Налево зима, направо весна.
Мы с папой идём покупать семена.
Сосульки сверкают. И радостно мне
По солнечной, мокрой шагать стороне.
Аптека с ажурным чугунным крыльцом.
За не магазин с пожилым продавцом.
Как в праздник, толпа в магазине семян
Старик продавец говорлив и румян.
Сюда, как на почту, приветы пришли
Весенней земле от осенней земли.
Чья это фигурка
Дымчатая шкурка
Ждёт нас то снаружи, то внутри?
Это наша Мурка
Кошечка-кошурка
Жмётся к двери, просит: «Отвори!»
Видишь, в уголочке
Две блестящих точки
Светятся всю ночкy напролёт?
Мальчишка в тельняшке
Стоит у ворот.
Друга, наверное, ждёт.
И очень возможно,
Что друг — это я,
Хоть он и не знает меня.
Я здесь поселился,
Живу в трёх шагах.
Кто же я? Друг или враг?
Глаза поднимает.
Неизбежно с неведомым дети роднятся:
Звёзды! Бури морские! Над бездной мосты!
Станет поступь другой. Сны другие приснятся.
Вдруг исчезнут игрушки. Нахлынут мечты.
И былое померкнет перед небывалым,
И покажется милый родительский дом
Неуютным в сравненье с походным привалом, –
Мы об этом ещё пожалеем потом.
Гриб за грибом ложился в кузовок.
Я счастлив был, хотя валился с ног.
Но я ещё счастливее бывал,
Когда глаза в постели закрывал, —
И вспыхивало сразу предо мной
Всё, что скрывал от глаза мрак лесной,
Всё, что я, глядя под ноги, искал.
Кто в темноте ковёр цветной соткал
Из рыжиков, из белых и маслят?
Картинами такими тешит взгляд,
В моих стихах подвоха не найдёшь.
Подспудно умным и подспудно смелым
Быть не могу. Под правдой прятать ложь,
Под ложью — правду — непосильным делом
Считаю я. Пишу я, что хочу.
О чем хочу, о том и промолчу.
Ну, а подтекст, в отличье от подвоха,
Стихам даёт не автор, а эпоха.
Плащ — героический наряд.
Какое счастье — в плащ одетым,
С копьём, с мушкетом, с арбалетом,
Со шпагой или с пистолетом
Скакать куда-то наугад,
Чтоб развевался плащ при этом,
Как знамя, шумен и крылат.
А папин плащ? По всем приметам
К плащам, поэтами воспетым,
Не подлесок на всё готовый,
В тень берёз, будто тень, пролез
Этот лес — он уже еловый,
Он уже не берёзовый лес.
В лесу молчанье брошенной берлоги,
Сухая хвоя скрадывает шаг.
Есть радость — заблудиться в трёх соснах,
Присесть на пень и не искать дороги.
«Дана Козявке по заявке справка
В том, что она действительно Козявка
И за Козла не может отвечать».
Число и месяц. Подпись и печать.
Если будешь пить чуть свет
Молоко с ватрушкой,
Будешь ты и в двести лет
Бодрою старушкой.– Убери скорее прочь
Молоко с ватрушкой!
Не хочу, — сказала дочь, –
Делаться старушкой!
Медведица ласково сына качает.
Малыш веселится, малыш не скучает.
Он думает: это смешная игра,
Не зная, что спать медвежатам пора.
Ругала наседка драчливых цыплят:
«Кончайте клеваться, кому говорят!
Кто много клюётся, тот мало клюёт,
Кто мало клюёт, тот плохо растёт,
Кто плохо растёт, тот бессилен и худ.
Кто худ и бессилен, того заклюют!»
Лес тихонько увядает,
Выцветает, облетает,
Мокнет, сохнет… Но постой!
В ельнике средь старых шишек
Жёлтым соком брызжет рыжик.
В этот лес полупустой
Новичок молчком явился.
Здесь он жизни удивился,
Здесь он счастлив, здесь он свой.
Свежий, крепкий и живой.
Я не на палке. На коне!
Высокий дух кипит во мне.
Забыты камни и рогатки.
Сверкают сабли в честной схватке.
С тех пор как сел я на коня,
Честь — вот что важно для меня.
Я перерос возню и драку.
Я — рыцарь. Я скачу в атаку.
Не стреляй, охотник!
Собака, не спеши!
Уточка с утятами
Плывут сквозь камыши.До того красивые!
До того счастливые!
Не дыши, охотник!
Собака, не шурши!
На всех вершинах Кавказа
Сегодня лежат снега,
На всех вершинах сразу,
Считая пни и стога.В снегу деревья и башни,
В снегу Эльбрус и Казбек.
Сегодняшний и вчерашний,
И вечный, нетающий снег.
Не шевелясь, лежу под старым дубом.
Для молодых скворцов он служит клубом.
Тот громче всех поёт, а тот молчит,
Зато из клюва бабочка торчит.Тот верещит: «Сейчас мы класс покажем!»
И щеголяет высшим пилотажем.
