Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!
Ты для новобрачного — свадебная скатерть,
Для младенца — колыбель, для юного — хмель,
Для скитальца — посох, пристань и постель,
Для пахаря — поле, для рыбаря — море,
Для друга — надежда, для недруга — горе,
Для кормщика — парус, для воина — меч,
Для книжника — книга, для пророка — речь,
Для молотобойца — молот и сила,
Для живых — отцовский кров, для мертвых — могила.
Для сердца сыновьего — негасимый свет.
Нет тебя прекрасней и желанней нет.
Разве даром уголь твоего глагола
Рдяным жаром вспыхнул под пятой монгола?
Разве горький Игорь, смертью смерть поправ,
Твой не красил кровью бебряный рукав?
Разве киноварный плащ с плеча Рублева
На ветру широком не полощет снова?
Как — душе дыханье, руке — рукоять.
Хоть бы в пропасть кинуться — тебя отстоять.
Перевод Р. Рождественского
Вернулся я, спустя сто лет,
Из темноты на землю эту.
Зажмурился, увидев свет.
Едва узнал свою планету…
Вдруг слышу:
шелестит трава,
В ручье бежит вода живая.
«Я вас люблю!..» — звучат слова
И светят, не устаревая…
Тысячелетие прошло.
На землю я вернулся снова.
Все, что я помнил, замело
Песками времени иного.
Но так же меркнут звезд огни,
Узнав, что скоро солнце выйдет.
А люди —
как и в наши дни —
Влюбляются и ненавидят…
Ушел я и вернулся вновь,
Оставив вечность за спиною.
Мир изменился до основ.
Он весь пронизан новизною.
Но все-таки —
зима бела.
Цветы в лугах мерцают сонно.
Любовь осталась как была.
И прежнею осталась ссора.
Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.
Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озера
И дышат свежестью ночной;
Еще в синеющих долинах
Плывут туманы… Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!
Они в выси пока сияют.
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.
Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов, и в глубь долин;
Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!
Птицы Хомы прекрасные,
вы не любите землю. Вы
на землю никогда не
опуститесь. Птенцы ваши
рождаются в облачных
гнездах. Вы ближе к солнцу.
Размыслим о нем, сверкающем.
Но Девы земли чудотворны.
На вершинах гор и на дне
морей прилежно ищи. Ты
найдешь славный камень
любви. В сердце своем
ищи Вриндаван — обитель
любви. Прилежно ищи и
найдешь. Да проникнет
в нас луч ума. Тогда
все подвижное утвердится.
Тень станет телом.
Дух воздуха обратится
на сушу. Сон в мысль
превратится. Мы не будем
уносимы бурей. Сдержим
крылатых коней утра.
Направим порывы вечерних
ветров. Слово Твое — океан
истины. Кто направляет
корабль наш к берегу?
Мойи не ужасайтесь. Ее
непомерную силу и власть
мы прейдем. Слушайте!
Слушайте! Вы кончили
споры и ссоры? Прощай,
Араньяни, прощай, серебро
и золото неба! Прощай,
дуброва тишайшая!
Какую сложу тебе песнь?
Как устремлюсь?
Я знаю, ты, земля, вращеньем быстрым
Свой старый шар влечешь во мрак и свет,
Просторы разных стран бросая вслед
То крикам рынка, то полночным систрам.
С полмиром кинут я теперь во тьму,
Полсуток ждать мне солнечного всхода,
Слежу без звезд по дугам небосвода,
И глубь ночных часов страшна уму.
Расстались мы. Еще в глазах вся нега
Желанных глаз; все может губы сжечь
Яд милых губ; прикосновенье плеч
Всё сладко пальцам. Но, летя с разбега, —
Земля швырнула нас к иному дню,
Кружась, срок создает до новой встречи.
Найду ль. я вновь те губы, веки, плечи
Иль в бездну мигов счастья сон сроню?
Лети, лети, земля, путем планетным,
В пустыне сфер крути живой волчок, —
Чтоб, малый, атом, я, изжив свой срок,
Мог страстный вздох вернуть устам запретным!
