В стране солдатчины и Канта
Родился ты, Вильгельм второй, —
Завоеватель без таланта
И без призвания герой.Мечты надменные лелея,
Хотел ты стать царем земли,
Но алчность и «Побед Аллея»
Тебя не к славе привели! Шаг роковой безумца выдал:
Среди всемирного костра
Ударил гром, и рухнул идол,
И облетела мишура… Как ночью крадется убийца,
Легкий месяц блеснет над крестами забытых могил,
Томный луч озарит разрушенья унылую груду,
Теплый ветер вздохнет: я травою и облаком был,
Человеческим сердцем я тоже когда-нибудь буду.Ты влюблен, ты грустишь, ты томишься в прохладе ночной,
Ты подругу зовешь, ты Ириной ее называешь,
Но настанет пора, и над нашей кудрявой землей
Пролетишь, и не взглянешь, и этих полей не узнаешь.А любовь — семицветною радугой станет она,
Кукованьем кукушки, иль камнем, иль веткою дуба,)
И другие влюбленные будут стоять у окна
И другие, в мучительной нежности, сблизятся губы… Теплый ветер вздыхает, деревья шумят у ручья,
Столица спит. Трамваи не звенят.
И пахнет воздух ночью и весною.
Адмиралтейства белый циферблат
На бледном небе кажется луною.Лишь изредка по гулкой мостовой
Протопают веселые копыта.
И снова тишь, как будто над Невой
Прекрасная столица позабыта, И навсегда сменилась тишиной
Жизнь буйная и шумная когда-то
Под тусклою недвижною луной
Мерцающего сонно циферблата.Но отсветы стального багреца
Еще кровавого потопа
Не подымался буйный вал,
Зловещий призрак над Европой
Войны великой не вставал, —Сбирали — Франция искусства
И Англия — наук плоды,
И человеческие чувства
Казались немцам не чужды.Отчизна древняя бельгийцев
Культурой мирною цвела, —
Но меч уже точил убийца,
Чтобы занесть из-за угла.И час великой бури грянул,
В тени своего мавзолея,
Омыты кадильной волной,
Висят, постепенно дряхлея,
Свидетели славы двойной: Ведет за колонной — колонна
Средь синей, торжественной мглы.
На них — голубеют знамена
И тускло мерцают орлы.Как горько — надеждой не грезя,
Томиться на стенах чужих
И помнить о ржавом железе,
О братских могилах своих.И помнить, как ядра взлетали
Туман. Передо мной дорога,
По ней привычно я бреду.
От будущего я немного,
Точнее — ничего не жду.
Не верю в милосердье Бога,
Не верю, что сгорю в аду.
Так арестанты по этапу
Плетутся из тюрьмы в тюрьму…
… Мне лев протягивает лапу,
Погляди, бледно-синее небо покрыто звездами,
А холодное солнце еще над водою горит,
И большая дорога на запад ведет облаками
В золотые, как поздняя осень, Сады Гесперид.Дорогая моя, проходя по пустынной дороге,
Мы, усталые, сядем на камень и сладко вздохнем,
Наши волосы спутает ветер душистый, и ноги
Предзакатное солнце омоет прохладным огнем.Будут волны шуметь, на печальную мель набегая,
Разнесется вдали заунывная песнь рыбака…
Это все оттого, что тебя я люблю, дорогая,
Больше теплого ветра, и волн, и морского песка.В этом темном, глухом и торжественном мире — нас двое.
Опять весна в садах востока,
Опять рокочут соловьи,
Напоминая так жестоко
О вдохновеньи и любви.И розы расцветают пышно,
Жемчужные фонтаны бьют,
Но криков радости не слышно,
Веселых песен не поют.Давно ль, давно ль, любовью пьяны
В гаремах — в неге и тиши
Благоуханные кальяны
Дымили сонные паши? Давно ли здесь виденьем рая,
Уже чугунную ограду
И сад в уборе сентября
Одела в дымную прохладу
Янтарно-алая заря.Лучами красными одела
На финском камне тень Его,
И снизошла, и овладело
Столицей невской волшебство.Колонны дряхлого Сената,
На дымном небе — провода,
В лучах холодного заката
И мост, и снасти, и вода.Прислушайся к сирены вою
Сколько лет унижений и муки,
Беспросветной, томительной мглы.
