В тон Пиндара настроив лиру,
Хотел Россию я воспеть
И снаряжался по эфиру
До Ориона возлететь,
Куда чело, венцом лавровым
Покрыто, вознесла она, —
Оттоль Атлантом зрится новым,
Подявшим мир на рамена.
Хотел воспеть, что рок вселенны
В ее деснице заключен,
Что все породы сединенны
Пред мужеством ее — суть тлен;
Что все обширные державы,
Какие в древности цвели,
Ни силой, ни сияньем славы
Сравниться с нею не могли.
Ударил по струнам перстами —
И гром от них пошел с огнем.
Казалось, двигну я горами,
На тигров наложу ярем…
Но вдруг кадило опустилось,
Амуры резвые на луг,
Меня обстали, привалились
И лиру вырвали из рук.
Потом крылами заплескали
Сии малюточки-божки,
Вспорхнули вверх, захохотали,
Вились гирляндой и в кружки,
Струнами бренькали — и, лиру
На ленте опустивши мне,
По жидкому небес сафиру
Помчались с смехом к вышине.
Минуты только три продлился
Тот феномен в моих глазах,
В душе восторг не охладился, —
Хвала отечеству в устах
Опять, опять была готова,
Но я едва коснулся струн,
Уже не мог пропеть ни слова —
Вмиг в сердце мне влетел перун.
Влетел перун любовной страсти
И к ранам рану приложил…
Ах! и без этой злой напасти
Я очень много желчи пил.
Почто ж, амуры! вы забаву
Находите в беде моей,
Почто вы дали мне отраву
К усугублению скорбей?
Взаимность только украшает
Любви терзания и яд;
Меня же всюду ожидает
Отказ, отчаяние, ад.
Так, так, и мыслить мне не должно
Отрады в муках получить:
Увы! Целест уже неможно
Одной любовию пленить.
Власть симпатии и природы
Теперь поверженна лежит;
И се от жертвенника моды
Оракул грозно мне гремит:
«Астреи век не возвратится,
Когда ценили лишь сердца, —
Ведь просвещенным не годится
Снимать с пастушек образца.
Ты будь Кизляр-Агою с рожи,
Да будь в звездах, иль Крезом будь,
Но Хлои, Тации пригожи
Прицепят твой портрет на грудь.
И разумом хоть Милитидом
Как капля в каплю будь похож,
Но под фортуниным эгидом
Жену прекрасную найдешь.
А без сокровищ, без титула
Ты будь лицом хоть Антиной,
Умом — Сократ, однак и стула,
Не только кресел, год, другой
От милых Дафн тебе случится
С терпеньем бесполезным ждать».
Ах! льзя ли ж мне надеждой льститься
Мои страданья окончать?
В моем лице обыкновенность,
Отменности ни искры нет,
И человеческую бренность
На нем являет бренный цвет.
Хоть прадеду за верну службу
Царь-диво деревеньку дал,
Но рок, не восхотевши дружбу
Водить со мной, ее пожрал.
Душой моею лишь владею
И денег в рост не отдаю,
К тому ж чин маленький имею,
Не слишком сладко и пою.
Так, так, и мыслить мне не должно
Отрады в муках получить:
Увы! Целест уже неможно
Одной любовию пленить.
Что ж делать? Клясть любовный пламень,
Лить тайно слезы и вздыхать,
Пока адептов чудный камень
Мне не удастся отыскать
Или пока игра случая
Меня повыше не взведет.
Приди ж, минута золотая!
Гряди ко мне во цвете лет.
Приди, о время преблаженно!
Приди и право дай скорей
Повергнуть сердце уязвленно
К ногам владычицы моей;
Дай право мне просить награды
За страстный жар у алтаря, —
За чувство сладкой сей отрады
Я б не взял скиптра от царя.
А ты, Пленира иль Милена!
Не знаю, как тебя назвать,
Котора мне определенна,
Котору стал я обожать!
Внемли из стороны безвестной,
Клянусь земли и неба в слух,
Что буду вечно я нелестный
Тебе любовник, раб и друг.
Когда ж по самую кончину
С тобой мне должно розно жить,
То я прошу, молю судьбину
Мои дни горьки сократить:
Уединеньем веселиться,
Не видя близ себя друзей,
Лишь может Тимон, что гордится
Названием врага людей.