Сквозь вечерний туман мне под небом стемневшим
Слышен крик журавлей всё ясней и ясней…
Сердце к ним понеслось, издалёка летевшим,
Из холодной страны, с обнаженных степей.
Вот уж близко летят и все громче рыдая,
Словно скорбную весть мне они принесли…
Из какого же вы неприветного края
Прилетели сюда на ночлег, журавли?..
Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,
Где уж савана ждет, холодея, земля
И где в голых лесах воет ветер унылый, —
То родимый мой край, то отчизна моя.
Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть,
Вид угрюмый людей, вид печальный земли…
О, как больно душе, как мне хочется плакать!
Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..
Любовники, безумцы и поэты
Из одного воображенья слиты!..
Тот зрит бесов, каких и в аде нет
(Безумец то есть); сей, равно безумный,
Любовник страстный, видит, очарован,
Елены красоту в цыганке смуглой.
Поэта око в светлом исступленье,
Круговращаясь, блещет и скользит
На Землю с Неба, на Небо с Земли —
И, лишь создаст воображенье виды
Существ неведомых, поэта жезл
Их претворяет в лица и дает
Теням воздушным местность и названье!.. Песня
Заревел голодный лев,
И на месяц волк завыл;
День с трудом преодолев,
Бедный пахарь опочил.
Угли гаснут на костре,
Дико филин прокричал
И больному на одре
Скорый саван провещал.
Все кладбища, сей порой,
Из зияющих гробов,
В сумрак месяца сырой
Высылают мертвецов!..
Ангел, и лев, и телец, и орел —
Все шестикрылые — держат престол,
А над престолом, над тем, кто сидит,
Радуга ярким смарагдом горит.
Молнии с громом по небу летят,
И раздается из них: «Свят, свят, свят!»
Вот проносящийся ангел трубит,
С треском звезда к нам на землю летит,
Землю прошибла до бездны глухой,
Вырвался дым, как из печи большой.
Медными крыльями грозно стуча,
Вышла из дыма с коня саранча.
Львиные зубы, коса как у жен,
Хвост скорпионовым жалом снабжен.
Царь ее гордой сияет красой,
То Аваддон, ангел бездны земной.
Будут терзать вас и жалить — и вот
Смерть призовете, и смерть не придет;
Пусть же изведает всякая плоть,
Что испытания хочет господь!
Если бог нас своим могуществом
После смерти отправит в рай,
Что мне делать с земным имуществом,
Если скажет он: выбирай?
Мне не надо в раю тоскующей,
Чтоб покорно за мною шла,
Я бы взял с собой в рай такую же,
Что на грешной земле жила, —
Злую, ветреную, колючую,
Хоть ненадолго, да мою!
Ту, что нас на земле помучила
И не даст нам скучать в раю.
В рай, наверно, таких отчаянных
Мало кто приведёт с собой,
Будут праведники нечаянно
Там подглядывать за тобой.
Взял бы в рай с собой расстояния,
Чтобы мучиться от разлук,
Чтобы помнить при расставании
Боль сведённых на шее рук.
Взял бы в рай с собой все опасности,
Чтоб вернее меня ждала,
Чтобы глаз своих синей ясности
Дома трусу не отдала.
Взял бы в рай с собой друга верного,
Чтобы было с кем пировать,
И врага, чтоб в минуту скверную
По-земному с ним враждовать.
Ни любви, ни тоски, ни жалости,
Даже курского соловья,
Никакой, самой малой малости
На земле бы не бросил я.
Даже смерть, если б было мыслимо,
Я б на землю не отпустил,
Всё, что к нам на земле причислено,
В рай с собою бы захватил.
И за эти земные корысти,
Удивлённо меня кляня,
Я уверен, что бог бы вскорости
Вновь на землю столкнул меня.
В вечерней мгле теряется земля...
В тиши небес раскрылось мировое,
Где блещет ярче пламя бытия,
Где весь простор — как празднество живое!
