Не надо долгого веселья,
Лишь забавляющего лень.
Пусть размышлений строгих тень
Перемежает нам веселья.
Тревожный праздник новоселья
Пусть нам дарует каждый день.
Отвергнем долгие веселья,
Лишь забавляющие лень.
Отреченного веселья
Озаренная печаль:
Это — ласковая келья,
Кропотливая медаль.
И, за гранью всех желаний,
Бледно-палевая даль:
Это — новых испытаний
Несказанная печаль.
17 марта 1896
Отреченнаго веселья
Озаренная печаль:
Это — ласковая келья,
Кропотливая медаль.
И, за гранью всех желаний,
Бледно-палевая даль:
Это — новых испытаний
Несказанная печаль.
Смех, веселье, радость —
У него всё было,
Но, как говорится, жадность
Фраера сгубила… У него — и то, и сё,
А ему — всё мало!
Ну, так и накрылось всё,
Ничего не стало.
Рука с рукой Веселье, Горе
Пошли дорогой бытия;
Но что? Поссорилися вскоре
Во всем несходные друзья!
Лишь перекресток улучили,
Друг другу молвили: ‘Прости! ’
Недолго розно побродили,
Чрез день сошлись — в конце пути!
Воплощенное веселье,
Радость в образе живом,
Упоительное зелье,
Жизнь в отливе огневом,
Кипяток души игривой,
Искры мыслей в море грез,
Резвый блеск слезы шутливой
И не в шутку смех до слез,
Легкой песни вольный голос,
Ум с мечтами заодно,
Дума с хмелем, цвет и колос,
И коронка, и зерно.
Мы живем в старинной келье
У разлива вод.
Здесь весной кипит веселье,
И река поет.
Но в предвестие веселий,
В день весенних бурь
К нам прольется в двери келий
Светлая лазурь.
И полны заветной дрожью
Долгожданных лет,
Мы помчимся к бездорожью
В несказанный свет.
Тоску и грусть, страданья, самый ад,
Всё в красоту она преобразила.
ГамлетЯ шел во тьме к заботам и веселью,
Вверху сверкал незримый мир духо? в.
За думой вслед лилися трель за трелью
Напевы звонкие пернатых соловьев.
И вдруг звезда полночная упала,
И ум опять ужалила змея…
Я шел во тьме, и эхо повторяло:
«Зачем дитя Офелия моя?»2 августа 1898
Всё б тебе желать веселья,
Сердце, золото мое!
От похмелья до похмелья,
От приволья вновь к приволью —
Беспечальное житье!
Но низка земная келья,
Бледно золото твое!
В час разгульного веселья
Вдруг намашет страстной болью,
Черным крыльем воронье!
Всё размучен я тобою,
Подколодная змея!
Синечерною косою
Мила друга оплетая,
Ты моя и не моя!
Ты со мной и не со мною —
Рвешься в дальние края!
Оплетешь меня косою
И услышишь, замирая,
Мертвый окрик воронья! 7 декабря 1908
Блевотина войны — октябрьское веселье!
От этого зловонного вина
Как было омерзительно твое похмелье,
О бедная, о грешная страна! Какому дьяволу, какому псу в угоду,
Каким кошмарным обуянный сном,
Народ, безумствуя, убил свою свободу,
И даже не убил — засек кнутом? Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой.
Смеются пушки, разевая рты…
И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,
Народ, не уважающий святынь.
Забыты вино и веселье,
Оставлены латы и меч, -
Один он идет в подземелье,
Лампады не хочет зажечь.И дверь заскрипела протяжно, -
В нее не входили давно.
За дверью и темно, и влажно,
Высоко и узко окно.Глаза привыкают во мраке, -
И вот выступают сквозь мглу
Какие-то странные знаки
На сводах, стенах и полу.Он долго глядит на сплетенье
Непонятых знаков и ждет,
Что взорам его просветленье
Всезрящая смерть принесет.
Вам одеваться было лень,
И было лень вставать из кресел.
— А каждый Ваш грядущий день
Моим весельем был бы весел.
Особенно смущало Вас
Идти так поздно в ночь и холод.