Вдруг свобода! Развязаны руки,
И разбиты твои кандалы! Развевается красное знамя,
И ликует родная страна,
И лучи золотые над нами
Зажигает свободы весна.Как же это случилось, о, Боже!
Что сменила восторги тоска?
Светит солнце над Русью все то же;
Те же долы, леса, облака.То же солнце, да жалобно светит,
Неправильный круг описала летучая мышь,
Сосновая ветка качнулась над темной рекой,
И в воздухе тонком блеснул, задевая камыш,
Серебряный камешек, брошенный детской рукой. Я знаю, я знаю, и море на убыль идет,
Песок засыпает оазисы, сохнет река,
И в сердце пустыни когда-нибудь жизнь расцветет,
И розы вздохнут над студеной водой родника. Но если синей в целом мире не сыщется глаз,
Как темное золото, косы и губы, как мед.
Но если так сладко любить, неужели и нас
Безжалостный ветер с осенней листвой унесет. И, может быть, в рокоте моря и шорохе трав
Воображению достойное жилище,
Живей Террайля, пламенней Дюма!
О, сколько в нем разнообразной пищи
Для сердца нежного, для трезвого ума.Разбойники невинность угнетают.
День загорается. Нисходит тьма.
На воздух ослепительно взлетают
Шестиэтажные огромные дома.Седой залив отребья скал полощет.
Мир с дирижабля — пестрая канва.
Автомобили. Полисмэны. Тещи.
Роскошны тропики, Гренландия мертва… Да, здесь, на светлом трепетном экране,
Это месяц плывет по эфиру,
Это лодка скользит по волнам,
Это жизнь приближается к миру,
Это смерть улыбается нам.
Обрывается лодка с причала
И уносит, уносит ее…
Это детство и счастье сначала,
Это детство и счастье твое.Да, — и то, что зовется любовью,
Да, — и то, что надеждой звалось,
Да, — и то, что дымящейся кровью
(Народное поверье)Как в пресветлой небесной горнице
Пред иконою Богородицы
Три свечи дни и ночи теплятся,
Три огня на ризах колеблются.И одна свеча — воску белого,
За страдания света целого.
За измученных и обиженных,
Обездоленных и униженных! А вторая желтого, ярого —
Та за труженика усталого,
За работника и отшельника,
И за пахаря, и за мельника! Всех светлей горит свеча красная,
Пушкина, двадцатые годы,
Императора Николая
Это утро напоминает
Прелестью морозной погоды.Очертаниями Летнего Сада
И легким полетом снежинок…
И поверить в это можно с первого взгляда,
Безо всяких ужимок.Мог бы в двадцатых годах
Рисовать туманных красавиц,
Позабыв о своих летах,
Судейкин — и всем бы нравилось.Конечно — автомобили,
Опять заря горит светла
Всех зорь чудесней,
Опять гудят колокола
Весенней песней… О, Пасха красная, твой звон
Так сердцу сладок,
Несет нам разрешенье он
Всех, всех загадок!.. И утоленье скорби, бед,
Земных печалей:
Мы видим незакатный свет
Янтарных далей.О, час, едва пропет тропарь
Снова снег синеет в поле
И не тает от лучей.
Снова сердце хочет воли,
Снова бьется горячей. И горит мое оконце
Все в узоре льдистых роз.
Здравствуй, ветер, здравствуй, солнце,
И раздолье, и мороз! Что ж тревожит и смущает,
Что ж томишься, сердце, ты?
