Найдено стихов - 202.
На одной странице показано - 35.
Чтобы посмотреть как можно больше стихов из коллекции, переходите по страницам внизу экрана.
Стихи отсортированы так, что в начале Вы будете видеть более короткие стихи.
На последней странице Вы можете найти самые длинные стихи по теме.
Комета встретилась однажды со звездой.
Звезда на дерзкую разгневалась комету:
«Зачем мутишь ты область эту
Несвоевременной ездой!
Мой блеск, преданьями и славою богатый,
Ночей был издавна привычная краса;
Зачем ты, блудная, затерлась в небеса
Своей фигурою хвостатой?»
Комета робкая ответила: «Прости!
Я не виновна в том, что хвост должна нести.
Но я служу, как ты, не худо:
Людей вниманием горды мы не всегда...
Чтоб в небо глянули иные господа,
Как я, хвостатое бывает нужно чудо!»
Да, может быть, в покое счастья нет;
Нужна тревога бурь и суета скитаний,
Чтоб алчущей души унять горячий бред
И миг забвения купить путем страданий!
Но в чем забвение? Не все ли то равно!
Не в том ли мудрости сокрытое искусство —
Забвенье так найти, чтоб, им утомлено,
Не мстило за себя поруганное чувство,
И радость не была б позорно отнята, —
Забудешься ль на миг за вымыслом поэта,
Лобзая ль искренно любимые уста,
Или в сиянии полуночного света
Перед лампадою и образом Христа?..
Фавн краснолицый! По возрасту ты не старик!
С жидкой бородкой, в костюме помятом…
Точно: свидетельства есть по антикам, хоть ты не антик,
Сходства меж пьяным Силеном и мертвым Сократом…
Правда и то, что заметил тебя Мефистофель!
Может, в тебя воплотится — нашел бы занятность? —
Но Мефистофель — вполне джентльмен! Тонкий профиль!
И до смешного, мой друг, уважает опрятность…
Учит день меня:
Не люби ее!
Учит ночь меня:
Все ее — твое!
Я с ума схожу
В этих да и нет!
Ночь! цари одна!
Гасни, солнца свет.
Утро! Тронулись туманы
И над лесом понеслись,
В терема, в дворцы сложились
И огнями разожглись!
Чтобы душу молодую
Силой чар заполонить,
И в воздушные чертоги
Искр и злата поселить.
Знал бы я одну... Но, знаю:
Вместе с облаком уйдет
И не мне на грудь и в душу
Теплым дождиком падет!
Не сын, но пасынок, есть чувство в нас одно,
Забыто, бедное, обижено оно,
Невзрачным именем - усталостью зовут...
То чувство иногда след нескольких минут,
Но чаще грузный плод тяжелых, долгих дней…
Под гнетом множества испытанных скорбей,
За потрясеньями измученной души
Из ненарушенной святой ее тиши,
Из сокровеннейших и темных уголков,
Из незамеченных до срока тайников
Души страдающей, на свет пробьется вдруг
Для неожиданных и дорогих услуг
Усталость и гласит: «Покончен долгий путь,
Ты сделал все, что мог, а дальше — будь что будь!»
Устал в полях, засну солидно,
Попав в деревню на харчи.
В окно открытое мне видно
И сад наш, и кусок парчи
Чудесной ночи… Воздух светел…
Как тишь тиха! Засну, любя
Весь Божий мир… Но крикнул петел!
Иль я отрекся от себя?
Упала молния в ручей.
Вода не стала горячей.
А что ручей до дна пронзен,
Сквозь шелест струй не слышит он.
Зато и молнии струя,
Упав, лишилась бытия.
Другого не было пути...
И я прощу, и ты прости.
Ты часто так на снег глядела,
Дитя архангельских снегов,
Что мысль в очах обледенела
И взгляд твой холодно суров.
Беги! Направься к странам знойным,
К морям, не смевшим замерзать:
Они дыханием спокойным
Принудят взгляд твой запылать.
Тогда из новых сочетаний,
Где юг и север в связь войдут,
Возникнет мир очарований
И в нем — кому-нибудь приют...
Ты умный человек, об этом нет и спора!
Ничто не скроется от опытного взора,
И все, чем оптика вооружила глаз,
Тебе известно, и ты смотришь в нас.
Профессор! Ты постиг все мудрости Европы, —
Вот оттого-то здесь, наморщив гладкий лоб,
Ты так мучительно уткнулся в микроскоп, —
А надобно бы лезть глядеть под телескопы…
Ты сидела со мной у окна.
Все дома в темноте потонули.
Вдруг, глядим: заалела стена,
Искры света по окнам мелькнули.
