Степь неоглядная,
Степь безконечная,
Морем она разстилается.
В бурю-ли темную,
В утро-ли ясное
Песня над ней разливается.
Слышны в ней жалобы,
Слышны рыдания,
Стоны и мука постылая.
Песнь эта—жизнь наша,
Степь эта—родина,
Родина наша унылая.
Степь неоглядная,
Степь бесконечная,
Морем она расстилается.
В бурю ли темную,
В утро ли ясное
Песня над ней разливается.
Слышны в ней жалобы,
Слышны рыдания,
Стоны и мука постылая.
Песнь эта — жизнь наша,
Степь эта — родина,
Родина наша унылая.
Степь глухая спит спокойно,
Сном обята безпробудным,
А над ней нависли стройно
Хоры звезд, в сияньи чудном.
Звезды искрятся, сверкая
Вспышкой ласки и привета,
Но безмолвна степь глухая,
Ночи сумраком одета.
Степь глухая спит спокойно,
Сном обята беспробудным,
А над ней нависли стройно
Хоры звезд, в сияньи чудном.
Звезды искрятся, сверкая
Вспышкой ласки и привета,
Но безмолвна степь глухая,
Ночи сумраком одета.
Я иду, иду. Всюду степь и степь.
Небо шлет звезду. Упадет за степь.
Небо шлет еще. Свет умрет в пути.
Этот звездный счет мне ль умом пройти!
Я пою себе: Дух смутьянь, свирепь.
Говорю себе: Да порви же цепь.
День уходит в тень. Всюду степь и степь.
Ночь уходит прочь. Не проходит степь.
Есть в громах, рожденных бурей,
Срывный звук.
В лете фурий, в ласках гурий,
Есть красивость сжатых рук.
Есть в глазах, любовь таящих,
Дрожь ресниц.
Меж ветвей, в весенних чащах
Есть любовный голос птиц.
Есть в капризности размера
Срыв струны.
Есть! Тебе, о, баядера,
Пляски-молнии даны.
Радостность ласки моей
Полною чашей испей.
Ласковость светлой любви
Сердцем сполна позови.
Каждый весенний цветок
В миг свой — лишь скрытый намек.
В миг свой — он дышит полней,
Влагу приняв до корней.
Каждый весенний цветок
В миг свой — пахуч и глубок,
Взявши в себя полноту: —
Солнце, росу, и мечту.
Дальний Сириус дрожью обят, колыбелится, тянется свет.
Это — сказ, это — звук, это — сон, перекатная зыбь перезвона.
И как ровно горит перед ним, начертанье высоких побед,
Троезвездный размеренный звон, ослепительный систр Ориона.
Звук София — лозунг мудрый,
Оттого в воздушных косах
Ты среди черноволосых
Лик являешь златокудрый.
Ты еще совсем загадка,
И, среди сестер одна,
Ты как тихая лампадка,
В час когда поет весна.
Сосуд с водой, где идол был,
Где идол вымыт был до бога,
Я освятил крестом стропил,
Поставил в глубине чертога.
И он стоит, закрыв глаза,
В своей красе необычаен,
Его задумала гроза,
Он быстрой молнией изваян.
В этих душных ночах, в Итальянских ночах,
Вдруг крылатую взяв, я сжимаю тебя,
Утопивши глаза в потемневших очах,
И терзая тебя — и любя — и любя.
Этих нежных ступней ощутив красоту,
Поцелуй к ним прижал — восходил — восходил,
И, напевность любви, я узоры плету,
Сочетав поцелуй с воскуреньем кадил.
Мы узнали, что вот, это — слитные мы,
Две красы — две осы — два касания трав,
И читая в очах звездный сказ полутьмы,
Я пою про любовь двух расцветших купав.
Солнышко-Ведрышко, Красная Девица ходит по синему полю.
Ходит по Небу, а смотрит на Землю, хочет сменить свою долю.
Будет, сказала, мне синего поля, хочется мне изумруда.
Солнышко-Ведрышко с Неба уходит, хочет спуститься оттуда.
Красная Девица сверху нисходит, алый сильнее румянец.
Воды на Море от радости пляшут, белый затеяли танец.
Рощи и долы в цветах золотятся, сердце распелось у птицы.
Красная Девица вся закраснелась, к Ночи готовы — зарницы.
Солнце, горячее сердце Вселенной,
Ты восходишь и бродишь, ты плывешь и нисходишь,
И в томительной жизни так расчисленно-пленной
Золото блеска ты к полночи сводишь.
Я стою на пределе, и шаром кровавым
Ты уходишь за горы, уплываешь за Море,
Я смотрю, но над лесом, осенним и ржавым,
Только ветер — с собой в вековом разговоре.
