Я твердо решился и тут же забыл,
На что я так твердо решился.
День влажно-сиренево-солнечный был.
И этим вопрос разрешился.Так часто бывает: куда-то спешу
И в трепете света и тени
Сначала раскаюсь, потом согрешу
И строчка за строчкой навек запишу
Благоуханье сирени.
Насладись, пока не поздно,
Ведь искать недалеко,
Тем, что в мире грациозно,
Грациозно и легко.Больше нечему учиться,
Прозевал и был таков:
Пара медных пятаков,
«Без речей и без венков»
(Иль с речами — как случится).
Поэзия: искусственная поза,
Условное сиянье звездных чар,
Где, улыбаясь, произносят — «Роза»
И с содроганьем думают — «Анчар».
Где, говоря о рае, дышат адом
Мучительных ночей и страшных дней,
Пропитанных насквозь блаженным ядом
Проросших в мироздание корней.
Почти не видно человека среди сиянья и шелков —
Галантнейший художник века, галантнейшего из веков.Гармония? Очарованье? Разуверенье? Все не то.
Никто не подыскал названья прозрачной прелести Ватто.Как роза вянущая в вазе (зачем Господь ее сорвал?),
Как русский Демон на Кавказе, он в Валансьене тосковал…
Ветер с Невы. Леденеющий март.
Площадь. Дворец. Часовые. Штандарт.
…Как я завидовал вам, обыватели,
Обыкновенные люди простые:
Богоискатели, бомбометатели,
В этом дворце, в Чухломе ль, в каземате ли
Снились вам, в сущности, сны золотые…
В черной шинели, с погонами синими,
Шел я, не видя ни улиц, ни лиц.
Видя, как звезды встают над пустынями
Ваших волнений и ваших столиц.
Просил. Но никто не помог.
Хотел помолиться. Не мог.
Вернулся домой. Ну, пора!
Не ждать же еще до утра.
И вспомнил несчастный дурак,
Пощупав, крепка ли петля,
С отчаяньем прыгая в мрак,
Не то, чем прекрасна земля,
А грязный московский кабак,
Лакея засаленный фрак,
Гармошки заливистый вздор,
Огарок свечи, коридор,
На дверце два белых нуля.
Жизнь пришла в порядок
В золотом покое.
На припеке грядок
Нежатся левкои.Белые, лиловые
И вчера, и завтра.
В солнечной столовой
Накрывают завтрак.…В озере купаться
— Как светла вода! —
И не просыпаться
Больше никогда.
Я люблю безнадежный покой,
В октябре — хризантемы в цвету,
Огоньки за туманной рекой,
Догоревшей зари нищету… Тишину безымянных могил,
Все банальности «Песен без слов»,
То, что Анненский жадно любил,
То, чего не терпел Гумилев.
Если бы я мог забыться,
Если бы, что так устало,
Перестало сердце биться,
Сердце биться перестало, Наконец — угомонилось,
Навсегда окаменело,
Но — как Лермонтову снилось —
Чтобы где-то жизнь звенела……Что любил, что не допето,
Что уже не видно взглядом,
Чтобы было близко где-то,
Где-то близко было рядом…
Все на свете дело случая —
Вот нажму на лотерею,
Денег выиграю кучу я
И усы, конечно, сбрею.Потому что — для чего же
Богачу нужны усы?
Много, милостивый Боже,
В мире покупной красы:
И нилоны, и часы,
И вещички подороже.
Чем дольше живу я, тем менее
Мне ясно, чего я хочу.
Купил бы, пожалуй, имение.
Да чем за него заплачу?
Порою мечтаю прославиться
И тут же над этим смеюсь,
Не прочь и «подальше» отправиться,
А все же боюсь. Сознаюсь…
То, что было, и то, чего не было,
То, что ждали мы, то, что не ждем,
Просияло в весеннее небо,
Прошумело коротким дождем.
Это все. Ничего не случилось.
Жизнь, как прежде, идет не спеша.
И напрасно в сиянье просилась
В эти четверть минуты душа.
Здесь в лесах даже розы цветут,
Даже пальмы растут — вот умора!
