В наших рядах миллионы!
Ленина мы сыновья!
Реют над нами победно знамёна
Славного Октября! Припев:
Мы, коммунисты, правдой сильны своей!
Цель нашей борьбы и жизни —
Счастье простых людей!
Цель всей борьбы и жизни —
Счастье простых людей! Пламя, зажжённое «Искрой»,
Не погасить никогда!
Пламя свободы в душе коммуниста
Будет гореть всегда! Припев.Партия смелых и стойких,
Все мы гордимся тобой!
Первыми шли мы на новые стройки,
Первыми шли на бой! Припев.Верно мы служим народу!
С нами великий народ!
Тот, кто за дружбу, за мир и свободу,
В наши ряды встаёт! Припев.
Благословляю сладкий яд
В моей росе благоуханной.
Чаруя утомлённый взгляд
Мечтой о родине желанной,
Цветок, струящий сладкий яд,
Обвеян дрёмою туманной,
И если яд разлит в росе,
В его слезе благоуханной,
И утешение в красе
Безумной и внезапно странной,
Благословен в его росе
По воле сладостно избранный.
В его отравленной росе
Благословляю жребий вольный.
К его таинственной красе,
Безумно злой и безглагольной,
Я устремляю думы все
В моей задумчивости дольной.
И тихо наклоняюсь я,
Грустя в задумчивости дольной,
К последним склонам бытия,
К пределам жизни своевольной.
Вот, жизнь безумная моя,
Сладчайший яд для смерти вольной.
Смертельного наполнен яда,
В бедах младой мой век течет.
Рвет сердце всякий день досада
И скорбь за скорбью в грудь влечет,
Подвержен я несчастья власти,
Едва креплюся, чтоб не пасти.Ты в жизни мне одна отрада,
Одна утеха ты, мой свет!
За горести мне ты награда,
Котору счастье мне дает,
Мне в жизни нет иныя сласти.
Тобой сношу свирепство части.В крови твоей, драгая, хлада
Ко мне ни на минуту нет.
Бодрюсь одним приятством взгляда,
Как рок все силы прочь берет.
Пускай сберутся все напасти,
Лишь ты тверда пребуди в страсти.
Ты молод. Цвет твоих кудрей
Не уступает цвету ночи,
Как день твои блистают очи
При встрече радостных очей;
Ты, от души смеясь смешному,
Как скуку гонишь прочь печаль,
Что бред ребяческий другому,
То всё тебе покинуть жаль:
Волною жизни унесенный
Далеко от надежд былых,
Как путешественник забвенный,
Я чуждым стал между родных;
Пред мною носятся виденья,
Жизнь обманувшие мою,
И, не рожденный для забвенья,
Я вновь черты их узнаю.
И время их не изменило,
Они всё те же! — я не тот:
Зачем же гибнет всё, что мило,
А что жалеет, то живет?
В день ее рожденияПолночная редеет тень,
И, озарив твое рожденье,
Уже летит прекрасный день
Семье, друзьям на утешенье.Твое рожденье — праздник тех,
Кто любит и живет душою,
Веселья, горя, — праздник всех,
Кто в жизни встретился с тобою.Как дружбы пламенной твоей
Верна безоблачная святость!
С тобой всегда в сердцах друзей
Ясней печаль, нежнее радость! И жарко я, поверь, молю
Того, чье царство над звездами,
Чтобы во всем он жизнь твою
Осыпал райскими цветами; Чтобы священные мечты
Отрадно сердце сохраняло
И чтобы всё, что любишь ты,
Твою любовь благословляло.
Опять в глуши, опять досуг
Страдать и телом и душою,
И одиночества недуг
Кормить привязчивой тоскою.
Ох, этот корм! Как горек он!
С него душа не пополнеет,
Не вспыхнет кровь, а смертный сон
Скорей крылом на жизнь повеет!
Но я, в укор моей судьбе,
Судьбе, враждующей со мною,
Томясь с злосчастием в борьбе,
Не отравлён ещё тоскою.
Ещё я верю, что минёт
Година горьких испытаний
И снова солнышко взойдёт
И сгонит с сердца мглу страданий!
Что нужды, если срок уйдёт, —
Жизнь на закате рассветлеет;
Нас в полдень солнце очень жжёт,
А под вечер отрадно греет.
Безнаказанно не воплощается
Целомудренная мечта, —
И Тринадцатая встречается
В белых лилиях у креста…
А встречается, — начинается
Предсмертная красота.
