…И черной музыки безумное лицо
На миг появится и скроется во мраке,
Но я разобрала таинственные знаки
И черное мое опять ношу кольцо.
Сон сочиняет лица, имена,
Мешает с былью пестрые виденья,
Как волны подо льдом, под сводом сна
Бессонное живёт воображенье.
Чие ты зриш лице, помощником был он,
Спешащей Истинне, спасти Российский трон:
Не мстителен, не горд, не зол не лицемерен,
Империей любим, ИМПЕРАТРИЦЕ верен.
Ты прав, Дурин, лицом я не пригож;
Но об уме кто ж судит по лицу?
А если так, благодаря отцу,
Я на тебя, мой ангел, не похож.
Лицо выдает человека.
Все можно прочесть по нему.
Вот ты, например,
Добр и честен.
Я верю лицу твоему.
А друг твой,
Хотя и коллега,
Но очень завистлив и зол.
Лицо выдает человека.
Поэтому я и прочел.
Всё тихо на светлом лице.
И росистая полночь тиха.
С немым торжеством на лице
Открываю грани стиха.
Шепчу и звеню, как струна.
То — ночные цветы — не слова.
Их росу убелила луна
У подножья Ее торжества.19 марта 1903
Пьяные лица и дымный туман…
В дымке туманной лепечет фонтан.
Отзвуки смеха и грубый вопрос…
Блещут на лилиях отблески рос.
Клонятся красные губы ко мне…
Звезды бесстрастно плывут в вышине.
Видеть все женские лица
Без любви беспристрастно;
Спознать нову с девицы
Учинять повсечасно;
Казать всем то ж учтивство,
Всё искать свою радость.
Такову то любимство
Дает в жизни всем сладость!
Мне не к лицу шутить, не по душе смеяться,
Остаться должен я при немощи своей.
Зачем, отжившему, живым мне притворяться?
Болезненный мой смех всех слез моих грустней.
Теплый ветер веет мне в лицо,
Солнце низко, вечер близко,
Томен день, как одалиска.
Ветер теплый веет мне в лицо.
Жизни странной плоское кольцо
Скоро сплющу в форме диска.
Теплый ветер веет мне в лицо,
Солнце низко, вечер близко.
Молчи, склони свое лицо.
Ночному страху нет ответа.
Глубинней серого рассвета
Твое жемчужное лицо.
Томлений темных письмена
Ты иссекла на камне черном.
В моем гробу, как ночь упорном,
И ты была заключена.
Теперь молчи. Склони лицо,
Не плачь у гроба и не сетуй,
Эмалевый крестик в петлице
И серой тужурки сукно…
Какие печальные лица
И как это было давно.
Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны —
Наследник, императрица,
Четыре великих княжны…
Дохнула жизнь в лицо могилой —
Мне страстной бурей не вздохнуть.
Одна мечта с упрямой силой
Последний открывает путь:
Пои, пои свои творенья
Незримым ядом мертвеца,
Чтоб гневной зрелостью презренья
Людские отравлять сердца.Март 1909
Лето жаркое алеет
На лице твоем;
Но зима морозом веет
В сердце молодом.
Переменится все это —
Посмотри сама:
Скоро в сердце будет лето,
На лице зима.
Нам больно от красивых лиц,
От музыки, от сини водной,
От душных шорохов зарниц,
От песни жалостной, народной.Всё, до чего коснулся Бог,
Всё, что без дум, без цели манит,
Всё, что уводит без дорог,
Земное сердце ранит, ранит…
Дождь в лицо и ключицы,
и над мачтами гром.
Ты со мной приключился,
словно шторм с кораблем.
То ли будет, другое…
Я и знать не хочу -
разобьюсь ли о горе,
или в счастье влечу.
На бледном лице ты моем
Читаешь страданья любви,
Но нищенских слов и признаний
Из уст моих гордых не жди.
Уста мои горды безмерно; оне
Одно лишь умеют: шутить, целовать,
И часто смеются и дерзко и зло,
Когда я от горя готов умирать.
Вся земля — одно лицо! От века
По лицу тому с злорадством разлита,
Чтоб травить по воле человека,
Лживых мыслей злая кислота…
Арабески!.. Каждый день обновки!
Что-то будет? Хуже ли, чем встарь?
Нет, клянусь, такой татуировки
Ни один не сочинял дикарь…
В поднебесье твоего безбурного лица
Не я ль на скаку, встряхнув рукавицей,
Позволил каменной грудью взвиться
Белому соколу с золотого кольца.
Конец девичнику и воле девичьей.