Но как странно — во Франции, тут,
Я нигде не встречал мухомора.Может быть, просто климат не тот —
Мало сосен, березок, болотца…
Ну, а может быть, он не растет,
Потому что ему не растетсяС той поры, с той далекой поры —
…Чахлый ельник, Балтийское море,
Тишина, пустота, комары,
Чья-то кровь на кривом мухоморе…
Все на свете пропадает даром,
Что же Ты робеешь? Не робей!
Размозжи его одним ударом,
На осколки звездные разбей! Отрави его горчичным газом
Или бомбами испепели —
Что угодно — только кончи разом
С мукою и музыкой земли!
Ну, мало ли что бывает?..
Мало ли что бывало —
Вот облако проплывает,
Проплывает, как проплывало, Деревья, автомобили,
Лягушки в пруду поют.
…Сегодня меня убили.
Завтра тебя убьют.
Не обманывают только сны.
Сон всегда освобожденье: мы
Тайно, безнадежно влюблены
В рай за стенами своей тюрьмы.Мильонеру — снится нищета.
Оборванцу — золото рекой.
Мне — моя последняя мечта,
Неосуществимая — покой.
На юге Франции прекрасны
Альпийский холод, нежный зной.
Шипит суглинок желто-красный
Под аметистовой волной.И дети, крабов собирая,
Смеясь медузам и волнам,
Подходят к самой двери рая,
Который только снится нам.Сверкает звездами браслета
Прохлады лунная рука,
И фиолетовое лето
Нам обеспечено — пока
В лучах расцвета-увяданья,
В узоре пены и плюща
Сияет вечное страданье,
Крылами чаек трепеща.
— Когда-нибудь, когда устанешь ты,
Устанешь до последнего предела…
— Но я и так устал до тошноты,
До отвращения…
— Тогда другое дело.
Тогда — спокойно, не спеша проверь
Все мысли, все дела, все ощущенья,
И, если перевесит отвращенье —Завидую тебе: перед тобою дверь
Распахнута в восторг развоплощенья.
Г. Г. ТерентьевойА еще недавно было все что надо —
Липы и дорожки векового сада,
Там грустил Тургенев… Было все, что надо,
Белые колонны, кабинет и зала —
Там грустил Тургенев… И ему казалась
Жизнь стихотвореньем, музыкой, пастелью,
Где, не грея, светит мировая слава,
Где еще не скоро сменится метелью
Золотая осень крепостного права.
Скучно, скучно мне до одуренья!
Скушал бы клубничного варенья,
Да потом меня изжога съест.Хоть в раю у Бога много мест,
Только все расписаны заране.Мне бы прогреметь на барабане,
Проскакать на золотом баране,
Позевать на Индию в окно.
Мне бы рыбкой в море-океане
Сигануть на мировое дно! Скучно от несбыточных желаний……Вечный сон: забор, на нем слова.
Любопытно — поглядим-ка.
Заглянул. А там трава, дрова.
Вьется та же скука-невидимка.
Накипевшая за годы
Злость, сводящая с ума,
Злость к поборникам свободы,
Злость к ревнителям ярма,
Злость к хамью и джентльменам —
Разномастным специменам
Той же «мудрости земной»,
К миру и стране родной.Злость? Вернее, безразличье
К жизни, к вечности, к судьбе.
Нечто кошкино иль птичье,
Отчего не по себе
Верным рыцарям приличья,
Благонравным А и Б,
Что уселись на трубе.
Отвлеченной сложностью персидского ковра,
Суетливой роскошью павлиньего хвоста
В небе расцветают и темнеют вечера.
О, совсем бессмысленно и все же неспроста.Голубая яблоня над кружевом моста
Под прозрачно призрачной верленовской луной
Миллионнолетняя земная красота,
Вечная бессмыслица — она опять со мной.В общем, это правильно, и я еще дышу.
Подвернулась музыка: ее и запишу.
Синей паутиною (хвоста или моста),
Линией павлиньей. И все же неспроста.
Кошка крадется по светлой дорожке,
Много ли горя в кошачьей судьбе?
Думать об этой обмызганной кошке
Или о розах. Забыть о себе.Вечер июльский томительно душен.
Небо в окне, как персидская шаль.
Даже к тебе я почти равнодушен.
Даже тебя мне почти уж не жаль.
Я жил как будто бы в тумане,
Я жил как будто бы во сне.
