На лоне вечности безмолвной,
В непомрачаемых лучах,
Бессмертие, порока страх
И щит невинности бескровной,
От Крона, мощного рушителя миров,
Добра подвижников спасает,
И преступленье исторгает
Из страшной пристани гробов!Так, молний Вечного надменный похититель,
О ты, кичащийся над скорбной правотой,
Земли ничтожный утеснитель!
Страшись: бессмертье жребий твой.
А ты, от сладостной отчизны отлученный,
О жертва мирная, минутный гость земной,
Ты, странник, тайною рукою огражденный,
Страдалец! ободрись: бессмертье жребий твой!
Опять вы, птички, прилетели
С весною на кусточек мой,
Опять вы веселы, запели.
А я... все с прежнею тоской!
Ах, птички, сжальтесь, замолчите!
Уже со мною друга нет!
Или его мне возвратите
Или за ним пуститесь вслед.
Меня оставил он, жестокой,
И в край безвестный улетел!
Чего искать в стране далекой,
Когда в своей он все нашел?..
О непостижное злоречие уму!
Поверю ли тому,
Чтобы, Морковкина, ты волосы чернила?
Я знаю сам, что ты их черные купила.
Едва лишь что сказать удастся мне счастливо,
Как Древность заворчит с досадой: «Что за диво!
Я то же до тебя сказала, и давно!»
Смешна беззубая! Вольно
Ей после не прийти к невежде!
Тогда б сказал я то же прежде.
«Приятель, отчего присел?» —
«Злодей корону на меня надел!» —
«Что ж, я не вижу в этом зла!» —
«Ох, тяжела!»
Не знаю почему, по дружбе или так,
Папуре вздумалось меня визитом мучить;
Папура истинный чудак,
Скучает сам, чтоб мне наскучить!
Сибири управленьем
Мой предок славен был,
А я, судьбы веленьем,
Дормез себе купил.
Едва с младенчеством рассталась;
Едва для жизни расцвела;
Как непорочность улыбалась
И ангел красотой была.
В душе ее, как утро ясной,
Уже рождался чувства жар…
Но жребий сей цветок прекрасный
Могиле приготовил в дар.
И дни творцу она вручила;
И очи светлые закрыла,
Не сетуя на смертный час.
Так след улыбки исчезает;
Так за долиной умолкает
Минутный филомелы глас.
Единый, быстрый миг вся жизнь ее была!
Одно минутное, но милое явленье,
Непостижимое в своем определенье,
Судьба на то ее в сей мир произвела,
Чтоб, счастья не узнав, увянуть в раннем цвете.
Все то, что мило нам на свете,
И сердце нежное, и ясный, твердый ум,
И нежность ко друзьям, и к скорбным состраданье,
И в жизни той блаженства ожиданье,
Все грозная с тобой в сем гробе погребла,
Лишь душу небесам обратно отдала.
Мы вспомнили прекрасно старину!
Через Кавказ мы пушки перемчали;
В один удар мы кончили войну,
И Арарат, и мир, и славу взяли!
И Русской — в том краю, где был
Утешен мир дугой завета —
Свои знамена утвердил
Над древней колыбелью света!
Прими сей дар. Три радости небесны
Здесь для тебя изобразила я:
Одним простым душам они известны —
И знает их, мой друг, душа твоя!
Ах! если б та, которой лик священной
Начертан здесь рукою дерзновенной,
Исполнила обет души моей —
Тебе б не знать на свете черных дней!
Но для чего ж к любви ее сомненье?
Она — благим заступница и щит!
Отринет ли столь правое моленье!
О, нет! она твой путь благословит.
И час, и день, и жизнь мелькают быстрой тенью!
Прошла моя весна с минутной красотой!
Прости, любовь! конец мечтам и заблужденью!
Лишь дружба мирная с улыбкой предо мной!
И так ты кончил жизнь, почтеннейший наш друг!
Фадей-паук!
Досель обременен ты был тяжелым грузом!
Ты в одиночестве, на тоненьких ногах,
Таскался по земле с большим узорным пузом
И часто, часто мог затоптан быть во прах!
Но счастием судьба на миг тебя прельщала!
Варвара Павловна в саду тебя нашла,
В великокняжеский дворец перевела
И там — увы! — тебя до смерти заласкала!
Прости! ты кончил жизнь в ея прекрасном цвете!
И будут многие завидовать на свете
Кончине счастливой твоей,
Фадей!
Судьба на месте сем разрознила наш круг:
Здесь милый наш отец, здесь наш любимый друг;
Их разлучила смерть и смерть соединила;
А нам в святой завет святая их могила:
«Их неутраченной любви не изменить;
Ту жизнь, где их уж нет, как с ними, совершить,
Чтоб быть достойными об них воспоминанья,
Чтоб встретить с торжеством великий час свиданья».
Здесь Лакомкин лежит — он вечно жил по моде!
Зато и вечно должен был!
А заплатил
Один лишь долг — природе!..
О! не отринь, Отец Небесный, нас!
Все об одной Тебя мы умоляем!
Одно для нас желанье в этот час:
Храни ее! Тебе ее вверяем!
Твоей любви залог мы видим в ней!
Ее любовь наш круг одушевляет!
И счастие ее священных дней
Сопутницей-звездой для нас сияет!
О спутник наш, да Твой отрадный свет
Вовек, вовек над нами не затмится!
