Еще горячих губ прикосновенье
Я чувствую, и в памяти еще
Рисуется неясное виденье,
Улыбка, шарф, покатое плечо.Но ветер нежности, печалью вея
И так успокоительно звеня,
Твердит, что мне пригрезилась Психея,
Во сне поцеловавшая меня.
Повторяются дождик и снег,
Повторяются нежность и грусть,
То, что знает любой человек,
Что известно ему наизусть.И, сквозь призраки русских берез,
Левитановски ясный покой
Повторяет все тот же вопрос:
«Как дошел ты до жизни такой?»
Птица упала. Птица убита…
В небе пылают кровавые зори.
Из изумруда, из хризолита
В пурпуре света пенится море.В небе сиянье, в небе прощенье,
К грезам весенним дорога открыта…
Пена морская мрачною тенью
Бьется о берег. Птица убита.
Поговори со мной еще немного,
Не засыпай до утренней зари.
Уже кончается моя дорога,
О, говори со мною, говори! Пускай прелестных звуков столкновенье,
Картавый, легкий голос твой
Преобразят стихотворенье
Последнее, написанное мной.
Канарейка в некрашеной клетке,
Материнский портрет на стене.
По-весеннему голые ветки
Колыхаются в низком окне.И чуть слышится гул ледохода…
…Я — свободен от грусти смешной.
Кто сказал, что такая свобода
Достается нелегкой ценой!
Злой и грустной полоской рассвета,
Угольком в догоревшей золе,
Журавлем перелетным на этой
Злой и грустной земле… Даже больше — кому это надо —
Просиять сквозь холодную тьму…
И деревья пустынного сада
Широко шелестят: «Никому».
Я люблю безнадежный покой,
В октябре — хризантемы в цвету,
Огоньки за туманной рекой,
Догоревшей зари нищету… Тишину безымянных могил,
Все банальности «Песен без слов»,
То, что Анненский жадно любил,
То, чего не терпел Гумилев.
Солнце разлилось по спелым вишням,
Сверкая радостно и томя.
Своим мечом — сиянием пышным —
Землю ударило плашмя.И стали дали великолепней,
Чем светом луны опаленный лед…
Мой дух восторженный, окрепни
И славь царя, победный лет!
Никакого мне не нужно рая,
Никакая не страшна гроза —
Волосы твои перебирая,
Все глядел бы в милые глаза.Как в источник сладостный, в котором
Путник наклонившийся страдой,
Видит с облаками и простором
Небо, отраженное водой.
Если все, для чего мы росли
И скучали, и плакали оба,
Будет кончено горстью земли
О поверхность соснового гроба, Если новая жизнь, о душа,
Открывается в черной могиле,
Как должна быть она хороша,
Чтобы мы о земной позабыли.
Ужели все мечтать? Ужели все надеяться?
И только для того,
Чтобы закрыть глаза и по ветру развеяться,
Не помня ничего.И некому сказать, как это называется…
Еще шумит гроза,
Еще сияет день, но сами закрываются
Усталые глаза.
Замело тебя, счастье, снегами,
Унесло на столетья назад,
Затоптало тебя сапогами
Отступающих в вечность солдат.Только в сумраке Нового Года
Белой музыки бьется крыло:
— Я надежда, я жизнь, я свобода.
Но снегами меня замело.
Никому я не враг и не друг.
Не люблю расцветающих роз.
Не люблю ни восторгов, ни мук,
Не люблю ни улыбок, ни слез.А люблю только то, что цвело,
Отцвело и быльем поросло,
И томится теперь где-то там
По его обманувшим мечтам.
Вас осуждать бы стал с какой же стати я
За то, что мне не повезло?
Уже давно пора забыть понятия:
Добро и зло.Меня вы не спасли. По-своему вы правы.
— Какой-то там поэт…
Ведь до поэзии, до вечной русской славы
Вам дела нет.
За столько лет такого маянья
По городам чужой земли
Есть от чего прийти в отчаянье,
И мы в отчаянье пришли.— В отчаянье, в приют последний,
Как будто мы пришли зимой
С вечерни в церковке соседней,
По снегу русскому, домой.
Тонким льдом затянуты лужицы,
Словно лед, чиста синева.
Не сверкает уже, не кружится
Обессиленная листва.
В сердце нет ни тоски, ни радости,
Но покоя в нем тоже нет:
Как забыть о весенней сладости,
О сиянии прошлых лет?..
Ночь колыбельную песню поет,
Сладко прильнувши к земле.
Чудится ангела тихий полет
В мягкой воздушной струе.
Чудится грустный, ласкающий зов
Чьей-то плененной души:
Взвейся на крыльях порхающих снов,
Сбудутся грезы твои!
Все на свете пропадает даром,
Что же Ты робеешь? Не робей!
Размозжи его одним ударом,
На осколки звездные разбей! Отрави его горчичным газом
Или бомбами испепели —
Что угодно — только кончи разом
С мукою и музыкой земли!
Памяти провалы и пустоты.
Я живу… Но как же так? Постой
… Чайка ловко ловит нечистоты
Из волны лазурно-золотой.Проглотив какую-нибудь пакость,
Весело взметает в синеву…
Малоутешительно — однако
Никаких сомнений — я живу!
Истории зловещий трюм,
Где наши поколенья маются,
Откуда наш шурум-бурум
К вершинам жизни поднимается, И там на девственном снегу
Ложится черным слоем копоти…
«Довольно! Больше не могу!» —
Поставьте к стенке и ухлопайте!
Звезды синеют. Деревья качаются.
Вечер как вечер. Зима как зима.
Все прощено. Ничего не прощается.
Музыка. Тьма.Все мы герои и все мы изменники,
Всем, одинаково, верим словам.
Что ж, дорогие мои современники,
Весело вам?
Все на свете дело случая —
Вот нажму на лотерею,
Денег выиграю кучу я
И усы, конечно, сбрею.Потому что — для чего же
Богачу нужны усы?
Много, милостивый Боже,
В мире покупной красы:
И нилоны, и часы,
И вещички подороже.
Я научился понемногу
Шагать со всеми — рядом, в ногу.
По пустякам не волноваться
И правилам повиноваться.Встают — встаю. Садятся — сяду.
Стозначный помню номер свой.
Лояльно благодарен Аду
За звёздный кров над головой.
В дыму, в огне, в сияньи, в кружевах,
И веерах, и страусовых перьях!..
В сухих цветах, в бессмысленных словах,
И в грешных снах, и в детских суеверьях —Так женщина смеется на балу,
Так беззаконная звезда летит во мглу…
Вот более иль менее
Приехали в имение.
Вот менее иль более
Дорожки, клумбы, поле и
Все то, что полагается,
Чтоб дачникам утешиться:
Идет старик — ругается,
Сидит собака — чешется.И более иль менее —
На всем недоумение.