Восходят в высь, в великий храм ночной,
Недвижных туч жемчужные ступени,
И тяжко нам, на паперти земной,
Сносить тоску изведанных мгновений...
Со всех сторон ночная даль горит,
Колебля тьму пред взором ненасытным...
Весь божий мир таинственно раскрыт,
Как бездна искр, над сердцем беззащитным...
Живой узор из трепетных огней
Сплетает ночь на ризе златотканной,
И страшно сердцу малости своей,
И горек сон и плен земли туманной!
Для нас земля — последняя ступень...
В ночных морях она встает утесом,
Где человек, как трепетная тень,
Поник, один, с молитвенным вопросом...
Глубина небес синеет,
Светит яркая луна.
Церковь в сумраке белеет,
На погосте тишина.
Тишина — не слышно звука.
Не горит огня в селе.
Беспробудно скорбь и мука
Спят в кормилице-земле.
Спит в земле нужда-неволя,
Спит кручина бедняков,
Спит безвыходная доля.
Мир вам, кости мужичков!
Догорели ваши силы
Тише свечки восковой.
Донесли вы до могилы
Крест свой, кровью облитой…
Мир вам, старые невзгоды!
Память вечная слезам!
Веет воздухом свободы
По трущобам и лесам.
Золотые искры света
Проникают в глушь и дичь,
Слышен в поле клич привета,
По степям веселый клич.
Три яблока, излюбленных преданьем,
Три символа земного мятежа,
В саду веков, воссозданном сознаньем,
Они горят, под ветром грез дрожа.
Ты, яблоко губительное Евы!
Ты вырвало из глаз эдемский свет,
На нас обрушив божеские гневы, —
Но было то — восстанье на запрет!
Другое — яблоко Вильгельма Теля, —
Свободы весть промчало над землей:
Одной стрелой в родного сына целя,
Стрелок в тиранов метился другой!
А третье — третье яблоко Ньютона;
Оно упало в час своей поры,
И понял ум незыблемость закона,
Что движет землю, небо и миры.
То третье яблоко вернуло рай нам,
Сравняло всех, владыку и раба,
Открыло нам дорогу к вечным тайнам,
Чтоб не страшила больше — и Судьба!
Слава на небе солнцу высокому!
Слава!
На земле государю великому
Слава!
Слава на небе светлым звездам,
Слава!
На земле государевым стрелкам
Слава!
Чтобы рука их была всегда тверда,
Слава!
Око быстрее, светлей соколиного,
Слава!
Чтобы привел бог за матушку-Русь постоять,
Слава!
Наших врагов за рубеж провожать,
Слава!
Чтобы нам дума была лишь о родине,
Слава!
Ину ж печаль мы закинем за синюю даль,
Слава!
Чтобы не было, опричь Руси, царства сильней,
Слава!
Нашего ласкова государя добрей,
Слава!
Чтобы не было русского слова крепчей,
Слава!
Чтобы не было русской славы громчей,
Слава!
Чтобы не было русской песни звучней,
Слава!
Да чтоб не было царских стрелков удалей,
Слава!
А мы землю наняли, наняли,
Ой, дид ладо! Наняли, наняли.
А мы землю парили, парили.*
А мы просо сеяли, сеяли.
А мы просо пололи, пололи.
А мы просо валили, валили.
А мы просо вытравим, вытравим.
А чем-то вам вытравить, вытравить?
А мы коней запустим, запустим.
А мы коней выловим, выловим.
А мы коней выкупим, выкупим.
А чем-то вам выкупить, выкупить?
А мы дадим сто рублей, сто рублей.
Не надо нам сто рублей, сто рублей.
А мы дадим тысячу, тысячу.
Не надо нам тысячи, тысячи.
А мы дадим девицу, девицу...
Цветут необозримые
Колхозные поля.
Огромная, любимая,
Лежит моя земля.
Как весело мне, граждане,
В моей большой стране, —
Пою я песни каждому,
И каждый вторит мне!
