, хоть мнимому, намеку,
Верь золотой и высшей из Основ.
Двенадцать звездосолнечных чертогов,
Чрез Южный Крест, туда, где Скорпион,
Двенадцать озвездившихся порогов,
И Арго держит путь на Орион.
На Арго реет веером сиянье, —
И угольная дышит чернота,
Вознесшая высокий знак Страданья,
Как Змий под стягом Южного Креста.
Ржали громы по лазури,
Разоржались кони бурь,
И дождавшись громкой бури,
Разрумянили лазурь.
Громы, рдея, разрывали
Крепость мраков, черный круг,
В радость радуги играли,
Воздвигали рдяность дуг.
Завершив свой подвиг трудный,
Ливень струй освободив,
Мир растений изумрудный
Весь прикрыли мглою грив.
И промчались в небе взрытом,
Арку радуги дожгли,
И ушли, гремя копытом.
Чу, последний гром вдали.
Будьте тверды в буре дикой, корабельщики мои,
Он придет, кто нам обещан в быстротечном бытии.
Он поставит мачты крепки, паруса несокрушимы,
Он направит руль глядящий, он пронзит пожаром дымы.
Вспыхнет с нами он огнями, как комета в бурной мгле,
Он уж с нами, между нами, на плывущем корабле.
Бросит якорь в добром месте, как дойдем к заветным далям.
Корабельщики, он с нами. Мы причалим. Мы причалим.
Княжне М. С. Урусовой.
Ты здесь со мною, так близко-близко.
Я полон счастья. В душе гроза.
Ты цепенеешь — как одалиска
Полузакрывши свои глаза.
Кого ты любишь? Чего ты хочешь?
Теперь томишься? Иль с давних пор?
О чем поешь ты, о чем пророчишь,
О, затененный, но яркий взор?
Мое блаженство, побудь со мною.
Я весь желанье, я весь гроза.
Я весь исполнен тобой одною.
Открой мне счастье! Закрой глаза!
Я всем пою мое благословение.
Нет никого, кто был бы мне врагом.
Я был в Огне. Но в кузнице мгновения
Я претворил металла тяжкий ком.
Он темным был. Я дал ему пылание.
Его вметнул я в огненную печь.
Был звон и дым. И диво-изваяние
Я молотом сумел из тьмы извлечь.
И вот иду. Я разлучен с горнилами.
Я с каждым здесь. От всех я ухожу.
Все существа мне стали близко-милыми.
Я показал им светлую межу.
Прозвенит ли вдали колокольчик,
Колокольчик, во мгле убегающий, —
Догорает ли Месяц за тучкой,
Там за тучкой, бледнеющей, тающей, —
Наклонюсь ли я, полный печали,
О, печали глубоко-мучительной! —
Над водой, над рекой безглагольной,
Безглагольной, безгласной, томительной, —
Предо мною встаешь ты, родная,
Ты, родная и в сердце хранимая, —
Вдруг я вижу, что ты не забыта,
Позабытая, горько-любимая.
Один слепец ведет другого,
И в безобразии своем,
Кривым путем,
Глупец глупца,
Слепец слепца,
Вперед уводит без конца.
Ты понимаешь это слово?
Подняв глаза, раскрывши рты,
Подняв глаза свои слепые,
На ощупь в царстве темноты,
Кроты, кроты,
Они ползут, скрипят, — их выи
Надменны, — полны срамоты
Их неуклюжие движенья, —
Они — одно, они — сцепленье,
Уродство самоослепленья.
Убогость эту понял ты?
Свой мозг пронзил я солнечным лучом.
Гляжу на Мир. Не помню ни о чем.
Я вижу свет, и цветовой туман.
Мой дух влюблен. Он упоен. Он пьян.
Как луч горит на пальцах у меня!
Как сладко мне присутствие огня!
Смешалось все. Людское я забыл.
Я в мировом. Я в центре вечных сил.
Как радостно быть жарким и сверкать!
Как весело мгновения сжигать!
Со светлыми я светом говорю.
Я царствую. Блаженствую. Горю.
Мирре.
Девчонка бешеных страстей,
И ангелок, и демоненок,
Вся взрослая, хотя ребенок,
И вся дитя среди людей,
То злой упрямый соколенок,
То добрый золотой цыпленок,
Ты нежный крест души моей
Девчонка бешеных страстей.
Ты крест, но очень нежный. Ибо
Все своеволия твои
Не тяжко-каменная глыба,
А острый угол, бег изгиба,
Стрекозка в лете, взмах змеи,
И птичий щебет в забытьи,
И все весенние ручьи.