Вот я один. Клад утрачен мой ценный.
И хоть целое Солнце заключаю я в сердце,
Разлюбив человека, я лишился Вселенной,
Нет больше веры в единоверце.
Солнце свершает
Скучный свой путь.
Что-то мешает
Сердцу вздохнуть.
В море приливы
Шумно растут.
Мирные нивы
Где-то цветут.
Пенясь, про негу
Шепчет вода.
Где-то к ночлегу
Гонят стада.
Бог везде, куда ни глянь,
Всюду видит, всюду слышит,
Богу все приносит дань,
Слон, пчела, и лев, и лань,
Богом все живет и дышит.
Разрывая ночи грань,
Солнце встало. Верный, встань.
И молись. И верь. И глянь,
Как волна волну колышет.
Свой мозг пронзил я солнечным лучом.
Гляжу на Мир. Не помню ни о чем.
Я вижу свет, и цветовой туман.
Мой дух влюблен. Он упоен. Он пьян.
Как луч горит на пальцах у меня!
Как сладко мне присутствие огня!
Смешалось все. Людское я забыл.
Я в мировом. Я в центре вечных сил.
Как радостно быть жарким и сверкать!
Как весело мгновения сжигать!
Со светлыми я светом говорю.
Я царствую. Блаженствую. Горю.
Ужь скоро крикнет петух весны,
Что пламя мчится из вышины,
Что пламя пляшет пред торжеством —
Дрожать гореньем во всем живом.
Мы знаем зиму и звонкий лед,
Мы знаем ветра живой полет,
Секундной стрелки проворен бег,
Буравчик тонкий источит снег.
Летит к нам вольность, легко-светла,
Качая в небе колокола,
В веселый полдень почуял дух,
Что там на Солнце пропел петух.
Уж скоро крикнет петух весны,
Что пламя мчится из вышины,
Что пламя пляшет пред торжеством —
Дрожать гореньем во всем живом.
Мы знаем зиму и звонкий лед,
Мы знаем ветра живой полет,
Секундной стрелки проворен бег,
Буравчик тонкий источит снег.
Летит к нам вольность, легко-светла,
Качая в небе колокола,
В веселый полдень почуял дух,
Что там на Солнце пропел петух.
Высокий кокошник. Наряд нарочитый.
Ласкательный мех душегрейки.
Привет тебе, вкрадчивый соболь, убитый
Во имя смеющейся змейки.
Все дни наши звеньями ласки мы мерим,
Нас Месяц дарит жемчугами.
А в полночь над нами узорчатый терем
Резными поет петушками.
Эти грузные стропила Скандинавского мышленья,
Замороженные глыбы дико вытянутых льдин,
Воздвигают храм нестройный, где лишь бури слышно пенье,
Где лишь ветер, снежный ветер, ветер царствует один.
Так ли? Так ли? Тот, кто видел, как крутится над снегами
Изворотливая вьюга на предвечном берегу,
Он усмотрит оком сердца, что полярными ветрами
Руны полные догадки начертились на снегу.
Эти грузныя стропила Скандинавскаго мышленья,
Замороженныя глыбы дико вытянутых льдин,
Воздвигают храм нестройный, где лишь бури слышно пенье,
Где лишь ветер, снежный ветер, ветер царствует один.
Так ли? Так ли? Тот, кто видел, как крутится над снегами
Изворотливая вьюга на предвечном берегу,
Он усмотрит оком сердца, что полярными ветрами
Руны полныя догадки начертились на снегу.
К тебе я в грозах прилетал,
Тебя дождями я кропил,
С тобою светлый пил бокал,
И слушал тихий звон кадил,
Тебя я в лунный ввел опал,
И быстрой молнией светил.
И если будет мне дано
Продлить земную череду,
И если в яркое звено
Я вброшу вновь и вновь звезду,
Томись и жди, раскрыв окно,
Я снова с молнией приду.
„Слово и Дело“—ваш клич против нас.
Что жь, мы достойно вас встретим.
Мы на мигания вражеских глаз
Словом и делом ответим.
В душу людскую дороги вам нет.
Можете мучить лишь тело.
Делайте жь черное,—будет в ответ
Красное Слово и Дело!
«Слово и Дело» — ваш клич против нас.
Что ж, мы достойно вас встретим.
Мы на мигания вражеских глаз
Словом и делом ответим.
В душу людскую дороги вам нет.
Можете мучить лишь тело.
Делайте ж черное, — будет в ответ
Красное Слово и Дело!