Мои заводы строятся,
Мои шумят леса,
Мои стальные соколы
Штурмуют небеса.
Шагай в любую сторону,
На север и на юг —
Везде — страна Советская,
Везде — найдется друг.
В любом селе и городе
Друзья мои живут,
И все меня по-своему
Товарищем зовут.
Я сын великой Родины,
Певец веселых дней,
И нет меня счастливее,
И нет меня сильней!
Цветут необозримые
Колхозные поля.
Огромная, любимая,
Лежит моя земля.
Как радостно мне, граждане,
В моей большой стране, —
Пою я песни каждому,
И каждый вторит мне!
Человек пешком идет по земле,
Вот сейчас он правую ногу
Переставит еще на полметра вперед.
А потом — еще на полметра вперед
Переставит левую ногу.
Метр — расстояние.
Километр — расстояние.
Шар земной — расстояние.
Человек пешком по земле идет,
Палкой стучит о дорогу.Человек на коне — врывается ветер в грудь.
На гриве — ладонь.
Но не грива стиснута — воля.
Земля струится.
Земля стремится.
Про землю теперь забудь,
Только грива коня, только ветер в грудь.
Только скорость — чего же боле?! Человек — за рулем, между ним и землей — бетон.
В моторе — сто двадцать дьяволов, шины круглы и
крепки.
Шуршанье встречного воздуха переходит в протяжный
стон.
Воля — в комке. Прямизна — в руке.
В точку смотрят глаза из-под кожаной кепки.
Видят глаза — стрелка дальше ста.
Видят глаза — поворота знак.
И летящий бетон, без конца и без края летящий.
Он летит сквозь глаза и сквозь мозг, который устал.
Хорошо, если б мир мелькать перестал.
Но мелькают деревни,
Леса мельтешат,
Виадуки,
Мосты,
Человек,
Забор,
Корова,
Барак
Все чаще мелькают, все чаще, все чаще, все чаще.Человек — пилот. Человек, так сказать, — крылат.
Десять тысяч теперь над землей
(Над рекой, над сосной, над поляной лесной) — высота.
Ничего не мелькает. Земля почти неподвижна.
Земля округла, земля туманна, земля пуста.
Нет земли — пустота!
Десять тысяч теперь над землей высота:
Ни тебе петуха,
Ни тебе на работу гудка,
Ни пенья,
Ни смеха,
Ни птичьего свиста не слышно.А человек между тем идет пешком по земле.
Вот сейчас еще на полметра вперед
Переставит он правую ногу.
Он глядит, как травинка дождинку пьет.
Он глядит, как пчела цветоножку гнет.
Он глядит, как домой муравей ползет.
Он глядит, как кузнец подкову кует.
Он глядит, как машина пшеницу жнет.
Как ручей течет.
Как бревно над ручьем лежит.
Жавороночья песня над ним дрожит.
Человеку тепло. Он снимает кепку.
Он куда-то идет по зеленой и доброй земле.
Вот сейчас еще на полметра вперед
Переставит он левую ногу…
Метр — расстояние,
Километр — расстояние,
Шар земной — расстояние!
Человек пешком по земле идет,
Палкой стучит о дорогу.
Как светел, солнечен мой день,
Как дружески со мной шагает тень,
И солнце не ласкало так поля,
Не зеленела так вовек земля.
Затишье здесь…
И целится стволами в небо лес,
И головой взлетает к солнцу он.
Корнями твердо в почве укреплен.
Под лиственной зеленой бородой
В широких тенях задремал покой.
И тень под деревом прохладна и темна.
Не верится, что где-то есть война,
Что длится бой над молодой землей,
Что лес склоняет голову свою
И брата убивает брат в бою,
Встают, склоняются, к земле припав опять
Чтоб никогда отныне не вставать.
Вот почему отравлен мой покой!
Но все дороже край любимый мой!
Еще родней становится земля —
Долина, луг, реки широкий брод,
Моя страна, великий наш народ!
Лес, устремленный в ясный небосклон,
Корнями твердо в почве укреплен.
