Мне помнится, вороне,
А может, не вороне,
А может быть, корове
Ужасно повезло:
Послал ей кто-то сыра
Грамм, думается, двести,
А может быть, и триста,
А может, полкило.
На ель она взлетела,
Пес лопоухий у пекаря жил.
Двор, кладовую и дом сторожил.
Летом под грушей валялся в тени,
Прятался в будку в дождливые дни.
Даже соседям хвостом не вилял,
Редко погладить себя позволял.
Лаял тревожно на скрип и на стук,
Хлеба не брал у прохожих из рук.
Сияющий иней покрыл тайгу,
И в пламени спит тайга…
Собаки бегут под таежный гул
На дикие берега…
Собаки захлестываются, храпят,
Постромку вожак грызет,
И сани поскрипывают, летят
К Алдану, вперед, вперед!
Алдан, ты медведем лежишь, Алдан,
Средь хвои, ветров и льда,
Невеже пастуху, безмозглому детине,
Попался на картине
Изображенный мир.
Тут славный виден был Природы щедрой пир:
Зеленые луга, текущи чисты воды,
При них гуляющи зверей различных роды,
Которы, позабыв вражды свои,
Играли, прыгали, гуляли, пили, ели
И без коварности друг на друга глядели:
Как будто б были все они одной семьи.
Скупой был пес, и был имением доволен.
Недомогает пес, и стал гораздо болен.
На посещение приятели пришли,
И друга своево чуть жива уж нашли.
О смерти он умеренно хлопочет,
И что на век растанется с гостьми.
Да со запасными себе костьми,
Разстаться он не хочет.
Бранит судьбу, что жизнь безмерно коротка.
Северяне вам наврали
о свирепости февральей:
про метели,
про заносы,
про мороз розовоносый.
Солнце жжет Краснодар,
словно щек краснота.
Красота!
Вымыл все февраль
и вымел —
С.-Петербургское общество призрения животных
сообщило Пермской городской управе,
что вешать бродячих собак — не гуманно.
Удобнее пользоваться специальным удушливым газом.
Из газет«Барбос!» — «Трезор!»
«Ты что же смотришь истуканом?»
«Собачник, вижу я, бежит сюда с арканом!»
«Шмыгнём-ка под забор!»
Шмыгнули,
Улепетнули
(Пародия на романс.)
1.
Все бы я слушать готов твое пенье,
Как в первой встрече увлечься тобой!
Помню тот чудный момент упоенья, —
Странное что-то творилось со мной…
Чем обяснить, что когда ты завыла, —
Волосы дыбом, вдруг, встали мои,
Смазать хотелось кому-нибудь в рыло!..
Вот, что наделали песни твои...
Людские завсегда нам видимы пороки.
Своих не примечать,
Других ценить и на других ворчать
Мы ужасть как жестоки!
Олень со Зайцем дружбу свел
И с Зайцем разговор придворный он имел.
Друг друга взапуски они превозносили,
Своих знакомых поносили
И так гласили:
«Ты», Заяц говорил Оленю, «всем красив:
Невысокое солнце в северном небе,
В серебряном небе Седьмого ноября.
По заснеженной тундре уплывает в небыль,
В далекую небыль огневка-заря.
— Эй, смотри: вон пасется стадо,
Полтундры заросло кустами рогов.
Собаки промчались, собаки — что надо!
Даже ветер отстал от косматых дружков.
Жила-была собачка
По кличке Чебурашка, —
Курчавенькая спинка,
Забавная мордашка.
Хозяйка к ней настолько
Привязана была,
Что в маленькой корзинке
Везде с собой брала.
Собака, Человек, да Кошка, да Соко́л
Друг другу поклялись однажды в дружбе вечной,
Нелестной, искренней, чистосердечной.
У них был общий дом, едва ль не общий стол;
Клялись делить они и радость, и заботу,
Друг другу помогать,
Друг за друга стоять,
И, если надо, друг за друга умирать.