Встретил женщину небывалую,
Невозможную на земле, —
Береги ее, так усталую,
Так озлобленную в земном зле,
Всею нежностью запоздалою
Возожги восторг на челе.
До Тринадцатой жизни не было:
Повстречавшаяся — конец:
Отвергающая — жизнь потребовала
И сплела гробовой венец.
Все ошибочное вдруг ослепло,
Как прозрела правда сердец.
В светлой мрачности, в мрачной светлости,
В скорбной радостности конца —
Столь значительные незаметности
Предназначенного лица.
Я молюсь твоей нежной бледности,
И в глазах твоих — два кольца…
На камень жизни роковой
Природою заброшен
Младенец пылкий и живой
Играл — неосторожен,
Но Муза сирого взяла
Под свой покров надежный,
Поэзии разостлала
Ковер под ним роскошный.
Как скоро Музы под крылом
Его созрели годы —
Поэт, избытком чувств влеком,
Предстал во храм Свободы —
Но мрачных жертв не приносил,
Служа ее кумиру, —
Он горсть цветов ей посвятил
И пламенную лиру.
Еще другое божество
Он чтил в младые лета —
Амур резвился вкруг него
И дани брал с Поэта.
Ему на память стрелку дал,
И в сладкие досуги
Он ею повесть начертал
Орфеевой супруги.
И в мире сем — как в царстве снов —
Поэт живет, мечтая —
Он так достиг земных венцов
И так достигнет Рая…
Ум скор и сметлив, верен глаз,
Воображенье — быстро…
А спорил — в жизни только раз —
На Диспуте Магистра.
Луна — укор, и суд, и увещанье,
Закатных судорог льдяная дочь.
Нас цепенит недвижное молчанье,
Нас леденит безвыходная ночь.Но звезды кротко так вдали мерцают,
К нам в душу с лаской истовой глядят;
Хоть приговор луны не отрицают,
Зато любовь к безбрежности родят.То — солнце — кубок животворной влаги,
То — сердце мира с кровью огневой:
Впускает в нас ток пенистой отваги
И властно рвет в круг жизни мировой.И кровь в нас снова живчиком струится.
Для нас свет солнца, это — жало в плоть!
Мир лучезарных грез в душе роится…
Да, ты рожден нас нежить и колоть, О мощный свет! — В своей нетленной дали,
В блаженстве стройном разметался ты;
В бездонных горизонтах увидали
Мы новый мир бодрящей теплоты.
Молодежь! Ты мое начальство —
Уважаю тебя и боюсь.
Продолжаю с тобою встречаться,
Опасаюсь, что разлучусь.А встречаться я не устану,
Я, где хочешь, везде найду
Путешествующих постоянно
Человека или звезду.Дал я людям клятву на верность,
Пусть мне будет невмоготу.
Буду сердце нести как термос,
Сохраняющий теплоту.Пусть живу я вполне достойно,
Пусть довольна мною родня —
Мысль о том, что умру спокойно,
Почему-то страшит меня.Я участвую в напряженье
Всей эпохи моей, когда
Разворачивается движенье
Справедливости и труда.Всем родившимся дал я имя,
Соглашаются, мне близки,
Стать родителями моими
Все старушки и старики.Жизнь поэта! Без передышки
Я всё время провел с тобой,
Ты была при огромных вспышках
Тоже маленькою зарей.
Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?
Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!
Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться…
Вольному сердцу на что твоя тьма?
Знала ли что Или в бога ты верила?
Что там услышишь из песен твоих?
Чудь начудила, да Меря намерила
Гатей, дорог да столбов верстовых…
Лодки да грады по рекам рубила ты,
Но до Царьградских святынь не дошла…
Соколов, лебедей в степь распустила ты —
Кинулась из степи черная мгла…
За море Черное, за море Белое
В черные ночи и в белые дни
Дико глядится лицо онемелое,
Очи татарские мечут огни…
Тихое, долгое, красное зарево
Каждую ночь над становьем твоим…
Что же маячишь ты, сонное марево?
Вольным играешься духом моим? 28 февраля 1910
Милый друг, мне жизнь не полюбить,
Но люблю я жизни отраженье,
И мила мне золотая нить
Меж земным и неземным свершеньем.
И дворец, что в зеркале пруда
Опрокинул ясныя колонны,
Пусть не будет нашим никогда, —
Тяжесть царской знаем мы короны.
На престол тобой возведена,
Я тебя венцом моим венчаю.—
Милый друг, земная жизнь темна,
Но светла над нею жизнь иная.