Видим: факелы тащут, гербы,
Ордена на подушках с кистями,
В мрачных ризах шагают попы
И чернеют в огнях клобуками;
Дроги, гроб! И от гроба в огне
Будто зарево нас освещало...
Ты так быстро склонилась ко мне,
Жить желая во что́ бы ни стало!
Ты подарил мне лучшую из книг —
Евангелье! Но миновали годы,
Коснулись книги всякие невзгоды,
Я добыл новую. И снова ты возник,
Ты — подаривший первую когда-то…
Давно ты умер; все забвеньем взято,
Но в памяти моей, для сердца, для меня —
Ты жив в сиянии таинственного дня!
Таких таинственностей в мире духа много,
И в каждой видится какая-то дорога…
Ты нежней голубки белокрылой,
Ты — рубин блестящий, огневой!
Бедный дух мой, столько лет унылый,
Краской жизни рдеет пред тобой.
В тихом свете кроткого сиянья,
Давних дней в прозрачной глубине
Возникают снова очертанья
Прежних чувств, роившихся во мне.
Можно ль верить — верить ум не смеет! —
Будто этот наших чувств расцвет, —
Будет день, — пройдет и побледнеет,
Погрузившись в мертвый холод лет...
Ты любишь его всей душою,
И вам так легко, так светло...
Зачем же упрямством порою
Свое ты туманишь чело?
Зачем беспричинно, всечасно
Ты радости портишь сама
И доброе сердце напрасно
Смущаешь злорадством ума?
Довольствуйся тем, что возможно!
Поверь: вам довольно всего,
Чтоб, тихо живя, нетревожно,
Не ждать, не желать ничего...
Ты, красавица лесная,
Чудный ландыш, бледный лик!
Молча я тебя срываю
В лунном свете, в чудный миг!
Что же делать? Я не властен!
Знаю я — зачахнешь ты.
Смерть — за то, что ты душиста,
Смерть — во имя красоты!
Тучки набежали, тени раскидали,
Смотрят с неба синего, смотрят свысока́,
Как легли их тени и куда упали:
На холмы, на пажити, в волны озерка́.
Молвят тучам тени: «Золотые гряды,
Вам ли счастье, радости, краски не даны,
Вам ли нет раздолья, вам ли нет отрады
В переливах радужных светлой вышины?»
Отвечают тучи: «Темные созданья,
Бедные завистницы долей вам чужих!
Ближе вы к юдоли плача и страданья,
Но зато вы в близости радостей людских...»
Топчутся волны на месте;
С ветром играет река;
Ветер проносится с моря,
Станет река глубока!
Быстро река обмелела,
Ветер идет верховой...
Люди реке подражают...
То же со мной и с тобой!
Тебя он в шутку звал старушкой,
Тобою жил для добрых дел,
Тобой был весел за пирушкой,
Тобой был честен, горд и смел!
В него глаза твои светили...
Так луч, в глубь церкви заронен,
Идет по длинной ленте пыли
Играть под ризами икон.
Погасла ты, и луч затмился,
Мрак человека обуял,
И не поверить: как светился
В той тьме кромешной — идеал?!..
Тебе обязан я святою тишиной,
Столь непривычною душе моей больной;
Тобой единою вся эта тишина
Мне незаслуженно, как Божий дар, дана.
И если ангелы, чтоб на землю сойти,
Имеют тихие, заветные пути, —
Я верю, чувствую, — я сознавал не раз:
Они, незримые, проходят возле нас.
Твоя слеза меня смутила...
Но я, клянусь, не виноват!
Страшна условий жизни сила,
Стеной обычаи стоят.
Совсем не в силу убежденья,
А в силу нравов, иногда
Всплывают грустные явленья,
И люди гибнут без следа,
И ужасающая драма
Родится в треске фраз и слов
Несуществующего срама
И намалеванных оков.
Так вот оно где наводненье было?
Избу́ разрушило, плотину разнесло,
Большие льдины всюду разложило,
И успокоилось, и тихо отошло...
В одежде искр и красок бесподобных
Идет весна, вся в почках и цветах;
В соседстве льдин, как подле плит надгробных,
Играют дети в солнечных лучах.
Улыбка есть на всех следах погрома!
Загладить прошлое весна взяла почин,
И ластится она, вся нега, вся истома,
И жмется зеленью к лазурным стенкам льдин.
Стою я с ужасом у гроба!
Безумье многих лет навек
В нем успокоилось, и можно
Сказать опять: «Се человек!»
Сын подле гроба! Сколько сходства
В лице! Читаю ясно в нем:
«Скорей бы кончить с погребеньем
И пир задать, проветрив дом!..»
