Ведая прошлое, видя грядущее, скальд вдохновенный
Сладкие песни поет в вечнозеленом венце,
Он раздает лишь достойным награды рукой неподкупной —
Славный великий удел выпал ему на земле.
Силе волшебной возвышенных песней покорствуют гробы,
В самом прахе могил ими герои живут.
Варвара Павловна, Элиза и Лизета,
Не позабыла вас вам верная Анета!
Плещеев здесь, и будет он готов
В одиннадцать часов
Исполнить вашу волю,
То есть вам прочитать как должно вашу ролю.
Тебе вменяют в преступленье,
Что ты милее всех детей!
Ужасный грех! И вот мое определенье:
Пройдет пять лет и десять дней,
Не будешь ты тогда милее всех детей:
Ты будешь страх сердец и взоров восхищенье!
О грустном написать я должен в твой альбом.
Могу ль желанию такому покориться?
При мысли о тебе, невольно под пером
Одно веселое родится;
При мысли о тебе, невольно твой поэт
Воображеньем жизнь земную украшает;
Жилищем радости он видит здешний свет
И имя грусти забывает.
Кто нашу жизнь своим добром считает,
За нас вперед заботливо глядит,
О счастии — как мы — за нас мечтает,
Как мы, от наших бед дрожит.
Кто, проводив нас в дальний путь, с тоскою,
В кругу семьи наш празднует возврат —
Того зовем мы братом иль сестрою!
Ты мне сестра, а он мне брат!
Я счастлив был неизяснимо!
Семью вождя великого я зрел,
И то, что я смиренной лирой пел
В честь памяти его боготворимой,
Теперь вдове его дерзаю посвятить!
Дерзаю гордое в душе питать желанье:
С воспоминанием о нем соединить
И обо мне воспоминанье!
Когда неопытной рукою
Играть на лире я дерзал,
Ужель бессмертием себя я обольщал?
Ах! нет — я лишь друзей хотел пленять игрою!
Но жребий мне судил быть счастливым певцом!
Не будет и моя теперь презренна лира!
Незнаемым досель стихам моим, Темира,
Даст жизнь и славу твой альбом!
Где искренность встречать выходит на крыльцо,
И вместе с дружбой угощает,
Где все, что говорит лицо,
И сердце молча повторяет,
Где за большим семейственным столом
Сидит веселая свобода,
И где, подчас, когда нахмурится погода,
Перед блестящим камельком,
В непринужденности живого разговора
Позволено дойти до спора —
Зашедши в уголок такой,
Я смело говорю, что я зашел домой!
Задача трудная для бедного поэта.
У розы иглы есть, рога есть у быка —
Вот сходство. Разница ж: легко любви рука
Совьет из роз букет для милого предмета;
А из быков никак нельзя связать букета!
Демид, под одою своей, боясь Зоила,
Ты имени не подписал!
Но глупость за тебя к ней руку приложила,
И свет тебя узнал.
Барма, нашед Фому чуть жива, на отходе,
«Скорее! — закричал, — изволь мне долг платить!
Уж завтраков теперь не будешь мне сулить!» —
«Ох! брат, хоть умереть ты дай мне на свободе!» —
«Вот, право, хорошо: хочу я посмотреть,
Как ты, не заплатив, изволишь умереть!»
Однажды пьяница смертельно занемог;
Жена к нему на грудь упала со слезами.
„Мой друг! — сказал больной дрожащими устами, —
Не плачь! Я никогда воды терпеть не мог“.
Богиня мудрости на землю ниспустилась;
Но у людей она худой прием нашла.
Однажды близ реки она остановилась, —
Погода бурная была; —
У берега челнок, а в челноке малютка...
Не знает, плыть иль нет?.. А он ее манил!
Решилась! поплыли; — но то была лишь шутка:
Плутишка Мудрость утопил!
Сашка, Сашка!
Вот тебе бумажка.
Ведь нынче шестое ноября,
И я, тебя бумажкою даря,
Говорю тебе: здравствуй;
А ты скажи мне: благодарствуй.
И желаю тебе всякого благополучия,
Как здесь, в губернии маркиза Паулучия,
Так во всякой другой губернии и в уезде!
Как по отезде, так и по приезде!
И сохрани тебя Бог от Гробовского!
И почитай и люби господина Жуковского.
Не имею я кирхгофа —
Он во власти у Фриофа,
Сей известный вам Фриоф
Есть поистине кирхгоф
Всех бумажек, книг, картинок,
Чашек, чашечек, корзинок,
Мосек, плошек, катехов...
Ох! ты чушечка Фриоф!