Среди развалин, в глине и в пыли,
Улыбку археологи нашли.
Из черепков, разбросанных вокруг,
Прекрасное лицо сложилось вдруг.
Улыбкою живой озарено,
Чудесно отличается оно
От безупречных, но бездушных лиц
Торжественных богинь или цариц.
Взошла луна. И долго при луне
Стояли мы на крепостной стене.
Ушедший мир лежал у наших ног,
Но я чужим назвать его не мог.
Ведь в этой древней глине и в пыли
Улыбку археологи нашли.
«Да что ж такое? — мы переглянулись –
Такого быть не может! Не должно!»
Подсолнухи от солнца отвернулись,
Когда к закату двигалось оно.Весь день толпа кудлатая следила
За солнышком. Но вот, склоняясь ниц,
Узрело изумлённое светило
Зелёные затылки вместо лиц.А, может, в том беды особой нету,
И верность неизменную храня,
Подсолнухи готовились к рассвету,
Чтоб встретить солнце будущего дня.
Под столбом лежит ледышка.
У ледышки передышка.
Подойду к столбу и там
Вновь ледышку наподдам.
И она вперёд умчится.
Это я иду учиться.
На ромашке гадать,
Лепестки обрывать
Я не стану. Прошли времена…
Может к сердцу прижать,
Может к черту послать.
И не любит, и любит она.
Все ответы цветка совершенно верны.
Удивительный нрав у любимой жены.
Могучая река
Катилась здесь когда-то.
И до сих пор горька
Земле её утрата.Белеет кромкой льда
Солёное болотце.
И холодна вода
Солёного колодца.
Посадили игрушку на полку,
И бедняжка грустит втихомолку,
Что она не игрушка,
Что она безделушка,
От которой ни проку, ни толку.
Посадили игрушку на полку.
Приходил я в первый класс
По одной из трёх дорог.
Приходилось каждый раз
Выбирать одну из трёх.
Первая из них была
Длинной улицей села.
Там из окон, из ворот
Всё поглядывал народ.
Я товарищей встречал,
Различал их за квартал,
То кого-то поджидал,
То кого-то догонял.
А вторая за мостом
Потаённою тропой
Вьётся в ельнике густом.
Птиц послушай. Песню спой.
Посиди чуть-чуть на пне
Сам с собой наедине.
Третья тропка коротка.
Три минуты до звонка.
Мчишься, голову сломя,
Между первыми двумя.
Берегите тигров, детки!
Я же зверь ужасно редкий!
Но, пожалуйста, меня
Берегитесь, как огня!
Шёл в школу. И мячик на крыше сарая
Заметил. Лежит он заброшен, забыт.
Возьму его в класс, а потом поиграю.
Сейчас он, голубчик, на землю слетит.Швырнул в него шапку — и шапка на крыше.
Пеналом пустил — и пенал не помог.
Сам лезу на крышу… И к ужасу слышу –
Как голос судьбы беспощадный звонок.Домой или в школу? И дома, и в школе
Твердить оправданья? Нет-нет! Нипочём!
…Сижу я на крыше с дурацким мячом,
И воля мне кажется хуже неволи.
В нелепо-радостной погоне
Прыжками, будто кенгуру,
Бегут стреноженные кони
И вьются гривы на ветру.
Покажем, мол, что мы не клячи,
Что наше место — на бегах.
На четырёх, мол, всякий скачет,
А поскачи на трёх ногах!
Полна, как в детстве, каждая минута,
Часы опять текут неторопливо,
И сердце переполнено твоё.
Любовь — замена детства. Потому-то
Насмешливо, презрительно, ревниво,
Пугливо смотрит детство на неё.
В любви основа всех основ –
Осуществленье наших снов,
И самых поэтичных,
И самых неприличных.
Они внушают нам ретиво
Посредством кисти и пера,
Кино и фотообъектива,
Что голь на выдумки хитра.
Снова, как и много лет назад,
Захожу в знакомый двор и в сад.
Двор пустой. И никого в саду.
Как же я товарищей найду?
Никого… А всё же кто-то есть.
Пусто… Но они должны быть здесь.
Раз-два-три-четыре-пять,
Я иду искать! Я от глаз ладони оторву.
Эй, ребята! Кто упал в траву?
Кто в сарае? Кто за тем углом?
Кто там за берёзовым стволом?
… Я не верю в опустевший двор.
Я играю с вами до сих пор.
Чайки, чайки! Где ваш дом?
Чайки, чайки, где ваш дом?
На земле?
На волне?
Или в синей вышине?
Ну, конечно, на земле!
На земле рождаемся.
Ну, конечно, на волне!
На волне качаемся.
Ну, конечно, в вышине!
В вышине летаем.
Вот где, вот где мы живём!
Вот где обитаем!
Денег мало в семье. Но зато в полутьме магазина
Книжек хоть отбавляй
«Мойдодыр», «Гулливер», «Буратино» –
Книжный рай!
Вот бы нынешних нас да к былому прилавку,
Мы б такую устроили давку.
А бывало, один я на весь магазин
И прекрасные книги листаю один.
Только делаю вид, что листаю,
А на самом-то деле читаю.
Кто-то молча из рук моих книжку возьмёт
И посмотрит, какая цена,
И любимую сказку мою унесёт.
Пусть уносит. Она прочтена!
О радость жизни, детская игра!
Век не уйти с соседского двора.
За мной являлась мать. Но даже маме
В лапту случилось заиграться с нами.
Чего ж ей, великанше, делать тут?
В неё ж мячом всех раньше попадут.
Кидать кидали, да не попадали.
И к ужину обоих долго ждали.
