«Друг сосед, прошу прощенья,
Ведь у ведьмы есть уменье
Превращать себя в зверей,
Чтобы мучить тем людей.
Ваша кошка — мне жена,
Знаю это точно я;
Пахнет, скачет, мордой тычет,
Лапки моет и мурлычет».
Сосед с соседкою в ответ:
«Бери ее, нам дела нет».
Дворовый пес: «Вау, вау!»
Мяучит кошка: «Мяу».
Раненый, больной, страдая
Летом в лучшую погоду,
Человека избегая,
В лес несу свою невзгоду.
Птички близ меня в долинах
Сострадательно смолкають,
Липы в сумрачных вершинах
Мне сочувственно вздыхают.
На зеленый дерн, в печали,
Отдохнуть я сел немножко:
С гор слова мне прозвучали:
Кошка, дорогая кошка!
Кошка, дорогая кошка,
Злы твои, коварны игры;
Ты за что мне, злая крошка,
Сердце рвешь, как рвали б тигры!
Уж давно закрыто было
Это сердце для отрады;
Но любовь заговорила,
Чуть твои я встретил взгляды.
После ты мяукать стала;
«Я тебе страшна немножко?
Верь мне, верь!» И повторяла:
«Я правдивейшая кошка»...
Дитя! мы были дети…
Бывало, мы вдвоем
Зароемся в солому
В курятнике пустом.
Поем, там петухами…
Чуть взрослые пройдут —
«Ку-ку-pе-ку!» и верят:
Там петухи поют!
А на дворе, бывало,
Мы ящик обобьем
И в нем, как в знатном доме,
Богато заживем.
Соседей кошка в гости
Заглянет к нам подчас —
Поклоны, приседанья,
Любезности у нас.
Разспросим о здоровьи
Заботливо потом…
Эх, сколько старых кошек
Я спрашивал о том!
Мы, будто пожилые,
Любили потужить,
Что в мире в наше время
Привольней было жить;
Что свет любви и веры
И верности изсяк…
Как кофе вздорожало
И деньги редки как!..
Пройдут, как игры детства,
И не вернутся вновь
Мир, время, деньги, вера,
И верность, и любовь!
Помнишь, мы с тобою были
Двое маленьких детей —
Залезали на курятник
И в соломе, меж клетей,
Проходящим всем навстречу,
Подражая петуху,
Детским голосом кричали
Звонко так: «ку-ка-ре-ку!»
И в ребяческих затеях,
Друг мой милый, помню я,
Мы жилище созидали
Из ларей и из тряпья.
В нем, живя открытым домом,
Рады были мы гостям:
Кошка старая соседа
Заходила в гости к нам;
(И немало старых кошек
Повстречалось нам потом)
О здоровьи, о погоде
Толковали мы втроем,
Как большие, разсуждали,
Что куда стал хуже свет,
Кофей дорог и что денег
В обращеньи вовсе нет.
Правда, это были игры:
Но действительность, ей-ей,
Во сто раз невыносимей
Для больной души моей.
Навсегда умчались игры,
Деньги, счастье и любовь,
И с тобою, друг мой милый,
Мы детьми не будем вновь!
Дитя, мы были дети,
Нам весело было играть,
В курятник забираться,
В солому зарывшись, лежать.
Кричали петухами.
С дороги слышал народ
«Кукареку» — и думал,
Что вправду петух поет.
Обоями ящик обили,
Что брошен был на слом,
И в нем поселились вместе,
И вышел роскошный дом.
Соседкина старая кошка
С визитом бывала у нас.
Мы кланялись, приседали,
Мы льстили ей каждый раз.
Расспрашивали о здоровье
С заботой, с приятным лицом.
Мы многим старым кошкам
Твердили то же потом.
А то, усевшись чинно,
Как двое мудрых людей,
Ворчали, что в наше время
Народ был умней и честней;
Что вера, любовь и верность
Исчезли из жизни давно,
Что кофе дорожает,
А денег достать мудрено.
Умчались детские игры,
Умчась, не вернутся вновь
Ни деньги, ни верность, ни вера,
Ни время, ни жизнь, ни любовь.
Дитя мое, мы были дети,
Росли и играли вдвоем,
Вдвоем заползали в курятник,
И весело прятались в нем.