В мечтах, в трансцендентальном плане.
И вот пришлось проснуться мне.Проснуться, чтоб увидеть ужас,
Чудовищность моей судьбы.
…О русском снеге, русской стуже…
Ах, если б, если б… да кабы…
Мне уж не придется впредь
Чистить зубы, щеки брить.
«Перед тем, как умереть,
Надо же поговорить».В вечность распахнулась дверь,
И «пора, мой друг, пора!»…
Просветлиться бы теперь,
Жизни прокричать ура! Стариковски помудреть, ,
С миром душу примирить…
…Перед тем, как умереть,
Не о чем мне говорить.
В громе ваших барабанов
Я сторонкой проходил —
В стадо золотых баранов
Не попал. Не угодил.А хотелось, не скрываю, —
Слава, деньги и почет.
В каторге я изнываю,
Черным дням ведя подсчет.Сколько их еще до смерти —
Три или четыре дня?
Ну, а все-таки, поверьте,
Вспомните и вы меня.
Воскресенье. Удушья прилив и отлив,
Стал я как-то не в меру бесстыдно болтлив.
Мне все хочется что-то свое досказать,
Объяснить, уточнить, разъяснить, доказать.
Мне с читателем хочется поговорить,
Всех, кто мне помогали — поблагодарить.
Есть такие прекрасные люди средь вас.
Им земной мой поклон в предпоследний мой час.
Ку-ку-реку или бре-ке-ке-ке?
Крыса в груди или жаба в руке? Можно о розах, можно о пне.
Можно о том, что неможется мне.Ну, и так далее. И потому,
Ангел мой, зла не желай никому.Бедный мой ангел, прощай и прости!..
Дальше с тобою мне не по пути.
Аспазия, всегда Аспазия,
Красивая до безобразия —
И ни на грош разнообразия.А кто она была такая?..
И кто такая Навзикая?.. Себя зевотой развлекая,
Лежу, как зверь больной, в берлоге я —
История и мифология.А за окошком нудь и муть,
Хотелось бы и мне уснуть.
Нельзя — бессонница терзает.Вот елочка, а вот и белочка,
Из-за сугроба вылезает,
Глядит немного оробелочка,
Орешки продает в кредит
И по ночам прилежно спит.
Ночь, как Сахара, как ад, горяча.
Дымный рассвет. Полыхает свеча.
Вот начертил на блокнотном листке
Я Размахайчика в черном венке,
Лапки и хвостика тонкая нить…«В смерти моей никого не винить».
Ночных часов тяжелый рой.
Лежу измученный жарой
И снами, что уже не сны.
Из раскаленной тишины
Вдруг раздается хрупкий плач.
Кто плачет так? И почему?
Я вглядываюсь в злую тьму
И понимаю не спеша,
Что плачет так моя душа
От жалости и страха.
— Не надо. Нет, не плачь.
…О, если бы с размаха
Мне голову палач!
На барабане б мне прогреметь —
Само-убийство.
О, если б посметь!
Если бы сил океанский прилив!
Друга, врага, да и прочих простив.
Без барабана. И вовсе не злой.
Узкою бритвой иль скользкой петлей.
— Страшно?.. А ты говорил — развлечение.
Видишь, дружок, как меняется мнение.
Дымные пятна соседних окон,
Розы под ветром вздыхают и гнутся.
Если б поверить, что жизнь это сон,
Что после смерти нельзя не проснуться.Будет в раю — рай совсем голубой —
Ждать так прохладно, блаженно-беспечно.
И никогда не расстаться с тобой!
Вечно с тобой. Понимаешь ли? Вечно…
Зачем, как шальные, свистят соловьи
Всю южную ночь до рассвета?
Зачем драгоценные плечи твои…
Зачем?.. Но не будет ответа.Не будет ответа на вечный вопрос
О смерти, любви и страданьи,
Но вместо ответа над ворохом роз,
Омытое ливнями звуков и слез,
Сияет воспоминанье
О том, чем я вовсе и не дорожил,
Когда на земле я томился. И жил.
Все розы увяли. И пальма замерзла.
По мертвому саду я тихо иду
И слышу, как в небе по азбуке Морзе
Звезда выкликает звезду,
И мне — а не ей — обещает беду.