(Гимн)
В святых судьбах родной России,
В реке времен, в пучине дней,
Две венценосные Марии
Любили сирот и детей.
И русских женщин воспитали,
Взращали так, чтоб им блистать,
Как Венценосные блистали
В двух образцах — жена и мать!
И если мы надежды полны
И сил, и веры без границ, —
Так это в нас играют волны
Деяний двух Императриц.
Стоит народ за молотьбою;
Гудит высокое гумно;
Как бы молочною струею
Из молотилки бьет зерно.
Как ярок день, как солнце жгуче!
А пыль работы так грузна,
Что люди ходят, будто в туче
Среди дрожащего гумна.
Старый плющ здесь ползет
Вдоль мохнатых корней;
Ель, замшившись, растет —
Вся в дремоте ветвей...
Опуститься б в тени,
Поглядеть на закат,
Как ночные огни
В небесах заблестят,
И, с темнеющим днем,
Всем своим бытием,
Как и день, отойти
На иные пути...
Создав свой мир в миру людском,
Глубокой тайною хранимы,
С тобой мы в жизни шли вдвоем,
Ни для кого неуловимы.
Расстались мы! Пришел конец...
Но я, несчастливый беглец,
Свободен был недолго... Снова
Пришлось другую власть признать
И, ей в угоду, страсть былого,
Тебя — хулить и отрицать!..
Совсем примерная семья!
Порядок, мир... Чем не отрада?
Но отчего вдруг вспомнил я
Страничку из суде́б Царьграда:
По лику мертвого царя
Гуляют кистью богомазы,
И сурик, на щеках горя,
Румянит крупные алмазы;
Наведена улыбка губ,
Заштукатурены морщины...
А все же это — только труп
И лицевая часть картины!
Смотрит тучка в вешний лед,
Лед ее сиянье пьет.
Тает тучка в небесах,
Тает льдина на волнах.
Облик, тающий вдвойне,
И на небе и в волне, —
Это я и это ты,
Оба — таянье мечты.
Смотрите: после свистопляски
И царства шаржей и сатир
Начнут у нас меняться краски,
Преобразится взгляд на мир!
Польются слезы бедной Лизы,
Раздастся снова ритурнель,
Мы будем спорить за девизы
И пререкаться — за свирель!
С моря сердитого в малый залив забежав,
В тихом спокойствии я очутился;
Лодку свою между острых камней привязав,
Слушая бурю, в раздумье забылся...
Как хорошо, прекратив неоконченный спор,
Мирно уйти из бурунов сомненья,
Руки сложить, ни себе, ни другим не в укор,
Тихо качаясь на зыби мышленья...
Сколько хороших мечтаний
Люди убили во мне;
Сколько сгубил я деяний
Сам, по своей же вине…
В жизни: комедии, драмы,
Оперы, фарс и балет
Ставятся в общие рамы
Повести множества лет…
Я доигрался! Я — до́ма!
Скромен, спокоен и прав, —
Нож и пилу анато́ма
С ветвью оливы связав!
Сколько мельниц по вершинам
Убегающих холмов?
Скрип, что́ музыка вдоль крыльев,
Пенье — грохот жерновов.
Вековые учрежденья,
Первобытнейший снаряд!
Всех родов нововведенья
Их нимало не страшат;
Заповеданы издре́вле,
Те же все, как свет, как звук,
Им — что́ шпаги Дон-Кихотов
Все усилия наук...
С кленами не́клен взрастает
Спор у деревьев идет!
Не́клену клен обясняет:
«Хрупки вы, слабый народ!
Ваши стволы не выносят
Стойки под крышей гумна,
Сами подпоры попросят,
Если им служба дана!»
Не́клен шуршит и смеется!
Слышен ответ по ветвям:
«Тот, кем нам имя дается,
Разве не хрупок он сам?»
Сквозь листву неудержимо
Тихо льет церковный звон,
Уносясь куда-то мимо
В бесконечность всех сторон.
Сквозь большие непорядки
Душ людских — добро скользит...
Где и в чем его зачатки?
И какой влечет магнит?
Дивной силой притяженья
Кто-то должен обладать,
Чтобы светлые явленья
В тьме кромешной вызывать.
Серебряный сумрак спустился,
И сходит на землю покой;
Мне слышно движение лодки,
Удары весла за горой...
Пловец, мне совсем неизвестный,
От сердца скажу: добрый путь!
На труд ли плывешь ты, на радость,
На горе ли, — сча́стливым будь!
Я так преисполнен покоя,
Я так им богат, что возьми
Хоть часть, — мне достанет делиться
Со всеми, со всеми людьми.