— А каждый Ваш грядущий час
Моим весельем был бы молод.
Вы это сделали без зла,
Невинно и непоправимо.
— Я Вашей юностью была,
Которая проходит мимо.
Рождает сердце в песнях и радость и печаль.
Земля, рождай мне больше весельем пьяных роз,
Чтоб чаши их обрызгать росою горьких слез.
Рождает сердце в песнях и радость и печаль.
Я рад тому, что будет, и прошлого мне жаль,
Но встречу песней верной и грозы и мороз.
Рождает сердце в песнях и радость и печаль.
Земля, рождай мне больше весельем пьяных роз!
Будет день, словно миг веселья.
Мы забудем все имена.
Ты сама придешь в мою келью
И разбудишь меня от сна.
По лицу, объятому дрожью,
Угадаешь думы мои.
Но всё прежнее станет ложью,
Чуть займутся Лучи Твои.
Как тогда, с безгласной улыбкой
Ты прочтешь на моем челе
О любви неверной и зыбкой,
О любви, что цвела на земле.
Но тогда — величавей и краше,
Без сомнений и дум приму.
И до дна исчерпаю чашу,
Сопричастный Дню Твоему.31 октября 1902
Спит, муки твоея — веселье,
Спит, сердца выстраданный рай.
Над Иверскою колыбелью
— Блаженная! — помедлить дай.Не суетность меня, не зависть
В дом привела, — не воспрети!
Я дитятко твое восславить
Пришла, как древле — пастухи.Не тою же ль звездой ведома?
— О серебро-сусаль-слюда! —
Как вкопанная — глянь — над домом,
Как вкопанная — глянь — звезда! Не радуюсь и не ревную, —
Гляжу, — и по сердцу пилой:
Что сыну твоему дарую?
Вот плащ мой — вот и посох мой.6 декабря
Перелетай к веселью от веселья,
Как от цветка бежит к цветку дитя;
Не успевай, за суетой безделья,
Задуматься, подумать и шутя.
Пускай тебя к Кориннам не причислят,
Играй, мой друг, играй и верь мне в том,
Что многие о милой Лизе мыслят,
Когда она не мыслит ни о чем.
Не плачь, дитя! Ищи веселья…
Твои все слезы подобрать
Хотел бы я и ожерелье
Из них волшебное создать…
Когда бы раньше предо мною
Блеснула ты, как солнца луч,
Я с путеводною звездою
Пошел бы силен и могуч.
Но не вернуть былые годы…
Хотя и светел неба свод,
Корабль, разбитый непогодой,
По морю вновь не поплывет….
Душа подавлена страстями,
A сердце холодно в груди,
Как храм, разрушенный годами,
Забытый Богом и людьми.
Ты знаешь, что Мэгги к венцу получила?
Ты знаешь, что Мэгги к венцу получила?
С крысиным хвостом ей досталась кобыла.
Вот именно это она получила.
Ты знаешь, во что влюблена она пылко?
Ты знаешь, во что влюблена она пылко?
У Мэгги всегда под подушкой бутылка.
В бутылку давно влюблена она пылко.
А знаешь, как с Мэгги жених обвенчался?
А знаешь, как с Мэгги жених обвенчался?
Псаломщик был пьян, а священник качался.
В то время как суженый с Мэгги венчался.
А знаешь, чем кончилось ночью веселье?
А знаешь, чем кончилось ночью веселье?
Жених у постели свалился с похмелья.
Вот так и окончилось это веселье!
Когда ночами все тихо-тихо,
Хочу веселья, хочу огней,
Чтоб было шумно, чтоб было лихо,
Чтоб свет от люстры гнал сонм теней!
Дворец безмолвен, дворец пустынен,
Беззвучно шепчет мне ряд легенд…
Их смысл болезнен, сюжет их длинен,
Как змея черных ползучих лент…
А сердце плачет, а сердце страждет,
Вот-вот порвется, того и ждешь…
Вина, веселья, мелодий жаждет,
Но ночь замкнула, — где их найдешь?
Сверкните, мысли, рассмейтесь, грезы!
