Когда бы как-нибудь для нас возможным стало
Вдруг сблизить то, что в жизни возникало
На расстояньях многих-многих лет —
При дикой красоте негаданных сближений
Для многих чувств хотелось бы прощений…
Прощенья нет, но и забвенья нет.
Вот отчего всегда, везде необходимо
Прощать других… Для них проходит мимо
То, что для нас давным-давно прошло,
Когда бы все былые силы,
То, что зовут у нас душой,
От ранней юности направить
Одною ясною стезей;
Когда б, избрав одно призванье,
Счастливец в жизни не блуждал, —
Его почтили б дружбой равной
Астарта, Бахус и Ваал.
Качается лодка на це́пи,
Привязана крепко она,
Чуть движет на привязи ветер,
Чуть слышно колышет волна.
Ох, хочется лодке на волю,
На волю, в неведомый путь,
И свернутый парус расправить,
И выставить на́ ветер грудь!
Как эти сосны древни, величавы,
И не одну им сотню лет прожить;
Ударит молния! У неба злые нравы,
Судьба решит: им именно — не быть!
Весна в цветах; и яблони, и сливы
Все разодеты в белых лепестках.
Мороз ударит ночью! И не живы
Те силы их, что зреть могли в плодах.
Как ты чиста в покое ясном,
В тебе понятья даже нет
О лживом, злобном или страстном,
Чем так тревожен белый свет!
Как ты глупа! Какой равниной
Раскинут мир души твоей,
На ней вершинки — ни единой,
И нет ни звуков, ни теней…
Как ро́бки вы и как ничтожны,—
Ни воли нет, ни силы нет...
Не применить ли к вам, на случай,
Сельскохозяйственный совет?
Любой, любой хозяин знает:
Чтобы траве пышней расти,
Ее скосить необходимо
И, просушив, в стога свезти...
Какое дело им до горя моего?
Свои у них, свои томленья и печали!
И что им до меня и что им до него?..
Они, поверьте мне, и без того устали.
А что за дело мне до всех печалей их?
Пускай им тяжело, томительно и больно.
Менять груз одного на груз десятерых,
Конечно, не расчет, хотя и сердобольно.
Как красных маков раскидало
По золотому полю жниц;
Небес лазурных покрывало
Пестрит роями черных птиц;
Стада овец ползут на скаты
Вдоль зеленеющей бакчи, —
Как бы подвижные заплаты
На ярком золоте парчи...
Как думы мощных скал, к скале и от скалы,
В лучах полуденных проносятся орлы;
В расщелинах дубов и камней рождены,
Они на краткий срок огнем озарены —
И возвращаются от светлых облаков
Во тьму холодную родимых тайников, —
Так и мои мечты взлетают в высоту...
И вижу, что ни день, убитую мечту!
Все ту же самую! Размеры мощных крыл,
Как вы мне любы, полевые
Глубокой осени цветы.
Несвоевременные грезы,
Не в срок возникшие мечты!
Вы опоздали в жизнь явиться;
Вас жгут морозы на заре;
Вам в мае надобно родиться,
А вы родились в октябре...
Как будто снегом опушила
Весна цветами ветви слив;
Заря, полнеба охватив,
В цветах румянец пробудила.
Придет пора, нальется плод,
А тяжесть ветви к до́лу скло́нит,
Сломает... Цветень смерть несет,
Пора любви страданья гонит.
Какая ночь! Зашел я в хату,
Весь лес лучами озарен
И, как по кованому злату,
Тенями ночи зачервлен.
Сквозь крышу, крытую соломой,
Мне мнится — будто я цветок
С его полуночной истомой,
С сияньем месяца у ног!
Каждою весною, в тот же самый час,
Солнце к нам в окошко смотрит в первый раз.
Будет, будет время: солнце вновь придет, —
Нас здесь не увидит, а других найдет...
И с терпеньем ровным будет им светить,
Помогая чахнуть и ничем не быть...
Истосковались вы, любезные друзья!
Дней лучших нет, и не идет спасенье…
Прочтемте же скорее в утешенье
Стихи о первых днях из Книги Бытия!
И будем ожидать, чтоб воплотилось «Слово»…
Что до «Хаоса» в жизни — это все готово…
И подумаешь, бросив на край этот взоры:
Здесь когда-то, в огнях допотопной земли,
Кто-то сыпал у моря высокие горы,
И лежат они так, как когда-то легли!
Неприветны, черны, громоздятся уступы…
То какой-то до века погасший костер,
То каких-то мечтаний великие трупы,
Чей-то каменный сон, наводнивший простор!
И они в звуках песни, как рыбы в воде,
Плавали, плавали!
И тревожили ночь, благовонную ночь,
Звуками, звуками!
Вызывала она на любовь, на огонь,
Голосом, голосом,
И он ей отвечал, будто вправду пылал,
Тенором, тенором!
А в саду под окном ухмылялась тайком
Парочка, парочка, —
Из твоего глубокого паденья
Порой, живым могуществом мечты,
Ты вдруг уносишься в то царство вдохновенья,
Где дома был в былые дни и ты!
Горит тогда, горит неопалимо
Твоя мечта — как в полночи звезда!..
Как ты красив под краскою стыда!
Но светлый миг проходит мимо, мимо…
Из сокровищницы вечной
Душ людских что в них дороже
Черпай ты смелей —
И толпе, всегда беспечной,
То, что взято из нее же,
Ясно спеть умей!