О царь судьбы! один от нас обет:
Храни ее! в ней наше все хранится!
Мой друг утешительный!
Тогда лишь покинь меня,
Когда из души моей
Луч жизни скроется!
Тогда лишь простись со мной!
Источник великого,
И веры и радости,
И в сердце невинности;
Мне силу и мужество,
И твердость дающа,
Мой ангел — сопутница,
И в жизни и в вечности!
Мой друг бесценный, будь спокойна!
Да будущего мрак — тебя не устрашит!
Душа твоя чиста! ты счастия достойна!
Тебя Всевышний наградит!
Еще, Херасков, друг Минервы,
Еще венец Ты получил!
Сердца в восторге пламенеют
Приверженных к Тебе детей,
Которых нежною рукою
Ведешь Ты в храм святой Наук, —
В тот храм, где Муза озарила
Тебя бессмертия лучом.
Дела благие — вечно живы;
Плоды их зреют в небесах;
И здесь и там их ждет награда:
Здесь царь венчает их, там — Бог!
Минуту нас она собой пленяла!
Как милый блеск, пропала из очес!
Рука Творца ее образовала
Не для земли, а для небес.
„Перун мой изостри, — сказал Юпитер Мщенью, —
Устал я миловать! погибель преступленью!“
Но Милосердие, услышав приговор,
Украдкой острие перуна притупляет.
С тех пор
Он только лишь страшит, но редко поражает.
Собой счастливить всех — прелестный жребий твой!
Счастливых близ тебя внимай благословенье!
Невинный, милый друг, храни души покой!
Да сохранит тебя святое Провиденье!
Трех граций древность признавала!
Тебя ж, Эрминия, природа создала
На то, чтоб граций ты собою затмевала, —
Для граций — грацией была!
Кто б ни был ты — зефир, певец иль чародей!
Когда ей сыном быть лишь тот имеет право,
Кто первою своей
И радостью и славой
Считает тишину ее священных дней;
В ком каждое души движенье
Любовью к ней освящено,
И для кого надежд милейших исполненье
В ее желании одном заключено;
Кто ценит счастье жить, но с нею,
И презрит счастие — один:
То право на сие названье я имею!
Ты не ошибся: я ей сын.
Мой друг, в тот час, когда луна
Взойдет над русским станом,
С бутылкой светлого вина,
С заповедным стаканом
Перед дружиной у огня
Ты сядь на барабане —
И в сонме храбрых за меня
Прочти Певца во стане.
Песнь брани вам зажжет сердца!
И, в бой летя кровавый,
Про отдаленного певца
Вспомянут чада славы!
К. П. Брюллов. Портрет В. А. Жуковского. 183
7.
Воспоминание и я — одно и то же:
Я образ, я мечта;
Чем старе становлюсь, тем я
Кажусь моложе.
Дразни меня, друг милый Саша!
И я готов тебя дразнить,
В искусстве сладостном с тобой счастливым быть
И так дразнясь пускай и жизнь промчится наша!
Кто на блистательной видал ее чреде,
Тот все величия постиг очарованье;
Тому, как тайный друг, сопутником везде
Благотворящее о ней воспоминанье.
В царицах скромная, любовь страны своей,
И в бурю бед она душой была спокойна;
И век ея свой суд потомству даст об ней:
„Была величия и счастия достойна“.
Для нас рука судьбы в сей мир ее ввела;
Для нас ее душа цвела и созревала;
Как гений радости, она пред нами стала,
И все прекрасное в себе нам отдала!
С веселой младостью мила, как упованье!
В ней дух к великому растет и возрастет;
Она свой трудный путь с достоинством пройдет:
В ней не обманется России ожиданье!
Напрасно я, друг милый, говорил,
Что супостат, как вешний лед, растает!..
Увы! грядущего никто, никто не знает!
Ведь не растаял он — застыл!
Как все, мой нежный друг, неверно под луною!
Тебе докажет то комар своей судьбою.
Пленившись пеной золотою,
Он сладости в вине, как ты и я, искал.
Но в сладостном вине конец безумца ждал!
Он там находит смерть, где жизнь для нас с тобою.
Друг человечества и твердый друг закона,
Смиренный в почестях и скромный средь похвал,
Предстатель ревностный за древний град у трона —
Каких ты доблестей в себе не сочетал?
Любовь высокую к святой земле отчизны,
Самозабвение и непрерывный труд,
В день брани — мужество, в день мира — правый суд,
И чистоту души и жизнь без укоризны...
Вельможа-гражданин! тебе в потомстве мзда!
И зависти назло уже сияет снова
Знакомая Москве бессмертия звезда
Еропкина и Чернышова!
Сам Бог тебе порука,
Что я, мой друг, не внука,
А бабушки просил!
Ты сам мне говорил.
Портрет отдам Сергею!
И думать я не смею,
Чтоб мой полковник мог
С своим штабс-капитаном
Разделаться обманом!
Мой друг! нам правда Бог!
Давно ль ты из-под шлема? —
Когда бывал лукав? —
Солдатская эмблема
Известно: гол, да прав!
Воейков-брат!
Ты славно в шахматы играешь;
Ты счастье матом называешь,
И подлинно ты мат!
Хваля стихи певца, ты нас сама пленяешь
Гармонией стихов;
И, славя скудный дар его, лишь убеждаешь,
Что твой, а не его родной язык богов.