Пускайся, Муза, в экстазный пляс!
И что нам — призрак! и что — угрозы!
Искусство с нами, — и Бог за нас!..
У моря, у порта
Живёт одна девчонка —
Там моряков до чёрта
Из дальних разных стран, загадочных стран.
И все они едва ли
девчонку эту знали:
Одни не замечали —
мол, не было печали,
Ну, а другим, кто пьян,
Скорее бы — стакан.Подруга, блондинка,
Та, что живёт у рынка:
Как день — так вечеринка,
Веселье там и смех, веселье и смех.
А тихая девчонка,
Хоть петь умела звонко,
К подруге не ходила —
Ей не до песен было,
Веселье и успех
В почёте не у всех; Манеры, поклоны,
Мегеры и матроны,
Красавчики пижоны —
До них ей далеко, до них далеко.
Ей не до поцелуев —
Ведь надо бить буржуев!
И надо бить, заметьте,
На всём на белом свете —
И будет всем легко,
И будет всем легко!
О. МандельштамуДа, размалевана пестро
Театра нашего афиша:
Гитара, шляпа, болеро,
Девица на летучей мыши.
Повесить надобно повыше,
Не то — зеваки оборвут.
Спешите к нам. Под этой крышей
Любовь, веселье и уют! Вот я ломака, я Пьеро.
Со мною Арлекин. Он пышет
Страстями, клянчит серебро.
Вот принц, чей плащ узорно вышит,
Вот Коломбина, что не дышит,
Когда любовники уснут.
Паяц — он вздохами колышет
Любовь, веселье и уют! Пляши, фиглярское перо,
Неситесь в пламенном матчише
Все те, кто хочет жить пестро:
Вакханки, негры, принцы, мыши, —
Порой быстрей, порою тише,
Вчера в Париже, нынче тут…
Всего на этом свете выше
Любовь, веселье и уют! ПосылкаО, кот, блуждающий по крыше,
Твои мечты во мне поют!
Кричи за мной, чтоб всякий слышал:
Любовь, веселье и уют!
Снова, други, в братский круг
Со́брал нас отец похмелья,
Поднимите ж кубки вдруг
В честь и дружбы, и веселья.
Но на время омрачим
Мы веселье наше, братья,
Что мы двух друзей не зрим
И не жмем в свои обятья.
Нет их с нами, но в сей час
В их сердцах пылает пламень.
Верьте. Внятен им наш глас,
Он проникнет твердый камень.
Выпьем, други, в память их!
Выпьем полные стаканы,
За далеких, за родных
Будем ныне вдвое пьяны.
От семи и до семи
Мы справляли новоселье.
Высоко было веселье —
От семи и до семи! Между юными людьми
— С глазу на глаз — в темной келье
Что бывает? (— Не томи!
Лучше душу отними!)Нет! — Подобного бесчинства
Не творили мы (не поздно —
Сотворить!) — В сердцах — единство,
Ну, а руки были розно! Двух голов над колыбелью
Избежал — убереглась! —
Только хлебом — не постелью
В полночь дружную делясь.Еженощная повинность,
Бог с тобою, рай условный!
Нет — да здравствует невинность
Ночи — все равно любовной! В той же келье новоселье —
От семи и до семи
Без «. . .» и «обними», —
Благоправное веселье
От семи и до семи! Март
Новые качели во дворе.
Ребятишки друг у дружки бойко
Рвут из рук качельные веревки,
Кто сильнее, тот и на качелях.
Все же
Все почти что побывали.
Все же
Все почти что полетали
Кверху — вниз,
Кверху — вниз,
От земли и до неба!
Шум и смех,
Шум и смех,
Не надо мороженого, не надо конфет,
Не надо и хлеба!
Лишь девчонке одной не досталось качелей.
Оттерли, оттиснули, отпугнули,
А она — застенчива.
Отошла в сторонку, приуныла, пригрустнула,
Смотрит на веселье и смех,
На веселье и смех,
На веселье и смех,
Да делать нечего!
Вечером затихло все во дворе.
Посмотрел я во двор из квартиры своей, из окна.
