Туманы таяли и вновь росли над лугом,
Ползли, холодные, над мёртвою травой,
И бледные цветы шепталися друг с другом,
Скорбя застывшею листвой.
Они хотели жить, блистая лепестками,
Вздыхать, дышать, гореть, лелеять аромат,
Любиться с пчёлами, дрожать под мотыльками,
Из мира сделать пышный сад.
Над глухим болотом буря развернулась!
Но молчит болото, ей не отвечает,
В мох оно оделось, в тину завернулось,
Только стебельками острых трав качает.
Восклицает буря: «Ой, проснись, болото!
Проступи ты к свету зыбью и сверканьем!
Ты совсем иное испытаешь что-то
Под моим могучим творческим дыханьем.
Ответ моему приятелю, который хотел,
чтобы я написал похвальную оду
великой Екатерине.
Мне ли славить тихой лирой
Ту, которая порфирой
Скоро весь обнимет свет?
Лишь безумец зажигает
Свечку там, где Феб сияет.
Бедный чижик не дерзнет
О Елена, Елена, Елена,
Как виденье, явись мне скорей.
Ты бледна и прекрасна, как пена
Озаренных луною морей.Ты мечтою открыта для света,
Ты душою открыта для тьмы.
Ты навеки свободное лето,
Никогда не узнаешь зимы.Ты для мрака открыта душою,
И во тьме ты мерцаешь, как свет.
И, прозрев, я навеки с тобою,
Я — твой раб, я — твой брат — и поэт.Ты сумела сказать мне без речи:
В высь изверженные дымы
Застилали свет зари.
Был театр окутан мглою.
Ждали новой пантомимы,
Над вечернею толпою
Зажигались фонари.
Лица плыли и сменились,
Утонули в темной массе
Прибывающей толпы.
Сквозь туман лучи дробились,
Да. Так диктует вдохновенье:
Моя свободная мечта
Всё льнет туда, где униженье,
Где грязь, и мрак, и нищета.
Туда, туда, смиренней, ниже, —
Оттуда зримей мир иной…
Ты видел ли детей в Париже,
Иль нищих на мосту зимой?
На непроглядный ужас жизни
Открой скорей, открой глаза,
Я тебя узнаю
Среди многих и многих прохожих:
Ты идешь по земле,
Словно старый ее часовой.
Поклонюсь я тебе:
Ничего нет на свете дороже,
Чем победа твоя,
Чем твой подвиг в войне мировой.
Ах, какие орлы
Не верь, мой темный брат,
Внушениям вражды.
Созвездия горят,
Взгляни, о, сын Звезды.
Мы — дети ярких звезд,
Мы в них вовлечены.
Нам к ним сплетают мост
Узывчивые сны.
Не помни, позабудь
О том, что сделал злой,
И плыли они без конца, без конца,
Во мраке, но с жаждою света.
И ужас внезапный объял их сердца,
Когда дождалися ответа.
Огонь появился пред взорами их,
В обрыве лазури туманной.
И был он прекрасен, и ровен, и тих,
Но ужас объял их нежданный.
Как тени слепые, закрывши глаза,
Сидели они, засыпая.
(Дума)
Умом легко нам свет обнять;
В нём мыслью вольной мы летаем:
Что не дано нам понимать —
Мы всё как будто понимаем.
И резко судим обо всём,
С веков покрова не снимая;
Дошло — что людям нипочём
1.
Стали крестьяне Поволжья голодать.
2.
Задумались французы. Надо хлеба дать.
3.
Чуть свет
собрали верховный совет.
Спорят день,
спорят ночь.
Надо, мол, крестьянину помочь.
(При получении от него в подарок очков).
Есть много мелких безымянных
Созвездий в горней вышине,
Для наших слабых глаз туманных
Недосягаемы оне…
И как они бы ни светили,
Не нам о блеске их судить,
Лишь телескопа дивной силе
Они подвластны, может-быть.
То свет, то тень,
То ночь в моем окне.