Поезжай за моря-океаны,
Надо всею землей пролети:
Есть на свете различные страны,
Но такой, как у нас, не найти.
Глубоки наши светлые воды,
Широка и привольна земля.
И гремят, не смолкая, заводы,
И шумят, расцветая, поля.
Каждый день — как подарок нежданный
Каждый день — и хорош и пригож…
Поезжай за моря-океаны,
Но богаче страны не найдешь.
Чутким сердцем и мудрой рукою
Нам великая дружба дана.
И живут неразрывной семьею
Все народы и все племена.
Все они, словно братья, желанны,
Всем просторно расти и цвести…
Поезжай за моря-океаны,
Но дружнее страны не найти.
Знамя наших побед боевое
Люди славят на всех языках,
Солнце нашей страны золотое
Светит-греет во всех уголках.
Наши звезды сквозь ночь и туманы
На земле отовсюду видны…
Поезжай за моря-океаны,
Но светлее не сыщешь страны.
Пусть же враг у границы не бродит,
Он по нашей земле не пройдет —
Ни оттуда, где солнце заходит,
Ни оттуда, где солнце встает.
Для защиты ее, для охраны
Соберется несметная рать…
Поезжай за моря-океаны,
Но сильнее страны не сыскать.
Так повелось промеж людьми,
Что мы стронимся любви,
Когда любовь почти равна смерти.
Я ем и пью, и слез не лью,
Живу и жить себе велю,
Но я люблю ее, люблю, верьте! Хоромы царские белы,
Поют сосновые полы,
Холопы ставят на столы ужин.
А ты бежишь из темноты
Через овраги и кусты
И ей не ты, совсем не ты нужен! Не наживай беды зазря,
Ведь, откровенно говоря,
Мы все у батюши-царя слуги.
Ты знаешь сам, какой народ:
Понагородят огород,
Возьмут царевну в оборот слухи.Снеси печаль на край земли,
Оставь до будущей зимы,
Зарой, забудь, не шевели, плюнь ты!
— На край земли? Какой земли?
Да, что вы все с ума сошли?!
Да, что вы все с ума сошли, люди?.. Я ем и пью, и слез не лью,
Но я люблю ее, люблю,
И говорить себе велю: «Нужен!»
Довольно благостной возни,
Господь, помилуй и казни!
Ведь Ты же можешь, черт возьми,
Ну же!.. Ну же!.. Ну же!..
Любовь земли и прелесть года,
Весна благоухает нам!..
Творенью пир дает природа,
Свиданья пир дает сынам!.. Дух жизни, силы и свободы
Возносит, обвевает нас!..
И радость в душу пролилась,
Как отзыв торжества природы,
Как Бога животворный глас!.. Где вы, Гармонии сыны?..
Сюда!.. и смелыми перстами
Коснитесь дремлющей струны,
Нагретой яркими лучами
Любви, восторга и весны!.. Как в полном, пламенном расцвете,
При первом утра юном свете,
Блистают розы и горят;
Как зефир в радостном полете
Их разливает аромат: Так, разливайся, жизни сладость,
Певцы!.. за вами по следам!..
Так порхай наша, други, младость
По светлым счастия цветам!..*Вам, вам сей бедный дар признательной любви,
Цветок простой, не благовонный;
Но вы, наставники мои,
Вы примете его с улыбкой благосклонной.
Так слабое дитя, любви своей в залог,
Приносит матери на лоно
В лугу им сорванный цветок!..
Есть вожделенный край, есть угол на земле,
Куда, где б ни был я, во граде ли блестящем,
В веселом лагере, на быстром корабле,
Под нами море бороздящем,
Всегда уносимся мы томною мечтой,
Где нашим странствиям предел мы назначаем,
Где от забот мирских, от суеты мирской
Найти мы пристань уповаем,
Где мы надеемся забыть когда-нибудь
Людей и страсти их, и очеса сомкнуть
Последним вечным сном желаем.