Как весело скворцам без пап и мам:
«Сам бабочку поймал!», «Летаю сам!»
А дуб охотно подставляет ветки:
«Летайте, детки! Отдыхайте, детки!»Вот горстка прошлогодних желудей,
Гнилых скорлупок, чёрных от дождей.
Мчат колёса по дороге.
Над дорогой мчатся ноги.
Это еду я бегом.
Это я бегу верхом! Я и сидя бегу,
И встаю на бегу,
И колёса кручу,
И качу, куда хочу.
Мы измаялись в разлуке –
Год как с фронта писем нет.
Есть контора в Бузулуке,
Дашь запрос — пришлют ответ.И ответ чудесный, внятный
Получаем наконец.
Вертим, вертим бланк печатный
На казённый образец…
В списках раненых и павших,
В списках без вести пропавших
Наш не значится отец.И другие сны нам с братом
Вижу, бабушка Катя
Стоит у кровати.
Из деревни приехала
Бабушка Катя.Маме узел с гостинцем
Она подает.
Мне тихонько
Сушеную грушу сует.Приказала отцу моему,
Как ребенку:
«Ты уж, деточка, сам
Распряги лошаденку!»И с почтеньем спросила,
Вспомнил о дяде, об интеллигенте.
Он инженером работал в Ташкенте.
Слышал я, что перед самой войной
Вроде бы он разошёлся с женой.
Жил без вещей на случайной квартире.
Вышел оттуда в военном мундире.
И до трамвая его проводил
Быстрый арык, где он рыбку удил.
А телефонов тогда было мало.
Даже сестра про отъезд не узнала.
Археологи, ликуя,
Открывают этот слой:
Храм, дворец и мастерскую
Между пеплом и золой, Луки формы необычной,
Сабель ржавые клинки
И сохранности отличной
Человечьи костяки.Слой набега, слой пожара –
Он таит предсмертный крик,
Ужас вражьего удара
И безумие владык.Долгожданный суд потомков
Мне четырнадцать лет, а ему шестьдесят.
Он огромен, и сед, и румян, и носат.
Он о сыне скорбит. Я грущу без отца.
Май цветёт. А войне всё не видно конца.
Осторожно мою он решает судьбу
И тревожно глядит на мою худобу.
Завтра утром меня он помчится спасать.
А пока он покажет, как надо писать.
И прочтёт мне стихи, что великий поэт
Сочинил про любовь двадцати семи лет,
Болен. Лежу в палатке.
Читаю хорошую книгу.
Стол. Закопчённый чайник.
Роза в помятой кружке.
Вдруг отрываюсь от книжки.
Что там случилось? Птица!
Птица на тонких ножках
В ярком просвете двери.
Крошки нашла, поклевала
И на меня взглянула
Он сохранил и взгляд, и облик свой.
Но для меня он — памятник живой
Тому, каким его я полюбил,
Каким казался он, каким он был.
Лежали камни у подножья скал,
И каждый камень, как слеза, сверкал, –
Так был горяч и свеж его излом.В час буйства сил, землетрясенья час,
Казалось, вдруг опомнился Кавказ
И сам заплакал над свершённым злом.
Быть взрослым очень просто:
Ругайся, пей, кури,
А тех, кто меньше ростом,
Тех за уши дери.
Когда и впрямь наступит Страшный суд,
Тогда ни принадлежность к поколенью,
Ни к нации какой, ни к учрежденью,
Ни членство в партии, ни должность, к сожаленью,
Нас не спасут.
Там каждому из нас по одному
За всё ответить надо самому.
Что я искал у края ледника?
Поскольку дожил я до сорока,
Мне нужно было
Собственные силы
Проверить, испытать наверняка.
Проделать налегке нелёгкий путь
И с высоты на прошлое взглянуть.Что я нашёл у края ледника?
Здесь травка прошлогодняя жестка.
Ручьёв движенье.
Камня копошенье.
К братишке на базаре цыганка подошла,
По волосам кудрявым рукою провела:
«Пойдёшь ли, кучерявенький, в мой табор кочевой?»
А мне и не сказала цыганка ничего.
А мне бы стук телеги, тугой палатки кров,
Дороги без дороги, ночлеги у костров.
Гадалка недогадлива, наверное, была
И главного бродягу с собой не позвала.
А может, догадалась, но звать не стала в путь:
«Побудь ещё с братишкой и с матерью побудь».
Недаром дети любят сказку.
Ведь сказка тем и хороша,
Что в ней счастливую развязку
Уже предчувствует душа.
И на любые испытанья
Согласны храбрые сердца
В нетерпеливом ожиданье
Благополучного конца.
В далёкий лес ребят орава
Давно с лукошками ушла.
А малышей ждала канава.
Там тоже ягода была.Берёшь с собой стакан гранёный
И пропадаешь с головой,
Счастливый, целеустремлённый,
В канаве этой луговой.Все ягоды раздашь, бывало,
Раздаришь всё, что принесли,
Как будто нам передавала
Канава доброту земли.