Я каждый день
Встаю в чужой стране.
В чужую близь,
В чужую даль гляжу,
В чужую жизнь
По лестнице схожу.
Оттого ль, что в божьем мире
Красота вечна,
У него в душе витала
Вечная весна;
Освежала зной грозою
И, сквозь капли слез,
В тучах радугой мелькала, —
Отраженьем грез!..
Оттого ль, что от бездушья,
Иль от злобы дня,
Дом на отшибе сдерживает грязь,
растущую в пространстве одиноком,
с которым он поддерживает связь
посредством дыма и посредством окон.
Глядят шкафы на хлюпающий сад,
от страха створки мысленно сужают.
Три лампы настороженно висят.
Но стекла ничего не выражают.
Хоть, может быть, и это вещество
способно на сочувствие к предметам,
Где вы, грядущие гунны,
Что тучей нависли над миром!
Слышу ваш топот чугунный
По еще не открытым Памирам.На нас ордой опьянелой
Рухните с темных становий —
Оживить одряхлевшее тело
Волной пылающей крови.Поставьте, невольники воли,
Шалаши у дворцов, как бывало,
Всколосите веселое поле
На месте тронного зала.Сложите книги кострами,
(Из Е. Манюэля)
Трех наций светочи мне светят в темноте,
Сияньем их моя озарена дорога:
Рим праву научил, Афины — красоте,
Святой Ерусалим дал мне познанье Бога.
Свет и других лучей вливался в жизнь мою,
Но я руковожусь лишь тем надежным светом,
И тихие часы досуга отдаю
Молитве, знанию, художникам, поэтам.
Луна стоит над призрачной горой;
Неверным светом залита окрестность
Ряд кипарисов вытянулся в строй;
Их тени побежали в неизвестность.
Она проснулась и глядит в окно…
Ах, в полночь всё странней и идеальней!
Как давит бедра это полотно,
Как мало воздуха в знакомой спальне!
Она молчит, и всё молчит вокруг,
Портьеры, дверь, раздвинутые ставни.
1
Идет весна, поет весна,
Умы дыханьем кружит. —
Природа в миг пробуждена!
Звенит весна! шумит весна!
Весной никто не тужит!
Весною радость всем дана!
Живет весна — живит весна,
Весь мир дыханьем кружит! 2
Бегут ручьи, бурлят ручьи!
Гамеланг — как Море — без начала,
Гамеланг — как ветер — без конца.
Стройная Яванка танцевала,
Не меняя бледного лица.
Гибкая, как эта вот лиана,
Пряная, как губы орхидей,
Нежная, как лотос средь тумана,
Что чуть-чуть раскрылся для страстей.
Покой мне нужен. Грудь болит,
Озлоблен ум, и ноет тело.
Все, от чего душа скорбит,
Вокруг меня весь день кипело.
Куда бежать от громких слов?
Мы все добры и непорочны!
Боготворить себя готов
Иной друг правды безупречный!
Убита совесть, умер стыд,
И ложь во тьме царит свободно;
Ужь ночь. Калитка заперта.
Аллея длинная пуста.
Окован бледною Луной,
Весь парк уснул во мгле ночной.
Весь парк не шелохнет листом.
И заколдован старый дом.
Растут дома; гудят автомобили;
Фабричный дым висит на всех кустах;
Аэропланы крылья расстелили
В облаках.
Но прежней страстью, давней и знакомой,
Дрожат людские бедные сердца, —
Любовной, сожигающей истомой
Без конца…
Как прежде, страшен свет дневной Дидоне,
И с уст ее все та же рвется речь;
Ужь ты, Солнце, Солнце красно,
Ты с полуночи взойди,
Чтоб очам не ждать напрасно,
Кто там, что там впереди.
Чтоб покойникам в могиле
Не во тьме глухой сидеть.
Чтобы с глаз они сложили
Закрывающую медь.
Ужь ты, Месяц, Месяц ясный,
Сны играют на просторе,
Под магической луной.
Ф. Тютчев
Спите, дети! спите, люди!