Рисует память мне веселый гладкий пруд,
На нем осенены березами густыми,
Глядяся в водный ток, три острова цветут,
За ним подемлется уступами крутыми
Зеленая гора; пред ним в кустах шумит
И брызжет мельница; деревня, луг широкий,
Над ним блаженный дом — туда душа моя…
<1832>
Ультрамариновое небо,
От бурь вспотевшая земля,
И развернулись желчью хлеба
Шахматною доской поля.
Кто, вышедший из темной дали,
Впитавший мощь подземных сил,
В простор земли печатью стали
Прямоугольники вонзил.
Кто, в даль впиваясь мутным взором,
Нажатьем медленной руки
Геодезическим прибором
Рвет молча землю на куски.
О Землемер, во сне усталом
Ты видишь тот далекий скат,
Где треугольник острым жалом
Впился в очерченный квадрат.
И циркуль круг чертит размерно,
И линия проведена.
Но всё ж поет, клонясь неверно,
Отвеса медного струна:
О том, что площади покаты
Под землемерною трубой,
Что изумрудные квадраты
Кривой рассечены межой;
Что, пыльной мглою опьяненный,
Заняв квадратом ближний скат,
Углом в окружность заключенный,
Шуршит ветвями старый сад;
Что только памятник, бессилен,
Застыл над кровью поздних роз,
Что в медь надтреснутых извилин
Впился зеленый купорос.
Памяти Владимира Сергеевича Соловьева
Недалека воздушная дорога, —
Как нам сказал единый из певцов,
Отшельник скромный, обожатель Бога,
Поэт-монах, Владимир Соловьев
Везде идут незримые теченья,
Они вкруг нас, они в тебе, во мне,
Все в Мире полно скрытого значенья,
Мы на Земле — как бы в чужой стране.
Мы говорим. Но мы не понимаем
Всех пропастей людского языка.
Морей мечты, дворцов души не знаем,
Но в нас проходит звездная река.
Ты подарил мне свой привет когда-то,
Поэт-отшельник, с кроткою душой.
И ты ушел отсюда без возврата,
Но мир Земли — для неба нс чужой.
Ты шествуешь теперь в долинах Бога,
О, дух, приявший светлую печать
Но так близка воздушная дорога,
Вот вижу взор твой — я с тобой — опять.
Тучи носят воду,
Вода поит землю,
Земля плод приносит;
Бездна звезд на небе,
Бездна жизни в мире;
То мрачна, то светла
Чудная природа…
Стареясь в сомненьях
О великих тайнах,
Идут невозвратно
Веки за веками;
У каждого века
Вечность вопрошает:
«Чем кончилось дело?» —
«Вопроси другова», —
Каждый отвечает.
Смелый ум с мольбою
Мчится к Провиденью.
Ты поведай мыслям
Тайну сих созданий!
Шлют ответ, вновь тайный,
Чудеса природы,
Тишиной и бурей
Мысли изумляя…
Что же совершится
В будущем с природой?..
О, гори, лампада,
Ярче пред Распятьем!
Тяжелы мне думы,
Сладостна молитва!
Глубь земли… Источенные крипты.
Слышно пенье — погребальный клир.
Ветви пальм. Сухие эвкалипты.
Запах воска. Тление и мир…
Здесь соборов каменные корни.
Прахом в прах таинственно сойти,
Здесь истлеть, как семя в темном дерне,
И цветком собора расцвести!
Милой плотью скованное время,
Своды лба и звенья позвонков
Я сложу, как радостное бремя,
Как гирлянды праздничных венков.
Не придя к конечному пределу
И земной любви не утоля,
Твоему страдающему телу
Причащаюсь, темная земля.
Свет очей — любовь мою сыновью
Я тебе незрячей отдаю
И своею солнечною кровью
Злое сердце мрака напою.
Лиман песком от моря отделен.
Когда садится солнце за Лиманом,
Песок бывает ярко позлащен.
Он весь в рыбалках. Белым караваном
Стоят они на грани вод, на той,
Откуда веет ветром, океаном.