Я три пальмы твоих, честолюбьем болея,
Всё твердил и на школьном дворе и в саду.
Я мечтал, что на конкурсе всех одолею,
И прочту их в Москве на твоём юбилее,
И поеду в «Артек» в сорок первом году.Юбилей приближался как праздник народный,
И меня обучал педагог превосходный,
Театрал, почитаемый в нашей семье,
Что по-разному скажется слово «холодный»,
Если дело о пепле идёт, иль ручье.В те года, не берусь говорить о причинах,
Почему-то у нас годовщины смертей
Отмечали щедрей. И во время поминок
Всё звучало живее, чем на именинах.
Праздник твой был столетием смерти твоей.Красовались в гусарских мундирах портреты,
И всё чаще тебя поминали газеты.
Шёл тираж к юбилею написанных книг.
Но, предчувствуя что-то, писали поэты
Про тебя, а вглядись — про себя же самих.И гусаром глядел ты, а не юбиляром
На подростком, читавших с почтеньем и жаром
Строки тех же «Трёх пальм» или «Бородина».
И как некогда жизнь твоя резким ударом
Был оборван твой праздник. Настала война.
Раньше были мы икрою, ква-ква!
А теперь мы все — герои, ать-два!
Головастиками были — ква-ква!
Дружно хвостиками били — ать-два!
А теперь мы — лягушата, ква-ква!
Прыгай с берега, ребята! Ать-два!
И с хвостом и без хвоста
Жить на свете — красота!
Голубь ждёт голубку на свиданье,
Как и мы, тревогою объят,
И глядит на солнце в ожиданье,
Как и мы глядим на циферблат.
В небе коршун, а в степи лисица, –
Все могли красавицей прельститься.
Круговая порука берёз
И пронзительный отблеск небес,
И нависший под тяжестью гнёзд
Лиловатый, отчётливый лес.
Как нарисовать портрет ребёнка?
Раз! — и убежит домой девчонка,
И сидеть мальчишке надоест.
Но художник, кисть макая в краски,
Малышам рассказывает сказки,
И они не трогаются с мест.
Как нарисовать портрет цветка?
Он не убежит наверняка,
А художник рвать его не станет.
Пусть цветок растёт себе, не вянет,
Пусть попляшет он от ветерка,
Подождёт шмеля иль мотылька
И на солнце, не мигая, глянет.
Национальные идеи
Воспламеняют тьму людей.
«Мы — ангелы, а вы — злодеи!» –
Суть этих пламенных идей.
Медведь ярославский, кудлатый
Шагает, как знамя, подняв
Секиру, которой когда-то
Убил его князь Ярослав.
Ведьма, сев на помело,
Превратилась в НЛО.
Снова леший козни строит,
Но теперь он — гуманоид.
Пересел в тарелку джинн,
Устарел его кувшин.
Все живут в другой галактике
И летают к нам для практики.
Маленький, иду по городку.
Пятками босыми пыль толку.
Я великой страстью обуян:
Я люблю трудящихся всех стран
И хочу, чтоб мир об этом знал,
И пою «Интернационал».Вот сейчас бы встретить иностранца:
Итальянца, немца иль испанца,
Сжать бы руку правую в кулак
И над головой поднять вот так,
И сказать: «Рот фронт!» или «Салют!»
И они поймут меня… Поймут!
Отворяй, Лиса, калитку!
Получай, Лиса, открытку!
На открытке есть картинка:
Хвост морковки и дубинка.
А написано в открытке:
«Собирай свои пожитки
И убирайся вон из нашего леса!!!
С приветом, Заяц».
Вот уж кто не певец никакой.
И не тем, так сказать, интересен.
Дребезжащий, неверный, глухой,
Этот голос совсем не для песен.
Но пою. Понимаешь, пою,
(У тебя мои песни в почёте),
Чтобы голову видеть твою
В горделивом её повороте,
Чтоб в глаза поглядеться твои,
Чтоб они и сейчас заблистали,
Чтобы пусть не о нашей любви –
О любви твои губы шептали.
В острых блёстках снег,
Весь в полосках снег.
Окна в облаках заголубели.
Легче лыжный бег.
Звонче женский смех.
Крепче сон младенца в колыбели.
В дневнике заданья на дом
И стоят отметки рядом.
До чего же хороши!
Ну-ка, мама, подпиши!
Я — линейка.
Прямота –
Главная моя черта.
Незаметные бациллы
Нас доводят до могилы,
И ничтожнейший микроб
Загоняет прямо в гроб.
А скелет с косою длинной –
Образ грозный, но невинный.
Ей дали порядковый номер. Сполна,
По титулам называя,
Парадно её именуют — Война
Вторая Отечественная, Мировая.
И люди словно привыкли к ней,
Томясь повседневной бедой и славой,
Как ожиданием (столько дней!)
В вокзальной сумятице и суетне
Задерживающегося состава.
Горячая седая голова –
Авачинский вулкан. А рядом два –
Корякский и Козельский — великана.
Что твой Неаполь! Сразу три вулкана!
Но не дымил Авачинский, а спал
В тот день, как в Петропавловск я попал.
Вот бухта. Грязных льдин синеют грани.
А дальше в белом блеске, как в сметане,
Скользят за ледоколом корабли.
Вот дремлет сопка на краю земли
Под тощей рощей лиственниц раздетых,
Как будто в рыбьих тоненьких скелетах.
Там, где бежал прибой, лежит припай…
Огромная страна. Но вот он — край.
Пески преобразились в пляж.
Река блестит. Леса густые
В ней отражаются. Мираж!
Ты — память или мечта пустыни?