Вот как-то вместе все, отправясь на охоту,
Мои друзья
Медведя по дворам цыган водил плясать.
В деревне русскую медведь увидев пляску,
Сам захотел ее, затейник, перенять.
Медведи, нечего сказать,
Ловки перенимать.
Вот раз, как днем цыган на солнце спал врастяжку,
Мой Мишенька поднялся на дыбки,
Платок хозяйский взял он в лапу,
Из-под цыгана вынул шляпу,
Набросил набекрень, как хваты-ямщики,
Вот Ваня
с няней.
Няня
гуляет с Ваней.
Вот дома,
а вот прохожие.
Прохожие и дома,
ни на кого не похожие.
Вот будка
красноармейца.
Другому: иконописно величай зарю!
А мне присудили:
Быть просто собакой,
И собачьим нюхом набили
Ноздрю.Хорошо б еще дали борзой мне ляжки,
Я гонял бы коричневых лис по лесам,
А то так трудно быть грязной дворняжкой,
Что делать эдаким псам?! Привыкший к огрызкам, а не к мясу и булкам,
Посетитель помоек и ожора костей,
Хвост задравши трубою, бегу переулком,
Почему лоси и зайцы по лесу скачут,
Прочь удаляясь?
Люди съели кору осины,
Елей побеги зеленые…
Жены и дети бродят по лесу
И собирают березы листы
Для щей, для окрошки, борьща,
Елей верхушки и серебрянный мох, —
Пища лесная.
Дети, разведчики леса,
Жил некакий мужик гораздо неубого,
Всего, что надобно для дому, было много,
И, словом, то сказать: сыта была душа.
Хотя он был и стар, однако не скрепился
И в старости своей на девушке женился,
А девушка была гораздо хороша.
Ему понравилось при старости приятство,
А ей понравилось при младости богатство,
И так желанье их в один попало лад.
Женился старичок, хотя и невпопад.
Снова выплыли годы из мрака
И шумят, как ромашковый луг.
Мне припомнилась нынче собака,
Что была моей юности друг.
Нынче — юность моя отшумела,
Как подгнивший под окнами клен,
Но припомнил я девушку в белом,
Для которой был пес почтальон.
Крутыми тропинками в горы,
Вдоль быстрых и медленных рек,
Минуя большие озёра,
Весёлый шагал человек.
Четырнадцать лет ему было,
И нёс он дорожный мешок,
А в нём полотенце и мыло
Да белый зубной порошок.
Дворовый, верный пес
Барбос,
Который барскую усердно службу нес,
Увидел старую свою знакомку,
Жужу, кудрявую болонку,
На мягкой пуховой подушке, на окне.
К ней ластяся, как будто бы к родне,
Он, с умиленья чуть не плачет,
И под окном
Визжит, вертит хвостом
Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный сезам,
Появились стрелки, на помине легки,
И взлетели стрекозы с протухшей реки,
И потеха пошла — в две руки, в две руки!
Мы легли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
Чуял волчие ямы подушками лап;
Тот, кого даже пуля догнать не могла б, —
Если не по звездам — по сердцебиенью
Полночь узнаешь, идущую мимо…
Сосны за окнами — в черном опереньи,
Собаки за окнами — клочьями дыма.
Все, что осталось!
Хватит! Довольно!
Кровь моя, что ли, не ходит в теле?..
Уши мои, что ли, не слышат вольно?
Пальцы мои, что ли, окостенели?..
Видно и слышно: над прорвою медвежьей
«Куманечек, побывай у меня,
Душа-радость, побывай у меня.
Побывай, бывай, бывай у меня!
Побывай, бывай, бывай у меня!» —
«Я бы рад да побывать у тебя,
Побывать, бывать, бывать у тебя.
У тебя ли, кума, улица грязна,
Я до шуток не охотник,
Что скажу — скажу всерьез.