Все поэты, без сомненья,
Все мыслители вселенной —
Длинный ряд зеркал;
Из-под тенистого куста
С подстилкой моховою,
Фиалок темных я нарвал,
Увлаженных росою!
Принес к тебе их! С лепестков
Прохладой ночи веет...
Твой добрый взгляд, твой милый взгляд
Их теменью темнеет!
Из Каира и Ментоны,
Исполняя церкви чин,
К нам везут мужья и жены
Прах любимых половин…
В деревнях и под столицей
Их хоронят на Руси:
На, мол, жил ты за границей —
Так земли родной вкуси!
И вернулся я к ним после долгих годов,
И они все так рады мне были!
И о чем уж, о чем за вечерним столом
Мы не вспомнили? Как не шутили?
Наши шумные споры о том и другом,
Что лет двадцать назад оборвались,
Зазвучали опять на былые лады,
Точно будто совсем не кончались.
Зернышко овсяное искренно обрадовалось, —
Счастье-то нежданное! корешком прокрадывалось
Смело и уверенно по земле питательной,
В блеске солнца вешнего — ласки обаятельной…
Лживою тревогою зернышко смутилося:
Над большой дорогою прорастать пустилося!
Мнут и топчут бедное… Солнце жжет лучом…
Умерло, — обятое высохшим пластом!
За целым рядом всяческих изятий
У нас литературе нет занятий,
И литераторы от скуки заняты
Тем, что гвоздят друг друга на кресты,
Являя взорам меньших братий
Ряды комических распятий...
Вздохнешь ли ты?
За то, что вы всегда от колыбели лгали,
А может быть, и не могли не лгать;
За то, что, торопясь, от бедной жизни брали
Скорей и более, чем жизнь могла вам дать;
За то, что с детских лет в вас жажда идеала
Не в меру чувственной и грубою была,
За то, что вас печаль порой не освежала,
Путем раздумия и часу не вела;
Заря пройдет, заря вернется
И — в безучастности своей —
Не может знать, как сильно бьется
Больное сердце у людей.
А чтоб заря не раздражала,
Своих огней для нас не жгла,
Пускай бы по́ свету лежала
Непроницаемая мгла!
Закрыла осень все пути,
Ручьи умолкшие застыли,
Сгорели травы, полегли...
Они недавно живы были.
Ну, память! Ты в права вступай
И из немых воспоминаний
Былого лета выдвигай
Черты живых произрастаний!
Животворящий блеск весны
Взглянул на землю с вышины;
Из-под разрыхленных снегов
Зеленый тронулся покров,
Сквозь голубые полыньи
Вздохнули волны и струи,
И день намного стал длинней,
И небо дальнее синей...
Еще удар судьбы... Хотя оно и грустно,
Но этот всех других решительней, сильней,
Он неожидан был, он нанесен искусно
Рукою близкого, и оттого больней!
И грудь уже не так, как некогда бывало, —
Года осилили и жизнь вконец измяла!
А все же кажется и верится подчас,
Что в этой груди есть остатков сил не мало,
Что будто этих сил, хоть бы в последний раз,
Еще недавно, по́лон силы,
Он был и ласков, и умен, —
Он понимал людей живущих
И знал людей былых времен.
Теперь осунулся всем телом,
Не говорит — бормочет вслух;
Он жив еще, порой смеется,
Но отлетел бессмертный дух!
Есть целый мир в груди моей!
В нем зе́мли есть, моря,
Толпы несметные людей,
Два, три больших царя!
Чудна растительность мечты
У мира моего,
А солнце... Солнце, это ты...
Живишь и жжешь его!
Есть, есть гармония живая
В нытье полуночного лая
Сторожевых в селе собак;
Никем не хо́лены, не мыты,
Избиты, изредка лишь сыты,
Все в клочьях от обычных драк,
Они за что-то, кто их знает,
Наш сон усердно сторожат:
Пес хочет есть, избит, измят,
А все не спит и громко лает!
Если вспомнить: сколько всех народов,
От начала и по этот год,
Сном могилы смерть угомонила
И сложила к мертвым в общий счет…
Если вспомнить: сколько грез, мечтаний
В этих людях, из глубокой мглы,
Зарождалось, и они, несметны,
Поднимались в небо, как орлы! —
Если б все, что упадает
Серебра с луны,
Все, что золота роняет
Солнце с вышины —
Ей снести... Она б сказала:
«Милый мой пиит,
Ты того мне дай металла,
Что в земле лежит!»
Еду по улице: люди зевают!
В окнах, в каретах, повсюду зевки,
Так и проносятся, так и мелькают,
Будто над лугом весной мотыльки.
Еду… И сам за собой замечаю:
Спал я довольно, да будто не впрок!
Рот мой шевелится… право, не знаю:
Это улыбка или зевок?
Слушаю, слушаю долго,— и образы встали...
Носятся шумно... Но это не звуки, а люди,
И от движенья их ветер меня обвевает...
Нет, я не думал, чтоб звуки могли воплощаться!
Сердце, что море в грозу, запевает и бьется!
Мысли сбежались и дружно меня обступили.
Нет! Я не в силах молчать: иль словами скажитесь,
Или же звуков мне дайте — сказать, что придется!..