Кричали мы там по-петушьи,
И люди ходили вокруг:
«Кукуреку!» — Они думали,
Что это точно петух.
В ларе, на дворе у нас бывшем,
Убрав его разным тряпьем,
Мы вместе резвились и жили —
И это был знатный наш дом.
И старая кошка соседей
К вам в гости ходила, и ей,
С поклонами, мы говорили
Так много приятных вещей:
Всегда о здоровье спешили
Спросить у ней с жаром таким! —
Все это потом расточали
Мы старым кошкам другим.
Разумно, как старые люди,
Мы часто вели разговор
О том, как в наш век было лучше,
Как все изменилось с тех пор.
Как веры все менее в мире.
Как верность редка и любовь;
Как кофе и чай дорожают,
И скольких все просит трудов.
Исчезли те детские игры,
Исчез уж и многому след:
Любовь изменила, и время,
И веры, и верности нет.
Кошка была стара и зла,
Она сапожницею слыла;
И правда, стоял лоток у окошка,
С него торговала туфлями кошка,
А туфельки, как напоказ,
И под сафьян и под атлас,
Под бархат и с золотою каймой,
С цветами, с бантами, с бахромой.
Но издали на лотке видна
Пурпурно-красная пара одна;
Она и цветом и видом своим
Девчонкам нравилась молодым.
Благородная белая мышка одна
Проходила однажды мимо окна;
Прошла, обернулась, опять подошла,
Посмотрела еще раз поверх стекла —
И вдруг сказала, робея немножко:
«Сударыня киска, сударыня кошка,
Красные туфли я очень люблю,
Если недорого, я куплю».
«Барышня, — кошка ответила ей, —
Будьте любезны зайти скорей,
Почтите стены скромного дома
Своим посещением, я знакома
Со всеми по своему занятью —
Даже с графинями, с высшей знатью;
Туфельки я уступлю вам, поверьте, —
Только подходят ли вам, примерьте —
Ах, право, один уж ваш визит…» —
Так хитрая кошка лебезит.
Неопытна белая мышь была,
В притон убийцы она вошла,
И села белая мышь на скамью
И ножку вытянула свою —
Узнать, подходят ли туфли под меру, —
Являя собой невинность и веру.
Но в это время, грозы внезапней,
Кошка ее возьми да цапни
И откусила ей голову ловко
И говорит ей: «Эх ты, головка!
Вот ты и умерла теперь.
Но эти красные туфли, поверь,
Поставлю я на твоем гробу,
И когда затрубит архангел в трубу,
В день воскресения, белая мышь,
Ты из могилы выползи лишь,
Как все другие в этот день, —
И сразу красные туфли надень».
Белые мышки, — мой совет:
Пусть не прельщает вас суетный свет,
И лучше пускай будут босы ножки,
Чем спрашивать красные туфли у кошки.
В Касселе две крысы проживали
И ужасно обе голодали.
Наконец, одна из них другой
Начала шептать в тиши ночной:
«Знаю с кашею горшечек я; но, ах!
Там стоит солдатик на часах.
Он в курфирстовском мундире
И с косой — огромнейшею в мире.
А в ружье — и порох, и свинец,
Подойди — сейчас тебе конец».
Зубками скрипит другая
И подруге шепчет, отвечая:
«Наш курфирст светлейший — ловкий человек,
Любит добрый старый век.
Время кошек старых, у которых
Косы красовались в головных уборах.
Кошки этими косами
Все соперничали с нами.
Но коса ведь символ лишь хвоста, а он
Нам природой подарен.
Мы, избранницы животной всей породы,
Мы имеем косы от природы.
О, курфирст! Коли вам кошки по сердцу пришлись,
То не может ваша светлость не любить и крыс.
Да, конечно, крысам предан ты душою,
Так как от природы мы уже с косою.
О, когда бы, благородный, славный кософил,
Ты свободный доступ к каше нам открыл!
О, позволь горшечком с кашей нам распорядиться,
И вели ты часовому удалиться.
За такую благосклонность, за такую кашу,
Положиться смело можешь на любовь и верность нашу.
И когда — увы! — покинешь нас навеки ты,
На твоем гробу отрежем мы себе хвосты,
И твой лоб венкообразно мы покроем ими.
