Всю жизнь хочу создать из света, звука,
Из лунных снов и воздуха весны,
Где лишь любовь единая наука,
И с детства ей учиться все должны.
Как должен звон Пасхальным быть разсказом,
Чтоб колокол был весел в вышине,
Как пламень должен пляской по алмазам
Перебегать в многоцветистом сне.
Каждый цветок есть цветистая планета,
Каждое растенье — зеленая звезда,
В горницах зимних Весны няньчат Лето,
Горы — неземные, хоть земные — города.
Тучи — узоры водных размышлений,
Облачко — греза лунного луча.
Терем нам дивный дал Вселенский Гений,
Только от двери не дал нам ключа.
Напевы рун звучат — но лишь для взора,
В узорах звезд, в которых высота
Сложила гимны огненного хора
Под верховенством Южного Креста.
Напевы рун дрожат — их слышит ухо
Во вскипах волн, в безмерности морей.
Дорогой глаз, или тропинкой слуха
В их смысл войди — все смыслы в них светлей.
Poиché vиvo pеr tе sólо.
Люблю тебя, люблю как в первый час,
Как в первый миг внезапной нашей встречи.
Люблю тебя. Тобою я зажглась.
В моей душе немолкнущие речи.
И как мою любовь я назову?
Восторгом ли? Мученьем ли? Борьбою?
Ей нет конца, покуда я живу,
Затем что я живу одним тобою.
То, в чем страх для вас,
Вечно-близко мне.
Я — Змеиный Глаз,
Я горю в Огне.
Я — Перистый Змей,
Изумрудный сон,
Я — Волшебный Фей,
Мне мой смех — закон.
Купина огнепалимая,
Это сердце здесь в груди,
Как вошел в огонь и в дымы я,
Так назад меня не жди.
Я горю в самосожженности,
В распаляемой печи,
Чтобы яркие стозвонности
Миру бросили лучи.
Свод небес похолодел,
Месяц миром овладел,
Жадным светом с высоты
Тронул горные хребты.
Все безмолвно захватил,
Вызвал духов из могил.
В серых башнях, вдоль стены,
Встали тени старины.
Доверчиво жил я с тем племенем странным,
Которое в мире зовется людьми.
Но скучно в их празднике скупо-обманном.
Пустыня, раскройся, и сына прими.
Остыл я к людскому. Мне ближе стрекозы.
Летучия рыбки, когда я в морях.
И летния розы. И вешния грозы.
И вечер в горячих своих янтарях.
Широким шелестом шуршащий Океан,
Паденье звезд златых, снежинок Сентября,
И вечер удлинил начетистый обман,
Высокая свеча уменьшилась, горя.
О, где вы летние — с зари и до зари —
Прозрачно-светлые утра и вечера?
Я памятки о вас нижу как янтари,
А Ночь глубокая поет: «Уснуть пора».
Вот ужь с яркою звездой
Гаснет Месяц молодой.
Меркнет жадный свет его,
Исчезает колдовство.
Скучным утром дышет даль,
Старой башне ночи жаль,
Камни серые глядят,
Неподвижен мертвый взгляд.
Все слилось тогда в одно
Лучезарное звено.
Как-то странно, как-то вдруг,
Все замкнулось в яркий круг.
Над прозрачной мглой земли
Небеса произнесли,
Изменяяся едва,
Незабвенные слова.
Вот уж с яркою звездой
Гаснет Месяц молодой.
Меркнет жадный свет его,
Исчезает колдовство.
Скучным утром дышит даль,
Старой башне ночи жаль,
Камни серые глядят,
Неподвижен мертвый взгляд.
* * *
Медленно, тягостно, в русла забытыя
Воды вступают уставшия.
Время, пространство, мысли изжитыя,
Снова в сознанье мое перелитыя,
Вместе со мною так ярко мечтавшия,
Счастья не давшия,
Дым от огня,
Бросьте меня, беглецы запоздавшие,
Я уже в царстве нездешняго дня,
Возле башни, в полумгле,
Плачет призрак Джамиле.