В тихой темноте,
У земной, родимой груди,
Преданы мечте!
Ваши грезы ночь уносит
В высь своей тропой.
Кроткий месяц отблеск бросит
Когда умрешь, в земле лежать
Придется долго без движенья.
Боюсь, придется долго ждать
Мне дня из мертвых воскресенья.
Пока свет жизни не погас,
Не перестало сердце биться,
Еще хотелось бы мне раз
Любовью женской насладиться.
1И серое небо, и проволок сети,
Саней ускользающий бег;
И вдруг предо мной в электрическом свете
Вуаль, словно искристый снег.И взор промелькнул утомленной загадкой,
Я видел, и вот его нет.
Мгновение тайны так странно, так кратко,
— Но здесь он, он в сердце — ответ! 2И томлюсь я с тех пор,
Невозможно мне жить.
Тот мучительный взор
Не могу я забыть.Я и жду, и молю,
Свет вечерний мерцает вдоль улиц,
Словно призрак, в тумане плетень,
Над дорогою ивы согнулись,
И крадется от облака тень.Уж померкли за сумраком хвои,
И сижу я у крайней избы,
Где на зори окно локовое
И крылечко из тонкой резьбы.А в окно, может, горе глядится
И хозяйка тут — злая судьба,
Уж слетают узорные птицы,
Уж спадает с застрехи резьба.Может быть, здесь в последней надежде
(Д. Н. Бегичеву)
Есть люди: меж людей они
Стоят на ступенях высоких,
Кругом их блеск, и слава
Далеко свой бросают свет;
Они ж с ходулей недоступных
С безумной глупостью глядят,
В страстях, пороках утопают,
И глупо так проводят век.
Друг мой, баюкай меня, —
Руку на лоб положи,
Нежное слово скажи...
Друг мой, баюкай меня...
Утренний голос твой мил.
Ты поцелуешь меня...
Я утомлен, я без сил...
Знаю: ты любишь меня...
Ночь истомила меня.
Живущий раною в колдуньях и поэтах,
Снежистый Новолунь явился и погас.
Тогда в тринадцатый и, значит, в первый раз
Зажегся огнь двух свеч, преградой мглы задетых.
С тех пор я вижу все в белесоватых светах,
Мне снится смертный свет — там за улыбкой глаз.
И в мире солнечном ведет полдневный час
Людей, не в золото, а в серебро одетых.
Мы идем искать священные
знаки. Идем осмотрительно и
молчаливо. Люди идут, смеются,
зовут за собою. Другие спешат
в недовольстве. Иные нам
угрожают. хотят отнять
то, что имеем. Не знают
прохожие, что мы вышли
искать священные знаки. Но
угрожающие пройдут. У них
Светом трепетной лампады
Озаряя колоннады
Белых мраморных террас,
Робко поднял лик свой ясный
Месяц бледный и прекрасный
В час тревожный, в час опасный,
В голубой полночный час.
И змеятся по ступени,
Словно призрачные тени
Никогда не живших снов,
Нараспашку — при любой погоде,
Босиком хожу по лужам и росе.
Даже конь мой иноходью ходит,
Это значит — иначе чем все.Я иду в строю всегда не в ногу,
Сколько раз уже обруган старшиной.
Шаг я прибавляю понемногу,
И весь строй сбивается на мой.Мой кумир — на рынке зазывалы,
Каждый хвалит свой товар вразвес.
Из меня не выйдет запевалы —
Я пою с мелодией вразрез.Знаю, мне когда-то будет лихо,
Жизнь без надежд — тропа без цели,
Страсть без огня, без искр кремень,
Пир буйный Вакха без веселий,
Без слез тоска, без света день.Жизнь без надежд — без силы воля,
Без пробужденья тяжкий сон;
О, как того ужасна доля,
Кто этой жизни обречен! Он не живет; он без сознанья
Влачит томительные дни,
И цепью горького страданья
Влекутся медленно они.Как отчужденный, с мрачной думой,