Слово Божие — в пчеле,
В талом снеге, и в земле,
Указующей — цветком,
Для чего сквозь тьму идем.
Слово Божие — в волне,
В прибывающей Луне,
В воркованьи голубей,
И в очах любви моей.
* * *
Слова смолкали на устах,
Мелькал смычек, рыдала скрипка,
И возникала в двух сердцах
Безумно-светлая ошибка.
И взоры жадные слились
В мечте, которой нет названья,
И нитью зыбкою сплелись,
Томясь, и не страшась признанья.
Среди толпы, среди огней
Любовь росла и возростала,
И скрипка, точно слившись с ней,
Дрожала, пела, и рыдала.
Слова любви всегда безсвязны,
Они дрожат, они алмазны,
Как в час предутренний—звезда,
Они журчат, как ключ в пустыне,
С начала мира и доныне,
И будут первыми всегда.
Всегда дробясь, повсюду цельны,
Как свет, как воздух, безпредельны,
Легки, как всплески в тростниках,
Как взмахи птицы опьяненной,
С другою птицею сплетенной
В летучем беге, в облаках.
Слова любви, несказанныя мною,
В моей душе горят и жгут меня.
О, еслиб ты была речной волною,
О, еслиб я был первой вспышкой дня!
Чтоб я, скользнув чуть видимым сияньем,
В тебя проник дробящейся мечтой,—
Чтоб ты, моим блеснув очарованьем,
Жила своей подвижной красотой!
Течет она, течет она,
Река-Сладим течет.
Как сладость сна, идет весна,
Утрачен веснам счет.
Разялся лед, нежна тоска,
Ключ Бездны заиграл.
Помчала всех Сладим-Река,
Белеет влажный вал.
Он хлещет всех, нас всех он взял,
Мы все в огне скользим.
Он мечет, крутит, пьяный вал,
Течет Река-Сладим.
Родился Мир — из гнева. Вскрикнул Бог,
И влага в изумлении застыла.
И там, где — миг тому — был крик, напев, и вздох,
Простерлась горная безмерная могила.
И между впадин, срывов, и вершин,
Меж смолкшими гробами и гробами,
В испуге поползла вода, как между льдин,
Змеясь извилисто шуршащими волнами.
Ослепительный, как Солнце, южный Сириус горит,
Правит воинством окрестным звезд столпившихся кругом.
Я душой слагаю плиты светлоцветных пирамид.
Тишь в ночи, но в глуби Моря спит, до часа, тайный гром.
И как будто в Океане, там в глубокой глубине,
Чары таинства свершились, и выходят из громад,
В звездной свите, Фараоны, чьи венцы горят в огне,
Чьим воленьем звезды Мира о Египте говорят.
Пустынями эѳирными, эѳирными-сапфирными,
Скитается безчисленность различно-светлых звезд.
Над этими пространствами, то бурными, то мирными,
Душою ощущается в Эдем ведущий мост.
Зовется ли он Радугой, навек тысячецветною,
Зовется ли иначе как, значения в том нет.
Но синий цвет—небесный цвет, и грезою ответною
Просящему сознанию дает он ряд примет.
Примет лазурно-радостных нам в буднях много светится,
И пусть, как Море синее, дороги далеки,
„Дойдешь“, тебе вещает лен, там в Небе все отметится,
„Дойдешь“, твердят глаза детей, и шепчут васильки.
Сестра, ты вдруг поцеловала
Его, кто жаждал и робел.
И роза снов раскрылась ало,
И нежный ландыш в страсти бел.
Я сплю. Меж век чуть зрима щелка,
И чара к ней идет с Луны.
Я вижу огневзоры волка
Среди безбрежной тишины.
Я чувствую — зима устала,
В тебе весенняя игра.
Ты льнешь ко мне. О, мало, мало!
Я сплю. Целуй еще, сестра.
Снег был за-ночь. Убелилась верея.
Удорожилась дороженька моя.
От пороши самой первой — санный путь.
В осребренность. Сердце, есть на что взглянуть.
Снегом белым все прикрыла нам Зима.
Лес как сказка. Звездной ночью светит тьма.
И не знаешь, звезды ль, снег ли весь в лучах.
Или это — что-то здесь — в моих глазах.
— Сердце капризное, что тебе нужно?
С миром зачем бы не жить тебе дружно?
Хочешь, заря заблестит тебе ало?
— Нет, я хочу, чтоб сияла жемчужно.
— Хочешь покоя? — Мне этого мало.
— Хочешь, чтоб ты хоть на миг задремало?
— Нет, чтобы буря раскинулась вьюжно.
— Сердце, твое поведение — злое.
— Знаю, но я уж от века такое.