Убаюкай зыбь души моей,
Тайну неба пусть она лелеет.
Пусть святая нить любви твоей
Между мной и небом—не слабеет.
Обвеяло душу мою голубое дыханье
Отдаленных пространств мировых,
Посеяло в ней голубую печаль предвещанья,
Прощанья с землей и начала дорог неземных.
На длинном мосту мой замедлился шаг одинокий —
Звезд мечи голубые над сердцем моим
Скрестились-звенят в посвящении сладко-жестоком.
Далекое стало мне близким, близкое—дальним, чужим.
Возвращение к жизни, и первый сознательный взгляд.
— «Мистер Хайд, или Джикиль?» два голоса мне говорят.
Почему ж это «Или»? я их вопрошаю в ответ.
Разве места обоим в душе зачарованной нет?
Где есть день, там и ночь. Где есть мрак, там и свет есть всегда.
Если двое есть в Мире, есть в Мире любовь и вражда.
И любовь ли вражду победила, вражда ли царит,
Победителю скучно, и новое солнце горит.
Догорит, и погаснет, поборется с тьмою — и ночь.
Тут уж что же мне делать, могу ли я Миру помочь.
Ничего, Доктор Джикиль, ты мудрый, ты добрый ты врач,
Потерпи, раз ты Доктор, что есть Мистер Хайд, и не плачь.
Да и ты, Мистер Хайд, если в прятки играешь, играй,
А уж раз проигрался, прощай — или вновь начинай.
И довольно мне слов. Уходите. Я с вами молчу.
— О, начало, о, жизнь, неизвестность, тебя я хочу!
Напрасно мы, Дельвиг, мечтаем найти
В сей жизни блаженство прямое:
Небесные боги не делятся им
С земными детьми Прометея.
Похищенной искрой созданье свое
Дерзнул оживить безрассудный;
Бессмертных он презрел — и страшная казнь
Постигнула чад святотатства.
Наш тягостный жребий: положенный срок
Питаться болезненной жизнью,
Любить и лелеять недуг бытия
И смерти отрадной страшиться.
Нужды непреклонной слепые рабы,
Рабы самовластного рока!
Земным ощущеньям насильственно нас
Случайная жизнь покоряет.
Но в искре небесной прияли мы жизнь,
Нам памятно небо родное,
В желании счастья мы вечно к нему
Стремимся неясным желаньем!..
Вотще! Мы надолго отвержены им!
Сияет красою над нами,
На бренную землю беспечно оно
Торжественный свод опирает…
Но нам недоступно! Как алчный Тантал
Сгорает средь влаги прохладной,
Так, сердцем постигнув блаженнейший мир,
Томимся мы жаждою счастья.
Всю ночь стерегли мы дыханье у ней…
Недвижно лежала она;
В груди колебалась слабей и слабей
Последняя жизни волна.
Старались чуть внятно мы все говорить,
Едва шевелились вокруг,
Как будто часть жизни своей уделить
Хотели, чтоб ожил наш друг.
То страхом надежда убита была,
То страх был надеждой убит:
Уснула — и кажется нам, умерла;
Скончалась — мы думали, спит.
Туманное утро настало для нас.
Сырая чуть дрогнула тень;
А очи усопшего друга, смежась,
Сияющий видели день.
Мы вольные птицы, мы дважды рожденные,
Для жизни, и жизни живой.
Мы были во тьме, от Небес огражденные,
В молчаньи, в тюрьме круговой.
Мы были как бы в саркофагной овальности,
Все то же, все то же, все то жь.
Но вот всколыхнулась безгласность печальности,
Живу я — мой друг — ты живешь.
Мы пьяность, мы птицы, мы дважды рожденные,
Нам крылья, нам крылья даны.
Как жутко умчаться в провалы бездонные,
Как странно глядеть с вышины.
Я невоздержан! я своеволен!
Весь — вихрь, весь — буря, весь — пламень игр!
Уж чем доволен — так я доволен!
Уж если зол я — так зол, как тигр!
Что полутени! что полутоны!
Безбрежью неба — в душе алтарь!
Раз ты страдаешь — пусть будут стоны!
Раз замахнулся — больней ударь!
Дышу всей грудью! горю всем пылом!
Люблю всей страстью! молюсь душой!
Пусть жизнь суровым затянет илом,
Хлеща холодной, как смерть, волной —
Я жизнь отброшу и иссушу я,
Но не поддамся, не сдамся в плен.
