При Дунае бедная хата есть одна…
О, как мне, изгнаннику, дорога́ она!
Часто вспоминаю я с нежностью о ней,
И слезой туманится взор моих очей.
Лучше бы с отчизною не прощался я,
Но влекут желанья нас в дальние края;
Ими окрыляемый, порешив искать
Счастия, оставил я родину и мать.
Бывает так, что зодчий много лет
Над зданием трудится терпеливо
И, постарев от горестей и бед,
К концу его подводит горделиво.
Доволен он упрямою душой,
Веселый взор на здание наводит...
Но купол крив! Но трещиной большой
Расселся он, и дождь в него проходит!
Мечта, внимай! Здесь, в полночи бездонной,
Где изнемог мрак, пологи стеля,
Как враг врагу, как другу брат влюбленный,
Тебе кричит, верша свой круг, Земля:
«Довольно, люди, грозных распрь! устала
Я дым вдыхать, кровь телом всем впивать!
Иль вам убийств, слав, дележей — все мало?
К оливе мира длань — вас молит мать.
Взрыт океан огнем эскадр бродячих,
Поля пальбой дрожат до тучных недр,
Что и в уме, когда душа
Нехороша?
Народов диких нас глупяе быть считают,
Да добрых дел они нас больше исполняют;
А это остяком хочу я доказать
И про него такой поступок рассказать,
Который бы его из рода в род прославил,
А больше подражать ему бы нас заставил.
У остяка земли чужой наслежник был,
Который от него как в путь опять пустился,
(Из Верхарна)Как длинные нити, нетихнущий дождь
Сквозь серое небо, и полон и тощ,
Над квадратами луга, над кубами рощ
Струится нетихнущий дождь,
Томительный дождь,
Дождь…
Так он льет со вчера,
Так он мокрые тянет лоскутья
С тверди серой и черной;
Терпеливый, упорный,
Германия—Гамлет. По ночам
Свобода мертвая встает,
И скорбно бродит по холмам,
И стражу верную зовет.
Тому, кто медлит на пути,
С мольбой протягивает руку:
«О, обнажи свой меч и мсти,
Отмсти за смерть мою и муку».
Он слышит в трепете призыв
И вдруг, поняв немую речь,
Приуныли, приутихли (Дважды) на Дону донски да каза[ки]
А еицкие, донские (Дважды), запороцкие.
А и почем он[и при]уныли?
Потому оне приуныли (Дважды) на Дону дон[ски да ка]заки,
Ах, что взял у них государь-царь (Дважды) … город
Со тремя с темя са малыми с пригородка[ми],
А и со славною су Губаньей, с крепким Лютиком.
А во славном да во Черкасском во земляном городке
А стоит у казаков золотой бунчуг,
А на бунчуге стоит чуден золот крест,
Три полудницы-девицы
У лесной сошлись криницы,
Час полдневный в этот миг
Прозвенел им в ветках, в шутку,
И последнюю минутку
Уронил в лесной родник.
И одна из тех причудниц,
Светлокудрых дев-полудниц
Говорит меж двух сестер:
«Вот уж утро миновало,
1.
Солдатская
С песней, с дробью барабанною
Мы, друзья, в ряды построимся
И, ступив на поле бранное,
Славной смерти удостоимся.
Подвиг, мужественно пройденный,
Не забудется потомками.
Владимиру Павловичу Титову
Я не могу сказать, что старость для меня
Безоблачный закат безоблачного дня.
Мой полдень мрачен был и бурями встревожен,
И темный вечер мой весь тучами обложен.
Я к старости дошел путем родных могил:
Я пережил детей, друзей я схоронил.
Начну ли проверять минувших дней итоги?
Обратно ль оглянусь с томительной дороги?
С Олимпа изгнаны богами,
Веселость с Истиной святой
Шатались по свету друзьями,
Людьми довольны и собой;
Но жизнь бродяг им надоела,
Наскучила и дружбы связь,
В колодезь Истина засела,
Веселость в погреб убралась.
На юность вечную от граций
Тем не менее приснилось что-то.
…Но опять колесный перестук.
После неожиданного взлета
я на землю опускаюсь вдруг.
Не на землю, — на вторую полку
Мимо окон облако неслось.