Все ребятишки по домам разбрелись,
Все ребятишки спать улеглись,
А девочка на качелях
Кверху — вниз,
Кверху — вниз!
(Никто не мешает.) Кверху — вниз.
Качается потихоньку одна.
Хоть бегут по струнам моим звуки веселья,
Они не от сердца бегут;
Но в сердце разбитом есть тайная келья,
Где черные мысли живут.
Слеза по щеке огневая катится,
Она не из сердца идет.
Что в сердце, обманутом жизнью, хранится,
То в нем и умрет.
Не смейте искать в сей груди сожаленья,
Питомцы надежд золотых;
Когда я свои презираю мученья, –
Что мне до страданий чужих?
Умершей девицы очей охладевших
Не должен мой взор увидать;
Я б много припомнил минут пролетевших,
А я не люблю вспоминать!
Нам память являет ужасные тени,
Кровавый былого призрак,
Он вновь призывает к оставленной сени,
Как в бурю над морем маяк,
Когда ураган по волнам веселится,
Смеется над бедным челном,
И с криком пловец без надежд воротиться
Жалеет о крае родном.
Душа разливается в поволжское устье,
Попробуй переплыви!
А здесь работает фабрика грусти
В каждой строке о любви.А здесь тихой вонью издохшей мыши
Кадят еще и еще,
И даже крутые бедра матчиша
Иссохли, как черт знает что.А здесь и весна сиротливой оборванью
Слюнявит водостоки труб,
И женщины мажут машинной ворванью
Перед поцелуем клапаны губ.А чтоб в этой скучище мелочной
Оправдаться, они говорят
Что какой-то небесный стрелочник
Всегда и во всем виноват.Давайте докажем, что родились мы в сорочке,
Мы поэты, хранители золотого безделья,
Давайте устроим в каждой строчке
Кооперативы веселья.В этой жизни, что тащится, как Сахарой верблюдище,
Сквозь какой-то непочатый день,
Мы даже зная об осени будущей
Прыгнем сердцем прямо в сирень.Прыгнем, теряя из глотки улыбки,
Крича громовое: «На!»
Как прыгает по коричневой скрипке
Вдруг лопнувшая струна.
Скажи, для чего перед нами
Ты в кудри вплетаешь цветы?
Себя ли украсишь ты розой
Прелестной, минутной, как ты?
Зачем приводить нам на память,
Что могут ланиты твои
Увянуть, что взор твой забудет
Восторги надежд и любви?
Дивлюсь я тебе: равнодушно,
Беспечно ты смотришь вперед;
Смеешься над временем, будто
Нэеру оно обойдет.
Ужель ты безумным весельем
Прогнать только хочешь порой
Грядущего тени? ужели
Чужда ты веселью душой?
Пять лет протекут: ни лобзаньем,
Ни сладкой улыбкою глаз
К себе на душистое ложе
Опять не заманишь ты нас.
О, лучше умри поскорее,
Чтоб юный красавец сказал:
«Кто был этой девы милее?
Кто раньше ее умирал?»
1831
Соплаватели! Старые друзья!
Нас море бурное сроднило!
Нам дружба руки сединила,
Что крепче, кажется,—нельзя!
Знакомы мы с весельем и трудом.
На вахтах мерзли. Песни пели.
Мы вместе пили, вместе ели,
И кубрик был—наш общий дом.
Друг. Обопрись рукой на кабестан.
Зажмурь глаза. И вновь припомни,
Как в потемневший океан
Вонзали тучи копья молний…
Как в тесном, зыбком кубрике вода
Ходила темными кругами…
А мы промерзшими руками
На борт тянули невода…
Нет, силе страшных, яростных стихий
Не подчинилась воля наша!
Пусть в круг идет веселья чаша!
Я буду вам читать стихи.
О дружбе, что никак забыть нельзя,
О море том, что нас сроднило.
О той стране, что нас взрастила,
О жизни радостной, друзья!
8 января 1940 г.
г. Владивосток
О, тихое веселье,
О, ясная тоска!
Молитвенная келья,
Как небо, высока.Гляди — туманы тают,
Светлеет синева.
