Милый, дальний друг, простите,
Если я вам изменил.
Что мне вам сказать? Поймите,
Я вас искренне любил.Но года идут не ровно,
И уносятся года,
Словно ветер в поле, словно,
В поле вешняя вода.Милый, дальний друг, ну что же,
Ветер стих, сухи поля,
А за весь мой век дороже
Никого не помню я.
Рассвет и дождь. В саду густой туман,
Ненужные на окнах свечи,
Раскрытый и забытый чемодан,
Чуть вздрагивающие плечи.Ни слова о себе, ни слова о былом.
Какие мелочи — всё то, что с нами было!
Как грустно одиночество вдвоём…
— И солнце, наконец, косым лучом
Прядь серебристую позолотило.
О том, что смерти нет, и что разлуки нет,
И нет земной любви предела,
Не будем говорить. Но так устроен свет,
Где нам дышать судьба велела.И грустен мне, мой друг, твой образ, несмотря
На то, что ты и бодр и молод,
Как грустно путнику в начале сентября
Вдруг ощутить чуть слышный холод.
Навеки блаженство нам Бог обещает!
Навек, я с тобою! — несется в ответ.
Но гибнет надежда. И страсть умирает.
Ни Бога, ни счастья, ни вечности нет.А есть облака на высоком просторе,
Пустынные скалы, сияющий лед,
И то, без названья… ни скука, ни горе…
Что с нами до самого гроба дойдет.
Пора печали, юность — вечный бред.Лишь растеряв по свету всех друзей,
Едва дыша, без денег и любви,
И больше ни на что уж не надеясь,
Он понял, как прекрасна наша жизнь,
Какое торжество и счастье — жизнь,
За каждый час ее благодарит
И робко умоляет о прощеньи
За прежний ропот дерзкий…
Из голубого океана,
Которого на свете нет,
Из — за глубокого тумана
Обманчиво — глубокий свет.Из голубого океана,
Из голубого корабля,
Из голубого обещанья,
Из голубого… la-la-la…Голубизна, исчезновенье,
И невозможный смысл вещей,
Которые приносят в пенье
Всю глубь бессмыслицы своей.
Тянет сыростью от островов,
Треплет ветер флаг на пароходе,
И глаза твои, как две лагуны,
Отражают розовое небо.Мимолетный друг, ведь все обман,
Бога нет и в мире нет закона,
Если может быть, что навсегда
Ты меня оставишь. Не услышишь
Голоса зовущего. Не вспомнишь
Этот летний вечер…
Ни музыки, ни мысли… ничего.
Тебе давно чистописанья мало,
Тебе давно игрой унылой стало,
Что для других — и путь, и торжество.Но навсегда вплелся в напев твой сонный,
Ты знаешь сам, — вошел в слова твои,
Бог весть откуда, голос приглушенный,
Быть может, смерти, может быть, любви.
«Граф фон дер Пален». — Руки на плечах.
Глаза в глаза, рот иссиня-бескровный. —
«Как самому себе. Да сгинет страх.
Граф фон дер Пален. Верю безусловно!»Всё можно искупить: ложь, воровство,
Детоубийство и кровосмешенье,
Но ничего на свете, ничего
На свете нет для искупленьяИзмены.
Он милостыни просит у тебя,
Он — нищий, он протягивает руку.
Улыбкой, взглядом, молча, не любя
Ответь хоть чем — нибудь на эту муку.А впрочем, в муке и блаженство есть.
Ты не поймешь. Блаженство униженья,
Слов сгоряча, ночей без сна, бог весть
Чего… Блаженство утра и прощенья.
Единственное, что люблю я — сон.
Какая сладость, тишина какая!
Колоколов чуть слышный перезвон,
Мгла неподвижная, вся голубая… О, если б можно было твердо знать,
Что жизнь — одна и что второй не будет,
Что в вечности мы будем вечно спать,
Что никогда никто нас не разбудит.
Куртку потертую с беличьим мехом
Как мне забыть?
Голос ленивый небесным ли эхом
Мне заглушить? Ночью настойчиво бьется ненастье
В шаткую дверь,
Гасит свечу… Мое бедное счастье,
Где ты теперь? Имя тебе непонятное дали,
Ты — забытье.