Это снег напоминает
Наши волжские скиты. Сосен ствол темно-зеленый,
Вздохни, вздохни еще, чтоб душу взволновать,
Печаль моя! Мы в сумерках блуждаем
И, обреченные любить и умирать,
Так редко о любви и смерти вспоминаем.Над нами утренний пустынный небосклон,
Холодный луч дробится по льду…
Печаль моя, ты слышишь слабый стон:
Тристан зовет свою Изольду.Устанет арфа петь, устанет ветер звать,
И холод овладеет кровью…
Вздохни, вздохни еще, чтоб душу взволновать
Воспоминаньем и любовью.Я умираю, друг! Моя душа черна,
Три мудреца в далекий путь ушли,
Чтобы узнать, чем светятся огни,
У той скалы, где скрыты хрустали,
Где близок свет и бесконечны дни.
И долго шли в страну, где вечны сны,
Длинны, как ночь, извилины-пути,
И, наконец, в лучах седьмой весны
Пришли, нашли, отчаявшись найти.
Три мудреца стояли у скалы,
У злой скалы, где скрыты хрустали,
Спокойным взором вдаль смотри
Страна людей, на подвиг щедрых:
Еще живут богатыри
В твоих, Россия, темных недрах! Еще в сердцах геройство есть,
И всех живит святое пламя.
Гражданский долг, прямая честь —
Не стали дряхлыми словами.Уже слабеет враг, уже
Готов он рухнуть с пьедестала,
И на предательском ноже
Зазубрин слишком много стали.А ты по-прежнему сильна,
1.
ПриказчичьяЯ иду себе, насвистывая,
Солнце льется на меня.
Вижу — блузочка батистовая
Замечталась у плетня.Не модистка и не горничная,
Гимназисточка скорей.
Лейся, лейся, пламя солнечное,
Пуще душу разогрей! И плетень толкаю тросточкою,
И улыбка мне в ответ:
Миловидного подросточка я
Ещё молитву повторяют губы,
А ум уже считает барыши.
Закутавшись в енотовые шубы,
Торговый люд по улицам спешит. Дымят костры по всей столице царской,
Визжат засовы, и замки гремят,
И вот рассыпан на заре январской
Рог изобилия, фруктовый ряд. Блеск дыни, винограда совершенство,
Румянец яблок, ананасов спесь!..
За выручкой сидит его степенство,
Как Саваоф, распоряжаясь здесь. Читает "Земщину". Вприкуску с блюдца
ПрологМне тело греет шкура тигровая,
Мне светит нежности звезда.
Я, гимны томные наигрывая,
Пасу мечтательно стада.Когда Диана станет матовою
И сумрак утренне-глубок,
Мечтою бережно разматываю
Воспоминания клубок.Иду тогда тропинкой узенькою
К реке, где шепчут тростники,
И, очарован сладкой музыкою,
Плету любовные венки.И, засыпая, вижу пламенные
Ночь светла, и небо в ярких звездах.
Я совсем один в пустынном зале;
В нем пропитан и отравлен воздух
Ароматом вянущих азалий. Я тоской неясною измучен
Обо всем, что быть уже не может.
Темный зал — о, как он сер и скучен! -
Шепчет мне, что лучший сон мой прожит. Сколько тайн и нежных сказок помнят,
Никому поведать не умея,
Анфилады опустелых комнат
И портреты в старой галерее. Если б был их говор мне понятен!
Визжат гудки. Несется ругань с барок —
Уже огни в таверне зажжены.
И, вечера июльского подарок,
Встает в окошке полукруг луны.Как хорошо на пристани в Марсели
Тебя встречать, румяная луна.
Раздумывать — какие птицы сели
На колокольню, что вдали видна.Глядеть, как шумно роются колеса
«Септимии», влачащие ее,
Как рослая любовница матроса
Полощет в луже — грубое белье.Шуршит прибой. Гудки визжат упрямо,