То утро расцветает
Святого Покрова.Вы, братия, вставайте
До утренней зари,
В веселье распевайте
Святые тропари.Кто слабый, сирый, пленный
Над всеми навсегда
Лампадою нетленной
Засветится звезда.Забудем наши муки,
Уныния улов, —
Опять Благие Руки
Простерли Свой Покров.Над Родиной крещенной,
Над холодом и тьмой,
Ты вольный, ты прощенный
Владычицей самой.Хоть ждут тебя сторицей
Сомненья и тоска,
Взвивайся белой птицей,
Лети под облака.И все изведай встречи
На долгом на пути…
Горите жарко, свечи,
Ты, книга, шелести.Мы духом не убоги,
Мы верою сильны —
Окончатся дороги
В преддверии весны.Уже туманы тают,
Светлеет синева,
И утро расцветает
Святого Покрова…
C’est une beatitude calnae el imniobile.
Ch. BaudelaireИстома тайного похмелья
Мое ласкает забытье.
Не упоенье, не веселье,
Не сладость ласк, не острие.
Быть недвижимым, быть безмолвным,
Быть скованным… Поверить снам,
И предавать палящим волнам
Себя, как нежащим губам.
Ты мной владеешь, Соблазнитель,
Ведешь меня… Я — твой! с тобой!
В какую странную обитель
Плывем мы голубой водой?
Спустились лавры и оливы
К широким белым ступеням…
Продлись, продлись, мой миг счастливый,
Дремлю в ладье, у входа в храм…
Чья шея, гибкая, газелья,
Склонилась на плечо мое?
Не упоенье, не веселье,
Не сладость ласк, не острие.
Нет, ничего мечте не надо!
Смотреть в хрустальный небосвод,
Дышать одной тобой, услада
Журчащих и манящих вод!
Все позабыть, чем жил я прежде,
Восторг стихов, восторг любви…
Ты, призрак в голубой одежде,
Прекрасный миг останови!
Пусть зыблют бледные оливы
Тень по широким ступеням.
Я — недвижимый, я — счастливый,
Я предан нежащим губам.
Сверкает чье-то ожерелье
Так близко… Милая, твое?
Не упоенье, не веселье,
Не сладость ласк, не острие…
1909–1911Это безмятежное и неподвижное блаженство.
Ш. Бодлер (фр.)
Как несли за флягой флягу —
Пили огненную влагу.
Д’ накачался —
Я.
Д’ наплясался —
Я.
Дьякон, писарь, поп, дьячок
Повалили на лужок.
Эх —
Людям грех!
Эх — курам смех!
Трепаком-паком размашисто пошли: —
Трепаком, душа, ходи-валяй-вали:
Трепака да на лугах,
Да на межах, да во лесах —
Да обрабатывай!
По дороге ноги-ноженьки туды-сюды пошли,
Да по дороженьке вали-вали-вали —
Да притопатывай!
Что там думать, что там ждать:
Дунуть, плюнуть — наплевать:
Наплевать да растоптать:
Веселиться, пить да жрать.
Гомилетика, каноника —
Раздувай-дува-дувай, моя гармоника!
Дьякон пляшет —
— Дьякон, дьякон —
Рясой машет —
— Дьякон, дьякон —
Что такое, дьякон, смерть?
— «Что такое? То и это:
Носом — в лужу, пяткой — в твердь…»
***
Раскидалась в ветре, — пляшет —
Полевая жердь —
Веткой хлюпающей машет
Прямо в твердь.
Бирюзовою волною
Нежит твердь.
Над страной моей родною
Встала Смерть.
Житье тому, любезный друг,
Кто страстью глупою не болен,
Кому влюбиться недосуг,
Кто занят всем и всем доволен;
Кто Наденьку, под вечерок,
За тайным ужином ласкает
И жирный страсбургский пирог
Вином душистым запивает;
Кто, удалив заботы прочь,
Как верный сын пафосской веры,
Проводит набожную ночь
С младой монашенкой Цитеры.
Поутру сладко дремлет он,
Читая листик «Инвалида»;
Весь день веселью посвящен,
А в ночь — вновь царствует Киприда.