В лазури неба, ясной и пустой,
Та грань чернеет синью вороненой
Из-за косы песчано-золотой.
И вот я слышу ропот отдаленный:
Навстречу крепкой свежести воды,
Вдыхая ветер, вольный и соленый,
Вдруг зашумели белые ряды
И стоя машут длинными крылами…
Земля, земля! Несчетные следы
Я на тебе оставил. Я годами
Блуждал в твоих пустынях и морях.
Я мерил неустанными стопами
Твой всюду дорогой для сердца прах:
Но нет, вовек не утолю я муки —
Любви к тебе! Как чайки на песках,
Опять вперед я простираю руки.
Застигнутый последней метой
И не успев всего допеть,
Благословлю я землю эту,
Когда придется умереть.
Благословлю ее за воздух,
Дыша которым был я смел,
За светлых рек живую воду,
Где телом и душой свежел,
За поле знойное пшеницы,
За села и за города,
За наш достаток, где хранится
Зерно и моего труда.
Благословлю земли просторы
За то, что жил я в светлый век,
Любил ее моря и горы,
Как мог свободный человек,
Что здесь учился у народа
Петь песни ясной простоты
И украшать трудом природу
Во имя счастья и мечты.
— Для кого цветешь в долине, роза? —
спрашивал ревниво соловей.
Отвечала красная нервозно:
— Если можешь, пой повеселей! Ночь провел перед цветком прекрасным
молодой взволнованный поэт:
— Для кого цветешь ты, мне неясно?
— Я цвету не для поэтов, нет… Утром рано подошел садовник,
землю каменистую взрыхлил,
поглядел на гордую любовно,
безответно руки уронил. Но когда погасли в небе звезды,
подступило море к берегам,
и открылась раковина розы,
и припало море к лепесткам. Море розу ласково качало,
и, не помня больше ничего,
роза и цвела и расцветала
на плече у моря своего. Вся земля покрылась нежным цветом,
в небе стали радуги гореть.
Соловью, садовнику, поэту
оставалось только песни петь…
Царица Пламеней, владычица громов!
О, запредельная! О, взрывно-грозовая!
Когда устанем мы от равнозвучья снов,
Когда молельня в нас разрушится живая,
Ты вся нахмуришься, и в траурный покров
Ты облекаешься, пары Земли свивая.
И нечем нам дышать, и ждем мы, ждем громов.
Царица Пламеней, тогда свои запястья
Ты надеваешь все, и, траур свой порвав,
Ты мечешь молнии, как знак единовластья
Над Небом и Землей, над жизнью душ и трав,
И мы зовем дождем твой праздник сладострастья,
И слушаем твой гром, первичность вновь узнав.
А к ночи свет зарниц лазурит наше счастье.
Мне вспомнить страшно, вспомнить стыдно
Мои безумные слова, —
Когда, качаясь серповидно,
Тень на стене была жива;
Когда клонилось к телу тело,
Уста искали влажных уст,
И грезе не было предела,
А внешний мир был странно-пуст.
Я верил, или я не верил?
Любил вполне, иль не любил?
Но я земное небом мерил
И небо для земли забыл!
Качались тени. Губы млели.
Светилась тела белизна.
И там, вкруг сумрачной постели,
Была блаженная страна, —
Страна, куда должны причалить
Все золотые корабли,
Где змей желаний сладко жалит
И душен аромат земли!
И не было ни стен, ни комнат, —
Хмель солнца, пьяная трава…
О, неужели мысли вспомнят
Мои безумные слова!
О, ты, которая мне в душу заглянула,
Как странница земли, как горний серафим
Твоя любовь лучом во тьме блеснула
Глазам восторженным моим.
Явися мне, прелестное созданье,
Скажи мне имя, родину и цель:
Земля ль твоя святая колыбель,
Иль ты небесное дыханье
Не завтра ль озарит тебя веков светило,
Или тебя здесь небо осудило
Идти в изгнании по трудному пути?..
