Я—идиллия?.. Я—иль Лидия?..
Топот тише… тешит топот…
Хорош шорох… хорош шорох…
Хаос елок… (колесо, ах!)
Озер греза… озер греза…
Тина манит…
Туча… чуть…
А луна тонула…
И нет тени!
Еду… сани… на суде…
Топот тише; тешит топот;
Хорош шорох; хорош шорох…
Темь опять; я—память!
Ель опять; я—поле!
О, мимо! мимо!
А город? а город? о, доро́га! доро́га!
<1918>
Поезд врывается в древния скалы,
— Слева и справа гранит.
Вот на тропе пешеход запоздалый
Стал, прислонился, глядит.
Вырвались… Склоны, покрытые лесом,
Домики, поле, река,
Старая кирка под черным навесом.
Даль — хороша, далека.
Дальше… Опять надвигаются горы,
За́мок сошел на утес,
Черныя сосны, расщелин узоры…
Грохот и хохот колес!
Близ Магдебурга.
(Пэон третий.)
Застонали, зазвенели золотыя веретена,
В опьяняющем сплетеньи упоительнаго звона.
Разстилается свободно выростающая ткань…
Успокоенное сердце! волноваться перестань!
Это—парки. Неуклонно неустанными руками
Довершают начатое безконечными веками:
Что назначено, то будет! исполняется закон
Под звенящее жужжанье вдохновенных веретен!
Огни твоей земной вселенной —
Как тень в лучах иных миров!
Но я люблю мой дух надменный
И яркий блеск моих оков!
За гранью счастий и несчастий
Есть лучшей жизни небосвод!
Но я хочу, чтоб темной страсти
Меня крутил водоворот!
Познаешь, кинув мир случайный,
Как сожигает полнота!..
Но для меня в любви — все тайны,
В одном лице — вся красота!
Ты не ведала слов отреченья.
Опустивши задумчивый взор,
Словно в церковь, ты шла на мученья,
Обнаженной забыла позор.
Вся полна неизменной печали,
Прислонилась ты молча к столбу,
И соломой тебя увенчали,
И клеймо наложили на лбу.
А потом, когда смели бичами
Это детское тело терзать,
Вся в крови поднята палачами,
«Я люблю» ты хотела сказать.
„О, эти звенящия строки!
Ты сам написал их когда-то!“
— Звенящия строки далеки,
Как призрак умершаго брата.
„О, вслушайся в голос подруги!
Зову я к восторгам безстрастья!“
— Я слышу, на радостном Юге
Гремят сладострастно запястья.
„Я жду, я томлюсь одиноко,
Мне луч ни единый не светит!“
— Твой голос далеко, далеко,
Тебе не могу я ответить.
Не мысли о земном и малом
В дыханьи бури роковой, —
И не стыдясь святого страха,
Клони чело свое до праха.
Любовью — с мировым началом
Роднится дух бессильный твой.
Любовь находит черной тучей,
Молись, познав ее приход.
Не будь упрям душою черствой,
Не уклоняйся, но покорствуй!
И кто б ни подал кубок жгучий, —
В нем дар таинственных высот.
Последния думы
О яркой земле
Витают, угрюмы,
В безжизненной мгле;
Зловещи и хмуры,
Скользят меж теней,
Слепые лемуры
Погибших страстей;
Шныряют как совы
В сиянии дня, —
Готовы, готовы
Вонзиться в меня!
Но мысль отгоняет
Невольный испуг
Меня охраняет
Магический круг,
И, тайные знаки
Свершая жезлом,
Стою я во мраке
Безстрастным волхвом.
Гаснут розовыя краски
В бледном отблеске луны;
Замерзают в льдинах сказки
О страданиях весны;
Светлых вымыслов развязки
В черный креп облечены,
И на празднествах все пляски
Ликом смерти смущены.
Под лучами юной грезы
Не цветут созвучий розы
На куртинах Красоты,
И сквозь окна снов безсвязных
Не встречают звезд алмазных
Утомленныя мечты.
Для всех приходят в свой черед
Дни отреченья, дни томленья.
Одна судьба нас всех ведет,
И в жизни каждой — те же звенья!
Мы все, мы все переживем,
Что было близко лучшим душам,
И будем плакать о былом,
И клятвы давние нарушим!