И мы не так ли дни ведем,
Щербинин, резвый друг забавы,
С Амуром, шалостью, вином,
Покамест молоды и здравы?
Но дни младые пролетят,
Веселье, нега нас покинут,
Желаньям чувства изменят,
Сердца иссохнут и остынут.
Тогда — без песен, без подруг,
Без наслаждений, без желаний,
Найдем отраду, милый друг,
В туманном сне воспоминаний!
Тогда, качая головой,
Скажу тебе у двери гроба:
«Ты помнишь Фанни, милый мой?» —
И тихо улыбнемся оба.
Мы любим шумные пиры,
Вино и радости мы любим
И пылкой вольности дары
Заботой светскою не губим.
Мы любим шумные пиры,
Вино и радости мы любим.Наш Август смотрит сентябрем —
Нам до него какое дело!
Мы пьем, пируем и поем
Беспечно, радостно и смело.
Наш Август смотрит сентябрем —
Нам до него какое дело! Здесь нет ни скиптра, ни оков,
Мы все равны, мы все свободны,
Наш ум — не раб чужих умов,
И чувства наши благородны.
Здесь нет ни скиптра, ни оков,
Мы все равны, мы все свободны.Приди сюда хоть русской царь,
Мы от покалов не привстанем.
Хоть громом бог в наш стол ударь,
Мы пировать не перестанем.
Приди сюда хоть русской Царь,
Мы от покалов не привстанем.Друзья! покалы к небесам
Обет правителю природы:
«Печаль и радость — пополам,
Сердца — на жертвенник свободы!»
Друзья! покалы к небесам
Обет правителю природы.Да будут наши божества
Вино, свобода и веселье!
Им наши мысли и слова!
Им и занятье и безделье!
Да будут наши божества
Вино, свобода и веселье!
Ангел веселья. Знакомо ль томленье тебе,
Стыд, угрызенье, тоска и глухие рыданья,
Смутные ужасы ночи, проклятья судьбе,
Ангел веселья, знакомо ль томленье тебе?
Ненависть знаешь ли ты, белый ангел добра,
Злобу и слезы, когда призывает возмездье
Напомнить былое, над сердцем царя до утра?
В ночи такие как верю в страдания месть я!
Ненависть знаешь ли ты, белый ангел добра?
Знаешь ли, ангел здоровья, горячечный бред?
Видишь, изгнанники бродят в палатах больницы,
К солнцу взывая, стремясь отрешиться от бед…
Чахлые губы дрожат, как в агонии птицы…
Знаешь ли, ангел здоровья, горячечный бред?
Ангел красы! ты видал ли ущелья морщин,
Старости страх и уродство, и хилость мученья,
Если в глазах осиянных ты встретишь презренье,
В тех же глазах, где ты раньше бывал палладин?
Ангел красы, ты видал ли ущелья морщин?
Радости, света и счастья архангел священный,
Ты, чьего тела росой обнадежен Давид,
Я умоляю тебя о любви неизменной!
Тканью молитвы твоею да буду обвит,
Радости, света и счастья архангел священный!
Скучно, девушки, весною жить одной:
Не с кем сладко побеседовать младой.
Сиротинушка, на всей земле одна,
Подгорюнясь ли присядешь у окна —
Под окошком все так весело глядит,
И мне душу то веселие томит.
То веселье — не веселье, а любовь,
От любви той замирает в сердце кровь.
И я выду во широкие поля —
С них ли негой так и веет на тебя;
Свежий запах каждой травки полевой
Вреден девице весеннею порой,
Хочешь с кем-то этим запахом дышать
И другим устам его передавать;
Белой груди чем-то сладким тяжело,
Голубым очам при солнце не светло.
Больно, больно безнадежной тосковать!
И я кинусь на тесовую кровать,
К изголовью правой щечкою прижмусь
И горючими слезами обольюсь.
Как при солнце летом дождик пошумит,
Травку вспрыснет, но ее не освежит,
Так и слезы не свежат меня, младой;
Скучно, девушки, весною жить одной!