Есть странные люди, безумные люди,
Что живут лишь в стремленьи одном,
В вековом они кружатся, в призрачном чуде,
Под негасимым огнем.
Над ними, под ними проходят планеты,
Сжигаются солнца со свитою лун,
Но эти безумные — ветром одеты,
Их носит, бросает бурун.
Не пьют, не едят. В том какая причина?
Кто знает? Причинен ли в полночь наш бред?
Под ветром летят, как летит паутина,
А смерти им нет.
С высокой башни
На мир гляжу я.
С железной башни
За ним слежу я.
Несется Ветер,
Несется Ветер,
Несется Ветер,
Кругом бушуя.
Что миг текущий,
Что день вчерашний,
Что вихрь бегущий,
Как зверь, над пашней.
Бегущий мимо,
Неуловимо,
Как гроздья дыма,
Вкруг стройной башни.
На мир всегдашний
Светло гляжу я.
С высокой башни
За ним слежу я.
И злится Ветер,
Кружится Ветер,
И мчится Ветер,
Кругом бушуя.
Ты ушла, — и, замирая,
Вдруг умолк в душе порыв,
И едва дрожал, стихая,
Чувства сильного прилив.
Снова ты вошла, — и стало
Вновь светлей в душе, она
Чутко вдруг затрепетала,
Нежной радости полна.
Так на воды речки спящей,
Сквозь нависшие кусты,
Проскользнет порой дрожащий
Луч с лазурной высоты, —
И кругом светлее станет,
Гладь речная заблестит,
И волна, проснувшись, встанет
И любовно зашумит.
Небо — сверху, Небо — снизу,
Небо хочет быть двойным.
Я люблю святую ризу,
Я люблю огонь и дым,
Небо каждое мгновенье
На Земле и вкруг Земли.
Близок праздник просветленья,
Пусть он мнится нам вдали.
Небо так же вечно с нами,
Как доступная Земля.
Здесь мы слиты с облаками,
В Небе — здешние поля.
Звезды вечно с нами слиты,
Хоть небесный свод вдали.
Звездным светом перевиты
Все мечтания Земли.
Не первозданность солнц, не безконечность звезд,
В ночи плывущих вереницами,
Не ветхих дней завет, не семицветный мост,
В громах, с зарницами,—
Не перекатный гул вскипающих морей,
С их усиленьем—океанами,—
Не ветры, что поят дождями цвет стеблей,
Светло-медвяными,—
Не эта пышность вся,—хоть это все люблю,—
Владея сердцем, жжет волнением,—
А луч души к душе—его я в песне длю
Благословением.
М-е Я***.
Я нашел в лесу цветок,
Он такой был легкий, нежный,
И рукой моей небрежной
Сломан тонкий стебелек.
Много я сорвал цветов,
И ликующих и бледных,
В этих чащах заповедных,
Далеко от городов.
Но упрямая душа
Говорит, что лишь вначале,
В утро, чуждое печали,
Радость счастья хороша.
И воздушный тот цветок
Я во всех своих скитаньях,
В наслажденьях, и в страданьях,
Позабыть никак не мог.
Меня сон не берет,
Из ума мой мил нейдет.
Где то он? Уж темно.
Месяц смотрится в окно.
Где то он? Где то он?
Приходи ко мне хоть сон.
А сон соскользнул,
На ресницы мне дохнул,
Пошептал — приведу,
Засвечу твою звезду.
Где то он? Где то он?
Разморил меня мой сон.
Гляжу, не гляжу,
Вся как пьяная лежу.
Звезды, что ль, в цветах горят?
Это горница иль сад?
Это он! Это он!
Ах как светит Небосклон!
Что без крыл летит?
Что без ног бежит?
Без огня горит?
И без ран болит?
Ветры буйные,
Туча грозная,
Солнце ясное,
Сердце страстное.
Ветры вольные,
Тучи черные,
Солнце красное,
Сердце страстное.
Что, без крыл летя,
Без огня светя,
Всех громов сильней,
Всяких ран больней?
О, не буйные Ветры с тучами,
И не ясное Солнце красное.
О, не буйные Ветры с тучами, —
Сердце страстное,
В бурях властное.
Пять гвоздей горит в подкове,
В беге быстрого коня.
Слышишь клич: Огня! Огня!
Слышишь голос: Крови! Крови!
Я далеко. Жди меня.
Как на гуслях сладкострунных
Древле пять жужжало струн, —
Как пяти желает лун
Май, что мед лобзаний лунных
Копит в снеге, в льдяном юн, —
Как в мелькающей основе
Пятикратно рдеет нить,
Чтобы взор заполонить, —
Я в твоей, всечасно, крови.
Верь звезде! Должна любить!