Шел по улице охотник,
На базар добычу нес.
Рядом весело бежали
Псы его, которых звали:
Караул, Пожар, Дружок,
Чемодан и Пирожок,
Рыже-огненный Кидай
Волк долго не имев поживы никакой,
Был тощ, худой
Такой,
Что кости лишь одни да кожа;
И волку этому случись
С собакою сойтись,
Которая была собой росла, пригожа,
Жирна,
Дородна и сильна.
Волк рад бы всей душей с собакою схватиться,
У кухни под окном
На солнышке Полкан с Барбосом, лежа, грелись.
Хоть у ворот перед двором
Пристойнее б стеречь им было дом;
Но как они уж понаелись —
И вежливые ж псы притом
Ни на кого не лают днем —
Так рассуждать они пустилися вдвоем
О всякой всячине: о их собачьей службе,
О худе, о добре и, наконец, о дружбе.
Я слова, князь, не позабыл,
Я ваш должник за Каталани!
И если я не заплатил
Еще обещанной вам дани,
То все я перед вами прав!
Собачий верный биограф,
Я ждал от вас нетерпеливо
Записок точных, чтоб на них
Сослаться в надписи правдивой
И честь воздать в стихах моих,
Учебно-егерский пункт в Мытищах,
В еловой роще, не виден глазу.
И все же долго его не ищут.
Едва лишь спросишь — покажут сразу.
Еще бы! Ведь там не тихие пташки,
Тут место веселое, даже слишком.
Здесь травят собак на косматого мишку
И на лису — глазастого Яшку.
Снова Тень, и снова Дьявол, снова Тень, и снова боги,
Снова тягость перекрестков, и несчетные дороги.
Будет, будет. Надоело. Есть же мера наконец.
Если жалкую повторность ты не видишь, ты — глупец.
Или нужно в самом деле нам вздыхать, бледнеть всечасно?
Даже глупая ищейка устает искать напрасно.
И тогда ее хозяин прочь с собой ведет домой:
И не скажет: «Псу — усталость!» И не скажет: «Отдых — мой!»
Худой мир лутче доброй ссоры,
Пословица старинна говорит;
И каждой день нам тож примерами твердит:
Как можно не вплетаться в споры;
А естьли и дойдет нечаянно до них,
Не допуская в даль, прервать с начала их;
И лутче до суда хоть кой как помириться,
Чем дело выиграть, и вовсе просудиться;
Иль споря о гроше всем домом раззориться.
Худой мир лучше доброй ссоры,
Пословица старинна говорит;
И каждый день нам тож примерами твердит,
Как можно не вплетаться в споры;
А если и дойдет нечаянно до них,
Не допуская вдаль, прервать с начала их,
И лучше до суда, хотя ни с чем, мириться,
Как дело выиграть и вовсе просудиться
Иль, споря о гроше, всем домом разориться.
На двор чужой свинья к соседу забрела,
В мяч — сирота не играл никогда, —
Сам он был мячик — судьба им играла,
Птичек не брал из родного гнезда, —
Сам он, как птица, был сыт, чем попало.
Воду, дрова, целый день он таскал,
Лазил по лестницам, вставши до света.
К сытой собаке он зависть питал,
К кошке, что теплою шкурой одета.
Залай, Бродячая Собака!
И ровно в полночь в твой подвал
И забулдыга, и гуляка
Бегут, как рыщущий шакал.
Богемой в папах узаконен,
Гостей встречает Борька Пронин
Подвижен и неутомим
(Друзья! вы все знакомы с ним!)
И рядом — пышущий, как тульский
1
Ветры спать ушли — с золотой зарёй,
Ночь подходит — каменною горой,
И с своей княжною из жарких стран
Отдыхает бешеный атаман.
Молодые плечи в охапку сгрёб,
Да заслушался, запрокинув лоб,
Как гремит над жарким его шатром —