Без конца, без умолку, без толку
длилось лопотание колес.
Но, обвыкнув в неумолчном гуде,
никуда как будто не спеша,
Усталых сил я долго не жалел.
Не упрекнут бездействием позорным
Мою тоску; как труженик, умел
Работать я с усердием упорным.
Моей душе те годы нелегки;
Скупым трудом не брезгал я лукаво,
И мнится мне — досуга и тоски
Купил себе я дорогое право!..
Там, где берег оспою разрыт
На пути к немецкой обороне,
Он одним снарядом был убит,
И другим снарядом — похоронен.И сомкнулась мёрзлая земля,
Комьями солдата заваля.Пала похоронка в руки прямо
Женщине на станции Азов,
Голосом сынка сказала: «Мама!» —
Мама встала и пошла на зов.На контрольных пунктах, на заставах
Предъявляла мать свои глаза.
Замедляли скорый бег составы,
Поехал Светогор путем-дорогой длинной,
Весь мир кругом сверкал загадкою картинной,
И сила гордая была в его коне.
Подумал богатырь «Что в мире равно мне?»
Тут на пути его встречается прохожий.
Идет поодаль он И смотрит Светогор: —
Прохожий-то простой, и с виду непригожий,
Да на ногу он скор, и конь пред ним не спор.
Поедет богатырь скорей — не догоняет,
Потише едет он — все так же тот идет
И
Вот мрачится
Свод лазурный!
Вот крутится
Вихорь бурный!
Ветр свистит,
Гром гремит,
Море стонет —
Путь далек…
Тонет, тонет
Меж болот из малого колодца
Ручеёк, не умолкая, льётся.
Неприметен чистый ручеёк,
Не широк, не звонок, не глубок.
Перейдёшь его через дощечку.
А глядишь — ручей разлился в речку,
Хоть местами речку эту вброд
И цыплёнок летом перейдёт.
Оловянных солдатиков строем
По шнурочку равняемся мы.
Чуть из ряда выходят умы:
«Смерть безумцам!» — мы яростно воем.
Поднимаем бессмысленный рев,
Мы преследуем их, убиваем —
И стату́и потом воздвигаем,
Человечества славу прозрев.
Ждет Идея, как чистая дева,
Вы едете, оставя за собой
Родную Русь с ее привольем и пространством,
С ее младою, девственной красой,
С ее живым нарядом и убранством,
С ее надеждой, верой — и Москвой.
Знакомиться с германскою столицей
Спешите вы — за длинной вереницей
Пустых людей, которых нам не жаль
(Их поделом взяла чужая даль!),
Таких людей чуждаетесь вы сами.Итак, Берлин предстанет перед вами,
За цепи гор перенесу я взоры:
Здесь—лишь снега встречает жадный взгляд
Да стройных сосен темный, ровный ряд.
Туда, туда, за эти горы
Желал бы смело я перешагнуть.
Когда ж решусь пуститься в дальний путь?
Блестят на солнце снежные уборы
Далеких гор: их недоступна высь;
Но царь-орел—он может вознестись
Молчи, минутнаго покоя не тревожь!
Не говори, что — сплин!
Ведь безнаказанно и ты не доживешь
До роковых седин.
Все то, что̀ радует тебя своим расцветом,
В тумане осени погибнет вместе с летом.
Настанут дни, когда приятелей своих
Знакомыя черты
Припоминая, ты сочтешь над прахом их
Еще затмилася прекрасная звезда,
В разгаре полнаго и яркаго сиянья,
Так неожиданно!.. А многие года
Она светила нам, как луч обетованья.
На наших сумрачных духовных небесах,
Покрытых тучами, теперь так мало света,
Так мало ясных звезд; в их трепетных лучах
Чуть виден трудный путь и мглою даль одета…
Порой лишь тусклый свет блуждающих огней
Влечет на миг толпу, блеснкв лучом коварным…
За сосняком, среди пустого поля —
Где все пути песками замело —
Из века в век — стоит моя "Недоля" —
Землей забытое российское село...
В нем — двадцать хат, всегда стоявших криво —
Печальный ряд, склонившийся от бед —
Дырявый мост, за ним — сухая ива —
Грозой разбитая во тьме минувших лет...