За снами страсти — суждено
Всем подступить к заветным тайнам,
И это строгое звено
Не называй в цепи случайным!
Три женщины, грязныя, пьяныя,
Обнявшись, идут и шатаются.
Дрожат колокольни туманныя,
Кресты у церквей наклоняются.
Заслышавши речи безсвязныя,
На хриплыя песни похожия,
Смеются извозчики праздные,
Сторонятся грубо прохожие.
Идут оне, грязныя, пьяныя,
Поют свои песни, ругаются…
И горестно церкви туманныя
Пред ними крестами склоняются.
Луна вдоль улиц проводила грани,
Делясь со мраком,
А клубы дыма, прихотливым знаком
Над крышей встав, терялися в тумане.
Унылый ветер выл однообразно,
Как стон фагота,
Озябший кот мяуча звал кого-то,
И этот голос гнался неотвязно.
Я шел. Мечта свободная шептала
О Марафоне,
О Фидии, Перикле, о Платоне…
А пламя газовых рожков дрожало.
И пышный вечера пожар
Волна морская поглотила.
Видел я над морем серым
Змей-Горыныч пролетал.
Море в отблесках горело,
Отсвет был багрово ал.
Трубы спящих броненосцев,
Чаек парусных стада
Озарились блеском грозным,
Там где зыблилась вода.
Сея огненные искры,
Закатился в тучу змей;
И зажглись румянцем быстрым
Крылья облачные фей.
Спокойный взор вперив в обломок
Изваянного лика, — ты,
Друидов сумрачных потомок,
Постиг разбитые черты.
Коснувшись мрамора немого
Своим магическим жезлом,
Ему вернул ты силу слова,
Былую жизнь затеплил в нем.
Ты стройность дал бессвязным грудам,
В безликом облик угадал,
И, — чудотворец! — этим чудом
Мое созданье оправдал!
Спокойный взор вперив в обломок
Изваяннаго лика, — ты,
Друидов сумрачных потомок,
Постиг разбитыя черты.
Коснувшись мрамора немого
Своим магическим жезлом,
Ему вернул ты силу слова,
Былую жизнь затеплил в нем.
Ты стройность дал безсвязным грудам,
В безликом облик угадал,
И, — чудотворец! — этим чудом
Мое созданье оправдал!
Тайны мрака побледнели;
Неземныя акварели
Прояснились на востоке;
Но, таинственно-далеки,
Звезды ночи не хотели.
Уступив лучу денницы,
Опустить свои ресницы.
И в моей душе усталой
Брежжит день лазурно-алый,
Веет влагой возрожденья, —
Но туманныя сомненья
Нависают, как бывало,
И дрожат во мгле сознанья
Изступленныя желанья.
И небо и серое море
Уходят в немую безбрежность.
Так в сердце и радость и горе
Сливаются в тихую нежность.
Другим — бушевания бури
И яростный ропот прибоя.
С тобой — бесконечность лазури
И ясные краски покоя.
На отмель идут неизбежно
И гаснут покорные волны.
Так думы с беспечностью нежной
Встречают твой образ безмолвный.
Мы только стон у вечной грани,
Больныя судороги рук,
Последний трепет содраганий
В часы неотвратимых мук.
Все наши думы, грезы, пени —
То близких сдержанная речь,
Узоры пышных облачений
И дымы похоронных свеч.
Что ж! полно ликовать ошибкой!
В испуге не закроем глаз!
О братья, — слушайте с улыбкой:
Поют отходную по нас.
Месячный свет электрический
В море дрожит, извивается.
Силе подвластно магической,
Море кипит и вздымается.
Волны взбегают упорные,
Мечутся, дикие, пленные,
Гибнут в борьбе, непокорные,
Гаснут разбитые, пенные…
Месячный свет электрический
В море змеится, свивается.
Силе подвластно магической,
Море кипит и вздымается.
Я — под синим по́логом
На холме поло́гом.
Все вокруг так зе́лено;
Шум — в траве зеленой.
Вот — ромашка белая;
Как она, бела я.
Сосенки! вы в горе ли?
Мы, как вы, горели.
Но изжита, ми́нута
Страшная мину́та!
В сердце — радость ви́денья:
Сгинули виде́нья.
Счастья нужно ль бо́льшего?
Будет и большо́го.
1914, 1918