Так шторм отважный, в морях бушуя,
Все превращает в сыпучий тлен.
О друг, я не думала, что тишина
Страшнее всего, что оставит война.Так тихо, так тихо, что мысль о войне
Как вопль, как рыдание в тишине.Здесь люди, рыча, извиваясь, ползли,
Здесь пенилась кровь на вершок от земли…
Здесь тихо, так тихо, что мнится — вовек
Сюда не придет ни один человек,
Ни пахарь, ни плотник и ни садовод —
никто, никогда, никогда не придет.Так тихо, так немо — не смерть и не жизнь.
О, это суровее всех укоризн.
Не смерть и не жизнь — немота, немота —
Отчаяние, стиснувшее уста.Безмирно живущему мертвые мстят:
Все знают, все помнят, а сами молчат.
Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И, как преступник перед казнью,
Ищу кругом души родной;
Придет ли вестник избавленья
Открыть мне жизни назначенье,
Цель упований и страстей,
Поведать — что мне бог готовил,
Зачем так горько прекословил
Надеждам юности моей.
Земле я отдал дань земную
Любви, надежд, добра и зла;
Начать готов я жизнь другую,
Молчу и жду: пора пришла;
Я в мире не оставлю брата,
И тьмой и холодом объята
Душа усталая моя;
Как ранний плод, лишенный сока,
Она увяла в бурях рока
Под знойным солнцем бытия.
В белой лодке с синими бортами,
В забытьи чарующих озёр,
Я весь наедине с мечтами,
Неуловленной строфой пронзён.
Поплавок, готовый кануть в воду,
Надо мной часами ворожит.
Ах, чего бы только я не отдал,
Чтобы так текла и дальше жизнь!
Чтобы загорались вновь и гасли
Краски в небе, строфы — в голове…
Говоря по совести, я счастлив,
Как изверившийся человек.
Я постиг тщету за эти годы.
Что осталось, знать желаешь ты?
Поплавок, готовый кануть в воду,
И стихи — в бездонность пустоты…
Ничего здесь никому не нужно,
Потому что ничего и нет
В жизни, перед смертью безоружной,
Протекающей как бы во сне…
А правда пошла по поднебесью.
Из Голубиной книги
Кривда с Правдою сходилась,
Кривда в споре верх взяла.
Правда в Солнце превратилась,
В мире чистый свет зажгла.
Удалилась к поднебесью,
Бросив Кривду на земле,
Светит лугу, перелесью,
Жизнь рождает в мертвой мгле.
С той поры до дней текущих
Только Правдой и жива
Меж цветов и трав цветущих
Жизни грусть, плакун-трава.
С той поры на синем Море,
Там, где вал непобедим,
Правды ждет с огнем во взоре
Птица мощная Стратим.
И когда она протянет
Два могучие крыла, —
Солнце встанет, Море грянет:
«Правда, Правда в мир пришла!»
Чистейший свет струится из кустов
Пред домиком в Вильневе под Лозанной,
Свет излучающий и осиянный,
Каким всю жизнь светился Жан-Кристоф.
О, этот свет! В нем аромат цветов!
Свободу духа встретил он «Осанной»!
Свободы царь, свободы раб, внестанный
Мятеж души воспеть всегда готов.
Быть на земле нетрудно одиноким
Лишь тем, кто подвигом горит высоким,
Кто заключил в душе своей миры,
Кому насилья демон ненавистен,
Кто ищет в жизни истину из истин,
Вдыхая холод с солнечной горы.
О, созерцай, душа: весь ужас жизни тут
Разыгран куклами, но в настоящей драме.
Они, как бледные лунатики, идут
И целят в пустоту померкшими шарами.И странно: впадины, где искры жизни нет,
Всегда глядят наверх, и будто не проронит
Луча небесного внимательный лорнет,
Иль и раздумие слепцу чела не клонит? А мне, когда их та ж сегодня, что вчера,
Молчанья вечного печальная сестра,
Немая ночь ведет по нашим стогнам шумным
С их похотливою и наглой суетой, Мне крикнуть хочется — безумному безумным:
«Что может дать, слепцы, вам этот свод пустой?»Год написания: без даты
Что с тобой вдруг, сердце, стало?
Что ты ноешь? Что опять
Закипело, запылало?
Как тебя растолковать?
Все исчезло, чем ты жило,
Чем так сладостно грустило!
Где беспечность? где покой?..