Посв<ящается> А. П. Caломонy
«Покинь скорей родимые пределы,
И весь твой род, и дом отцов твоих,
И как стрелку его покорны стрелы —
Покорен будь глаголам уст моих.
Иди вперед, о прежнем не тоскуя,
Иди вперед, все прошлое забыв,
И все иди, — доколь не укажу я,
Куда ведет любви моей призыв».
Молчи, минутного покоя не тревожь!
Не говори, что — сплин!
Ведь безнаказанно и ты не доживешь
До роковых седин.
Все то, что радует тебя своим расцветом,
В тумане осени погибнет вместе с летом.
Настанут дни, когда приятелей своих
Знакомые черты
Припоминая, ты сочтешь над прахом их
Я дважды любил: две волшебницы-девы
Сияли мне в жизни средь Божьих чудес;
Они мне внушали живые напевы,
Знакомили душу с блаженством небес.
Одну полюбил, как слезою печали
Ланита прекрасной была нажжена;
Другую, когда ее очи блистали
И сладко, роскошно смеялась она.
Исчезло, чем прежде я был разволнован,
Она всегда с бельем у плота;
Ей между прачек равной нет:
В ея руках кипит работа,
Хотя ей семьдесят шесть лет.
Так всю-то жизнь за хлеб свой чорный
Она надсаживала грудь,
Свершая честно и покорно
Судьбой отмеренный ей путь.
В былые дни она любила,
Тревогой древнею полна,
Над городищами пустыми
Копье простершая жена
Воздвиглась в грохоте и дыме.
Степной ковыль и дикий прах.
Сияли росы. А в лесах
Косматый вепрь и тур суровый
Толкались меж кустов густых,
И глотки клокотали их,
Когда трещал пожар багровый.
От отческих полей, от друга отлученный,
Игра фортуны злой, коварной и страстей,
Мечтой обманчивой в свет бурный увлеченный,
Свидетель суеты, неравенства людей,
Сражаясь сам с собой,- я вижу преткновенье
На скользком сем пути и бездны пред собой.
Пенаты милые! услышьте голос мой,
Внемлите странника бездомного моленье:
Вы, в юности меня хранившие от бед,
Теперь от роковых ударов защитите
У вод, забурливших в апреле и мае,
Четыре особых дороги я знаю.
Одни
Не успеют разлиться ручьями,
Как солнышко пьет их
Косыми лучами.
Им в небе носиться по белому свету,
И светлой росою качаться на ветках,
И ливнями литься, и сыпаться градом,
И вспыхивать пышными дугами радуг.
«Куда ты, Павел?» — «В мир несу спасенье.
Нам богом дан закон любви». —
«Апостол, отдохни мгновенье!
Устал ты, ноги все в крови». —
«Нет, нет; я в мир несу спасенье.
Нам богом дан закон любви».
«Куда ты, Павел?» — «Проповедать людям
Весть мира, братства, правоты». —
«Останься с нами; вместе будем
Каждый крестьянин
верит в примету.
Который — в ту,
который — в эту.
Приметами
не охранишь
свое благополучьице.
Смотрите,
что от примет получится.
Ферапонт косил в поле,
ЛегендаНеожиданным недугом
Тяжко поражён,
В замке грозно-неприступном
Умирал барон.
По приказу господина
Вышли от него
Слуги, с рыцарем оставив
Сына одного.
Круглолицый, смуглый отрок
На колени стал, —
Когда один, среди степи Сирийской,
Пал пилигрим на тягостном пути, —
Есть, может, там приют оазы близкой,
Но до нее ему уж не дойти.Есть, может, там в спасенье пилигрима
Прохлада пальм и ток струи живой;
Но на песке лежит он недвижимо…
Он долго шел дорогой роковой! Он бодро шел и, в бедственной пустыне
Не раз упав, не раз вставал опять
С молитвою, с надеждою; но ныне
Пора пришла, — ему нет силы встать.Вокруг него блестит песок безбрежный,
Ее светлости, главноуправляющей
отделением народного продовольствия
по части чайных обстоятельств, от
благодарных членов Троице-Сергиевской
экспедицииВ те дни, как путь богоугодной
От места, где теперь стоим,
Мы совершали пешеходно
К местам и славным и святым;
В те дни, как сладостного мая
Любезно-свежая пора,