Или, точнее, цианистый калий —
Имя твое.
Но смерть была смертью. А ночь над холмом
Светилась каким-то нездешним огнем,
И разбежавшиеся ученики
Дышать не могли от стыда и тоски.
А после… Прозрачную тень увидал
Один. Будто имя свое услыхал
Другой… И почти уж две тысячи лет
Стоит над землею немеркнущий свет.
Холодно. Низкие кручи
Полуокутал туман.
Тянутся белые тучи
Из-за безмолвных полян.Тихо. Пустая телега
Изредка продребезжит.
Полное близкого света,
Небо недвижно висит.Господи, и умирая,
Через полвека едва ль
Этого мёртвого края,
Этого мёрзлого рая
Там, где — нибудь, когда — нибудь,
У склона гор, на берегу реки,
Или за дребезжащею телегой,
Бредя привычно за косым дождем,
Под низким, белым, бесконечным небом,
Иль много позже, много дальше,
Не знаю что, не понимаю как,
Но где — нибудь, когда — нибудь, наверно…
Так бывает: ни сна, ни забвения,
Тени близкие бродят во мгле,
Спорь, не спорь, никакого сомнения,
«Смерть и время царят на земле».Смерть и время. Добавим: страдание,
… Ну, а к утру, без повода, вдруг,
Счастьем горестным существования
Тихо светится что — то вокруг.
«О, сердце разрывается на части
От нежности… О да, я жизнь любил,
Не меряя, не утоляя страсти,
— Но к тридцати годам нет больше сил».И, наклоняясь с усмешкой над поэтом,
Ему хирург неведомый тогда
Разрежет грудь усталую ланцетом
И вместо сердца даст осколок льда.
Один сказал: «Нам этой жизни мало»,
Другой сказал: «Недостижима цель»,
А женщина привычно и устало,
Не слушая, качала колыбель.И стёртые верёвки так скрипели,
Так умолкали — каждый раз нежнее! —
Как будто ангелы ей с неба пели
И о любви беседовали с ней.
Окно, рассвет… едва видны, как тени,
Два стула, книги, полка на стене.
Проснулся ль я? Иль неземной сирени
Мне свежесть чудится ещё во сне? Иль это сквозь могильную разлуку,
Сквозь тускло-дымчатые облака
Мне тень протягивает руку
И улыбается издалека?
Всю ночь слова перебираю,
Найти ни слова не могу,
В изнеможеньи засыпаю
И вижу реку всю в снегу,
Весь город наш, навек единый,
Край неба бледно — райски — синий,
И на деревьях райский иней… Друзья! Слабеет в сердце свет,
А к Петербургу рифмы нет.
Ночью он плакал. О чем, все равно.
Многое спутано, затаено.Ночью он плакал, и тихо над ним
Жизни сгоревшей развеялся дым.Утром другие приходят слова,
Перебираю, но помню едва.Ночью он плакал. И брезжил в ответ
Слабый, далекий, а все — таки свет.
«О если где — нибудь, в струящемся эфире,
В надзвездной вышине,
В невероятной тьме, в невероятном мире,
Ты все же внемлешь мне, То хоть бы только раз…»
Но длилось промедленье,
И, все слабей дыша,
От одиночества и от недоуменья
Здесь умерла душа.
Есть, несомненно, странные слова,
Не измышленья это и не бредни.
Мне делается холодно, едва
Услышу слово я «Последний».Последний час. Какой огромный сад!
Последний вечер. О, какое пламя!
Как тополя зловеще шелестят
Прозрачно — черными ветвями…
(У дремлющей Парки в руках,
Где пряжи осталось так мало…)
Нет, разум еще не зачах,
Но сердце… но сердце устало.Беспомощно хочет любить,
Бессмысленно хочет забыться
(… И длится тончайшая нить,
Которой не надо бы длиться).
Им счастие даже не снится,
И их обмануло оно.
Есть в мире лишь скука. Глядится
Скучающий месяц в окно.Пьют чай, разбирают газеты,
Под долгие жалобы вьюг,
И думают, думают: «Где ты
Теперь, мой забывчивый друг?»