Ликаст о скромности Ераста твердо знал
И тайную любовь ему вещати стал:
Я бросил ныне лук, я бросил ныне уду:
Ни рыбы уж ловить, ии птиц стрелять не буду,
От Амаранты зрел я ласку уж давно;
Но было ласку зря мне сперва все равно,
Суров ли был ея поступок иль приветливъ;
Но вдруг не знаю как, я больше стал приметлив:
Пастушкин на себя взор частый примечал,
И услаждаяся глаза ея встречал.
Я чувствовал по том, что кровь моя горела:
Как в очи пристально ей зрел, она багрела,
И опуская зрак, луч сердца моево,
ЗадумыВзалася, не знаю, от чево;
По сем по вечерам дней тихия погоды,
Когда сходилися пастушки в короводы,
Я больше вображал себе ея красу,
И чаще с нею быв влюблялся отчасу.
И пение ея мне нравилось и пляска,
Взгляд был ея все чив, и умножалась ласка.
Она по всякой час мою питала страсть.
Отъемля у меня над сердцем прежню власть
Осталось только мне открыти то речами,
О чем я ей вещал раз тысячу очами.
Но как ей некогда любовь мою сказал,
И с воздыханием то клятвой доказал:
Она сказала мне: я етому не верю.
Я клялся ей еще, что я не лицемерю.
Она внимала то; я мнил себе маня…
Иметь себе в ответ, что любит и меня;
То зря, что слушала она те речи внятно:.
Казалося, что ей внимати их приятно;
Но вся утеха мне в тот ею час была…
Что клятвы выслушав колико мне мила,
Ответа мне не дав пошла и не простилась.
Колико в ону ночь душа моя мутилась!
Смеялся прежде я, раженным сей судьбой.
И все то я в ту ночь увидел над собой,
Зрел прежде я с брегов, как море волновалось.
Но вдруг и подо мной оно возбунтовалось.
Смешно мне было зреть, коль кто в любни тонул,
Но сам, тогда, я сам стократно воздохнул.
Как летня светлость дня вдруг портится ненастьем,
Любовь я зрел бедой казавшуюся щастьем.
По утру покидал не спав я свой шалаш.
Всю ночь была в уме она, и в день она ж.
Как вы багряныя аѵроры всход играли,
И из загонов в луг скотину выбирали;
Моя скотина мне престала быть мила
И праздная свирель не надобна была.
Не видел ни чево приятнаго я боле,
И без порядка шла моя скотина в поле.
В несносной я тоске заочно ей пеняль.
Поить, на брег реки, скотины не гонял:
Своих и глаз она мне три дни не казала,
По том приближилась и ето мне сказала:
Люби другую ты, кто б кровь твою зажгла,
И многия бы дни владеть тобой могла.
Чтоб долго зрение и страсть твою питало,
Пригожства моево к тому еще не стало:
Я часто на себя в источники гляжу:
Великой красоты в себе не нахожу.
Колико много дней весной на пастве ясных,
Толико на лугах сих, девушек прекрасных.
Я ей ответствовал томяся и стеня:
Прекрасна только ты едина для меня,
И сердце ты мое на веки покорила,
Вздохнула тут она и ето говорила:
Сама не знала я, что я к любви текла,
И что не к дружеству, но страсть мя к ней влекли
Когда о птички вы друг друга целовали,
И песни на кустах веселы воспевали,
Что сладостна любовь, поверила я вамъ;
Из чистых я лугов приближилась ко рвамъ;
И ныне уж мои не так свободны очи;
Но нет забавна дня и нет покойной ночи,
Уже разрушился мой прежний весь покой;
Но радости себе не вижу ни какой;
Как вы на древесах ее ни прославляли.;
Иль вы вспевая то, то ложно представляли.
Поверь, вещал я ей, драгая песням симь,
Поверь дражайшая, поверь словам моим
Что в истинной любви веселостей довольно,
Не весело еще то сердце, кое-вольно:
Не верь себе, что ты не столько хороша,
Как весь тебя чтит луг и чтит моя душа.
Краса твоя, меня котора ныне мучить,
Клянуся что во век Ликасту не наскучит.
По сих словах душа веселья дождалась;
Прельстившая меня пастушка мне здалась.