Ах, что сделалось с тобой? Расцветающая ль младость,
Речи ль, полные душой,
Взора ль пламенная сладость
Овладели так тобой?
Захочу ли ободриться,
Оторваться, удалиться —
Бросить томный, томный взгляд!
Ах! я к ней лечу назад! Я неволен, очарован!
Я к неволе золотой,
Обессиленный, прикован
Шелковинкою одной!
И бежать очарованья
Нет ни силы, ни желанья!
Рад тоске! хочу любить!..
Видно, сердце, так и быть!
Философ ранний, ты бежишь
Пиров и наслаждений жизни,
На игры младости глядишь
С молчаньем хладным укоризны.
Ты милые забавы света
На грусть и скуку променял
И на лампаду Эпиктета
Златой Горациев фиал.
Поверь, мой друг, она придет,
Пора унылых сожалений,
Холодной истины забот
И бесполезных размышлений.
Зевес, балуя смертных чад,
Всем возрастам дает игрушки:
Над сединами не гремят
Безумства резвые гремушки.
Ах, младость не приходит вновь!
Зови же сладкое безделье,
И легкокрылую любовь,
И легкокрылое похмелье!
До капли наслажденье пей,
Живи беспечен, равнодушен!
Мгновенью жизни будь послушен,
Будь молод в юности твоей!
Не ссорьтесь, влюбленные.
Жизнь коротка.
И ветры зеленые
сменит пурга.
Носите красавиц
на крепких руках.
Ни боль и ни зависть
не ждут вас впотьмах.
Избавьте любимых
от мелких обид,
когда нестерпимо
в них ревность болит.
Пусть будет неведом
вам горький разлад.
По вашему следу
лишь весны спешат.
По вашему следу
не ходит беда.
…Я снова уеду
в былые года.
Где были так юны
и счастливы мы.
Где долгие луны
светили из тьмы.
Была ты со мною
строга и горда.
А все остальное
сейчас как тогда:
те же рощи зеленые,
те же снега.
Не ссорьтесь, влюбленные.
Жизнь коротка.
Блаженных снов ушла звезда,
И вновь не вспыхнет никогда,
Назад мы взгляд кидаем.
Там жизнь твоя и жизнь моя.
И кто убил их? Ты и я.
Мы близ теней страдаем,
Навек лишив их бытия,
Бледнеем и рыдаем.
Бежит волна волне вослед,
И тем волнам возврата нет,
И нет от них ответа.
Но мы скорбим о прежних снах,
Но мы храним могильный прах
В пустыне без привета:
Как две могилы мы — в лучах
Туманного рассвета.
Побудьте день вы в милицейской шкуре -
Вам жизнь покажется наоборот.
Давайте выпьем за тех, кто в МУРе, -
За тех, кто в МУРе никто не пьет.
А за соседним столом — компания,
А за соседним столом — веселие, -
А она на меня — ноль внимания,
Ей сосед ее шпарит Есенина.
Побудьте день вы в милицейской шкуре -
Вам жизнь покажется наоборот.
Давайте выпьем за тех, кто в МУРе, -
За тех, кто в МУРе никто не пьет.
Понимаю я, что в Тамаре — ум,
Что у ей — диплом и стремления, -
И я вылил водку в аквариум:
Пейте, рыбы, за мой день рождения!
Побудьте день вы в милицейской шкуре -
Вам жизнь покажется наоборот.
Давайте ж выпьем за тех, кто в МУРе, -
За тех, кто в МУРе никто не пьет…
То-то жизнь наша прискорбна:
Мы весь день разлучены!
Но зато всю ночь подробно
Про тебя я вижу сны.
Как ты, бедный друг, страдаешь
Под гуденье, за станком,
Как, закрыв лицо, рыдаешь,
Что с весельем незнаком.
Что мне сделать, неудачной?
Чем мне милому помочь?..
Полно мне считаться прачкой!
Я уйду на долгу ночь.
Полюблюсь на тротуаре
Я богатому купцу,
Укачу я с ним на паре,
До утра с ним прокучу.
Будут серьги, будет брошка,
Будут деньги в портмоне.
Я себе возьму немножко, —
За другим приди ко мне.
Подарю тебе часы я
На цепочке золотой…
Может, деньги и чужие,
Да подарок будет мой!
Если с кем я целовалась,
Он уехал в Верею.
Я тебе верна осталась,
Ты, которого люблю.