Ах, кто б ты ни была, с каким бы назначеньем,
О дочь земли, иль гостья горних мест,
Позволь мне жизнь с твоим боготвореньем
Тебе, как дар любви моей, принесть!
Когда ты на земле здесь с нами остаешься,
Будь мне подругою — и знай, что я тот прах
Целую, где земли ты ножкою коснешься;
Но если ты на миг один у нас в гостях
И скоро к ангелам на ангельских крылах,
Любив меня лишь миг, на небо вознесешься,
То вспомни обо мне в блаженных небесах.
Мяли танки теплые хлеба,
И горела, как свеча, изба.
Шли деревни. Не забыть вовек
Визга умирающих телег,
Как лежала девочка без ног,
Как не стало на земле дорог.
Но тогда на жадного врага
Ополчились нивы и луга,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Ночью партизанили кусты
И взлетали, как щепа, мосты,
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
И, косматые, как облака,
Врукопашную пошли века.
Шли солдаты бить и перебить,
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
А в крестьянской древней простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой нам не миновать.
Затвердело сердце у земли,
А солдаты шли, и шли, и шли,
Шла Урала темная руда,
Шли, гремя, железные стада,
Шел Смоленщины дремучий бор,
Шел глухой, зазубренный топор,
Шли пустые, тусклые поля,
Шла большая русская земля.
Средь гор глухих я встретил пастуха,
Трубившего в альпийский длинный рог.
Приятно песнь его лилась; но, зычный,
Был лишь орудьем рог, дабы в горах
Пленительное эхо пробуждать.
И всякий раз, когда пережидал
Его пастух, извлекши мало звуков,
Оно носилось меж теснин таким
Неизреченно-сладостным созвучьем,
Что мнилося: незримый духов хор,
На неземных орудьях, переводит
Наречием небес язык земли.И думал я: «О гений! Как сей рог,
Петь песнь земли ты должен, чтоб в сердцах
Будить иную песнь. Блажен, кто слышит».
И из-за гор звучал отзывный глас:
«Природа — символ, как сей рог. Она
Звучит для отзвука; и отзвук — бог.
Блажен, кто слышит песнь и слышит отзвук».
Свищет ветер, серебряный ветер,
В шелковом шелесте снежного шума.
В первый раз я в себе заметил —
Так я еще никогда не думал.
Пусть на окошках гнилая сырость,
Я не жалею, и я не печален.
Мне все равно эта жизнь полюбилась,
Так полюбилась, как будто вначале.
Взглянет ли женщина с тихой улыбкой —
Я уж взволнован. Какие плечи!
Тройка ль проскачет дорогой зыбкой —
Я уже в ней и скачу далече.
О, мое счастье и все удачи!
Счастье людское землей любимо.
Тот, кто хоть раз на земле заплачет, —
Значит, удача промчалась мимо.
Жить нужно легче, жить нужно проще,
Все принимая, что есть на свете.
Вот почему, обалдев, над рощей
Свищет ветер, серебряный ветер.
Когда ты по свистку, по знаку,
Встав на растоптанном снегу,
Готовясь броситься в атаку,
Винтовку вскинул на бегу,
Какой уютной показалась
Тебе холодная земля,
Как все на ней запоминалось:
Примерзший стебель ковыля,
Едва заметные пригорки,
Разрывов дымные следы,
Щепоть рассыпанной махорки
И льдинки пролитой воды.
Казалось, чтобы оторваться,
Рук мало — надо два крыла.
Казалось, если лечь, остаться —
Земля бы крепостью была.
Пусть снег метет, пусть ветер гонит,
Пускай лежать здесь много дней.
Земля. На ней никто не тронет.
Лишь крепче прижимайся к ней.
Ты этим мыслям жадно верил
Секунду с четвертью, пока
Ты сам длину им не отмерил
Длиною ротного свистка.
Когда осекся звук короткий,
Ты в тот неуловимый миг
Уже тяжелою походкой
Бежал по снегу напрямик.
Осталась только сила ветра,
И грузный шаг по целине,
И те последних тридцать метров,
Где жизнь со смертью наравне!