Смотрят тени вдоль стены,
Светит Месяц с вышины.
Все сильней идет прибой
От равнины голубой,
От долины быстрых вод,
Вечно мчащихся вперед.
Ты знаешь страсть, но чувственности нет
В твоих движеньях, в ходе сновидений.
Исподтишка не глянешь ты на свет,
Но в молнии сгоришь без сожалений.
Не всякий переступишь ты порог,
Но любишь лунный луч в овале свода.
Вдали харчевен, выпьешь полный рог
Хмельного искромечущего меда.
Жгучий полдень. Жаром дышет
Потемневшая земля.
Солнце знойно, солнце пышет,
Брыжжет светом на поля.
По дороге обожженой
Пыль далекая встает,
Веет ветер раскаленный,
Поцелуй земле несет,
Поцелуй земле с лазури,
Где лучи, блестя, бегут,
Твои глаза — простор души твоей,
В них вечный бег играющего вала,
В них синий сон загрезивших морей,
Гляжу, гляжу, и все для сердца мало.
Крылатая, ты вся поешь: — «Ликуй!»
И много снов в душе у каждой птицы,
Но лучший миг, — когда чрез поцелуй
На бездну глаз наброшены ресницы.
Поцелуй. Замиренность двух лиц.
Миг причастия.
Преклониться молитвенно ниц,
В этом — счастие.
Между всех озаренных икон,
Безглагольная.
Но живая, как стихнувший стон,
Вот уж — вольная.
Узнав, что в плуге лезвие огня,
Я им вспахал, для кругодневья, поле,
Колосья наклоняются, звеня,
Зернится разум, чувства—в нежной холе.
Люблю, сохой разятый, чернозем,
Люблю я плуг, в отрезе раскаленный,
С полей домой, вдвоем, мы хлеб несем,
Я и она, пред кем я раб влюбленный.
Я видел, как ты танцевала мазурку,
Легко ты скользила в волне звуковой,
И вдруг я увидел — Снегурку — Снегурку,
Растаяла — тучкой летит пред Луной.
Не Солнце пресветлый твой лик озаряло,
Лучи серебристой Луны,
И было воздушно твое покрывало,
И бледные пели в свирельностях сны.
Жгучий полдень. Жаром дышит
Потемневшая земля.
Солнце знойно, солнце пышет,
Брыжжет светом на поля.
По дороге обожженой
Пыль далекая встает,
Веет ветер раскаленный,
Поцелуй земле несет,
Поцелуй земле с лазури,
Где лучи, блестя, бегут,
Я ткач, я напевная птица,
Пленен я искусными гнездами.
Во всем мне желанна зарница,
Везде взнесена мной светлица,
С лазурными юными звездами.
Я тку золотые улыбки
На лицах еще не целованных,
И ножки мелькают как рыбки,
И ручки, воздушны и гибки,
С сердцем ли споришь ты? Милая! Милая!
С тем, что певуче и нежно, не спорь.
Сердце я. Греза я. Воля я. Сила я.
Вместе оденемся в зарево зорь.
Вместе мы встретили светы начальные,
Вместе оденемся в черный покров.
Но не печальные, будем зеркальные
В зареве зорном мерцающих снов.
Бродяга я. До холодов, с грозой,
Плясал огнем, и реял стрекозой.
И вот, бездомный, признаюсь я, грешник,
Что с завистью смотрю я на скворешник.
Когда б в такой забраться теремок,
И там в тепле замкнуться на замок.
Ах, рада белка малому орешку.
Подайте пятачок мне на ночлежку.
В тихом заливе чуть слышные всплески,
Здесь не колдует прилив и отлив.
Сонно жужжат здесь и пчелки и оски,
Травы цветут, заходя за обрыв.
Птица ли сядет на выступ уклонный,
Вспугнута, камень уронит с высот.
Камешек булькнет, и влаге той сонной
Весть о паденьи кругами пошлет.