За то, что вы всегда от колыбели лгали,
А может быть, и не могли не лгать;
За то, что, торопясь, от бедной жизни брали
Скорей и более, чем жизнь могла вам дать;
За то, что с детских лет в вас жажда идеала
Не в меру чувственной и грубою была,
За то, что вас печаль порой не освежала,
Путем раздумия и часу не вела;
Что вы не плакали, что вы не сомневались,
Что святостью труда и бодростью его
На новые труды идти не подвизались, —
Обманутая жизнь — не даст вам ничего!
Увы! как бедно мир за жизнь прекрасных
платит!
В пустынном уголке, во мгле земли сырой, -
Где молчаливо червь кость селянина точит,
Здесь горестный приют дал деве молодой,
Пол-ангелу душой, умом и красотой -
Холодный взор скользит над бедною гробницей;
Без вздоха миом ней проходит селянин;
Ни с поздним вечером, ни с утренней зарницей
Сюда из юношей не ходит ни один.
Порой лишь в сумерки безвестный кто-то ходит
И тень знакомую зовет к себе слезой…
Увы! как бедно мир за жизнь прекрасных платит.
И как не верить в жизнь за горней синевой…
Я в жизни ни разу не был в таверне,
Я не пил с матросами крепкого виски,
Я в жизни ни разу не буду, наверно,
Скакать на коне по степям аравийским.
Мне робкой рукой не натягивать парус,
Веслом не взмахнуть, не кружить в урагане, —
Атлантика любит соленого парня
С обветренной грудью, с кривыми ногами…
Стеной за бортами льдины сожмутся,
Мы будем блуждать по огромному полю, —
Так будет, когда мне позволит Амундсен
Увидеть хоть издали Северный полюс.
Я, может, не скоро свой берег покину,
А так хорошо бы под натиском бури,
До косточек зная свою Украину,
Тропической ночью на вахте дежурить.
В черниговском поле, над сонною рощей
Подобные ночи еще не спускались, —
Чтоб по небу звезды бродили на ощупь
И в темноте на луну натыкались…
В двенадцать у нас запирают ворота,
Я мчал по Фонтанке, смешавшись с толпою,
И все мне казалось: за поворотом
Усатые тигры прошли к водопою.
Посади в вазон зимою скользко-белый твердый боб —
День пройдет, и два, и больше, и, разрыв свой черный гроб,
Из земли упрямо встанет крепкий радостный росток.
И родит живое чудо: изумрудный лепесток.
День за днем живые листья развернут густой шатер,
И утонет в нем, мечтая, утомленный грязью взор.
Дни пройдут — средь хрупких ножек, словно белый мотылек,
Кротко свесится невинный, первый ласковый цветок.
Покрасуется, увянет, но на крохотном крючке
Зерна новые набухнут в нежно-матовом стручке.
Ярче сказки Андерсена развернется пред тобой
Сказка жизни, вечной жизни, переполненной собой, —
И, быть может, злой и хмурый, в первый раз за много лет
Ты очнешься и забудешь неживое слово «нет».
С тех пор как мир живет и страждет человек
Под игом зла и заблужденья, -
В стремлении к добру и к правде каждый век
Нам бросил слово утешенья.
Умом уж не один разоблачен кумир;
Но мысль трудиться не устала,
И рвется из оков обмана пленный мир,
Прося у жизни идеала…
Но почему ж досель и сердцу, и уму
Так оскорбительно, так тесно?
Так много льется слез и крови? Почему?
Так всё запугано, что честно?
О, слово первое из всех разумных слов!
Оно, звуча неумолимо,
Срывает с истины обманчивый покров
И в жизни не проходит мимо.
Да! почему: и смерть, и жизнь, и мы, и свет,
И всё, что радует и мучит?
Хотя бы мы пока и вызвали ответ,
Который знанью не научит, -
Всё будем требовать ответа: почему?
И снова требовать, и снова…
Как ночью молния прорезывает тьму,
Так светит в жизни это слово.
На крылах орлиных, словно ветер горный,
Чуть коснувшись тучек, я в простор умчусь,
Как в лесу осеннем ручеек проворный,
Обнимая листья, я исчезнуть рвусь!
Вянет жизнь былая, упорхнули грезы,
Как пернатых стая в теплые края;
Только смех у милой пробудили слезы…
Сон любви оплачу — и исчезну я!
Слышишь эти песни?.. в них весна и розы,
В них волненье жизни, чары бытия!..
Поздно… спета песня… и напрасны слезы…
Я прощуся с полем — и исчезну я!..