Крыс хвосты пускай послужат лаврами твоими!»
«Я не скромная мещанка,
Поднимай гораздо выше:
Как свободной кошке, нужен
Чистый воздух мне на крыше.
«Там, в прохладе летней ночи,
Мне отраднее живется;
Песни звуки льются сами,
И пою я, что споется».
И Мими на крыше дико
Песни свадебные пела
И к себе талантом этим
Привлекать котов умела.
В ночь коты все холостые
К ней, мурлыкая, сбирались
И, к Мими пылая страстью,
Общим пеньем наслаждались.
Все они не виртуозы,
Что продать готовы чувство;
Нет, они жрецами были
Бескорыстного искусства.
Им не ну́жны инструменты,
Чтоб играть, слух кошек нежа.
В животах у них литавры,
А носы их — трубы те же.
И когда они завоют,
Чтоб исполнить интермеццо —
Это те же фуги Баха
Или Гвидо из Арецо,
Иль Бетховенских симфоний
В сумасшедших звуках греза,
Иль мяуканье, в котором
Все узнают Берлиоза.
Мощь какая в этих звуках!
Небеса как будто млеют,
С содроганьем им внимая;
Звезды, слыша их, бледнеют.
От волшебных этих звуков,
Выплывая из тумана,
Тотчас прячется за тучку
Изумленная Диана.
Лишь завистница-старуха,
Примадонна Филомела,
Морщит лоб, сморкаясь громко
И Мими ругая смело.
Но концерт не умолкает —
(Пусть завидует сеньора)
И гремит, пока не вспыхнет
Розолицая Аврора.
Седая, злая кошка, во имя цели гнусной,
Прослыть успела первой башмачницей искусной,
И на ее окошке для молодых девиц,
Стояло много туфель — работа мастериц,
Исполненная чисто, без всякого изяна
Из модного атласа и лучшего сафьяна,
С отделкою из бантов и золотым шнурком
Узорчато-красиво обшитая кругом.
Но краше всех казались, нарядней и дороже,
Две маленькие туфли из ярко-красной кожи,
И каждый раз при виде прелестных двух вещиц
Глазенки разгорались у городских девиц.
Одна мышь молодая, семьи довольно знатной,
Гуляла перед лавкой с тревогою приятной,
Вперед и взад ходила, стояла у окна
И, наконец, решилась к башмачнице она
С вопросом обратиться: «Послушайте, нельзя ли,
Чтоб мне вы пару туфель пунцовых показали,
И если бы мы с вами в цене за них сошлись,
То я б у вас купила их, госпожа Кис-Кис».
Ей кошка отвечала: «Ах, барышня, войдите,
И дом мой осчастливить вы соблаговолите!
Прошу, прошу покорно. Могу уверить вас,
Не брезгают со мною знакомиться подчас
Красивейшие дамы, графини; без жеманства
Ко мне заходит часто все высшее дворянство;
А туфельки продать я недорого могу:
Вы только их примерьте, а я вам помогу.
Войдите ж и присядьте; позвольте вашу ножку».
Коварно распевала так злая эта кошка —
И невзначай попала, не зная лжи с пелен,
Неопытная мышка в разбойничий притон.
Присевши на подушку предложенного стула,
Она ей улыбнулась и ножку протянула,
Чтобы примерить туфли; бедняжка в этот миг
Не чуяла несчастья, а кошка злая — прыг,
Доверчивую гостью стремительно схватила
И, жалости не зная, мгновенно задушила,
Ей откусив головку, а после не могла,
Чтоб не сказать с насмешкой: «Теперь ты умерла,
Тебя уж нет на свете, о, милое творенье!
Однако, эти туфли тебе для утешенья
Я на твою могилку поставлю. Срок придет,
Труба всемирным звуком в день судный призовет
Весь свет для страшной пляски. Тогда-то, мышка, снова
Ты выйдешь, как другие, из царства гробового,
Как и теперь невинна, прекрасна, молода,
И в этих туфлях можешь ты щеголять тогда».
Не увлекайтесь, мышки, ловушек берегитесь,
За пышностью и блеском на свете не гонитесь;
Поверьте мне, что лучше вам босиком гулять,
Чем щегольские туфли у кошек покупать.