Подшибленная лебедь кличет в крови.
Мой сокол, мой сокол под солнцем с добычей,
Терзай ее трепетную, когти и рви!
Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.
Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не-
покидаемый вид.
На бледном ты лице моем,
Знать, не прочла ни слова
И слышать жалкий мой упрек
Из уст моих готова?
О, для надменных этих уст
Все б шутки да лобзанья:
Мне могут быть смешны мои
Предсмертные страданья.
Напрасно я лицо своё разбил.
Кругом молчат — и всё, и взятки гладки,
Один ору — ещё так много сил,
Хоть по утрам не делаю зарядки.Да я осилить мог бы тонны груза!
Но, видимо, не стоило таскать —
Мою страну, как тот дырявый кузов,
Везёт шофер, которому плевать.
В лицо морозу я гляжу один:
Он — никуда, я — ниоткуда,
И всё утюжится, плоится без морщин
Равнины дышащее чудо.
А солнце щурится в крахмальной нищете —
Его прищур спокоен и утешен…
Десятизначные леса — почти что те…
И снег хрустит в глазах, как чистый хлеб, безгрешен.
Два лица у всех нас в мире,
Все, как Янус, мы живем;
Мы в толпе, в труде, на пире,
Знаем все, все нипочем.
А одни — двуликий Янус
Виден обликом другим:
Иgnoramus! Иgnoramus! —
Мы тогда себе твердим.
Давно иль недавно, когда — безразлично,
Но я полюбил!
Давно иль недавно, когда — безразлично,
Но я полюбил поэтично
Шуршание крыл
Мечты фосфоричной.
И в воздух взлетел я! и вижу оттуда:
Лицо у земли!..
И в воздух взлетел я, и вижу оттуда:
Лицо у земли, и лицо то… Иуды!..
Она была на казнь осуждена,
Но в правоте своей убеждена;
Отважную смутить могла ли плаха?
Пошла на эшафот она без страха.
По мертвому лицу ее палач
Нанес удар и прочь отбросил тело,
Тогда от оскорбленья, как кумач,
Лицо казненной в гневе покраснело.
Мне улыбаться надоело,
Улыбка на других — претит!
Она лицо, что помертвело,
Совсем некстати молодит.
Она настолько же правдива,
По сути столько же мелка,
Как ум, величие и храбрость
В лице китайского божка.
Я от стыда закрыл лицо
И пал, целуя прах дорожный…
Кричите, смейтесь мне в лицо:
Я все свершил, что невозможно!
Есть оправдание рабу, —
Он и не знает лучшей доли, —
Но я изведал всю судьбу
И властен выбрать жребий воли.
Я знал, что будет, наизусть,
Мне даже нет и заблуждений,
Революция губит лучших,
Самых чистых и самых святых,
Чтоб, зажав в тенетах паучьих,
Надругаться, высосать их.
Драконоборец Егорий,
Всю ты жизнь провел на посту –
В уединении лабораторий
И в сраженьях лицом к лицу.
Луна желта. Шаманское кольцо
Ей в омут брошено таинственный.
Окаменение ложится на лицо
Вдруг восприявшего, что он единственный.
И тишина. Как прокаженная,
Бела береза над прудом.
И мир, как сказка, искаженная
Каким-то дьявольским лицом.
Солнце — лицо твое, руки белы,
Жалят уста твои жарче пчелы.
Кудри шафрановы, очи — смелы,
Взгляд их быстрей и острее стрелы.
Щеки что персик — нежны и спелы,
Бедра что кипень, морские валы.
Где же найти мне достойной хвалы?
Кругом насмешливые лица, —
Сражен безумный Дон-Кихот.
Но знайте все, что есть светлица,
Где Дон-Кихота дама ждет.
Рассечен шлем, копье сломалось,
И отнят щит, и порван бант,
Забыв про голод и усталость,
Лежит убитый Росинант.
В изнеможении, в истоме
Пешком плетется Дон-Кихот.
Боюсь не справиться с лицом,
Когда тебя увижу где-то,
И завершится всё концом,
В котором больше нет секрета.
Боюсь не справиться с душой,
Боюсь не справиться и с телом,
Чтоб над тобой и надо мной
Не надругались миром целым.
Идёт прогулочный баркас
Вдоль голубого мыса.
Семь чаек вьются за кормой
И две над головой.
А с берега глядят на нас
Дворцы и кипарисы.
А с горизонта мчится вал
К черте береговой.Одни забыли об игре,
Другие — о потерях.
На взрослых лицах — озорство,