Снова блеск твоих лучей
Землю осребрил;
Снова думам прежних дней
Сердце он открыл.
Ты глядишь печально в даль
На мои поля:
Иль тебя, мой друг, печаль
Трогает моя?
Как отрадна для души
Память прежних дней!
Я храню ее в тиши —
Грусть и радость с ней!
Мчися, быстрая вода!
Не расцвесть мне вновь:
Так умчались навсегда
Верность и любовь!
Я сокровищем владел —
С ним погибло все!
Сердце, рвись! — но твой удел
Не забыть его.
Мчися, быстрая река,
Мчися вдоль полей!
Душу мне гнетет тоска:
Песне вторь моей:
В осень бурною волной
Бьешь ли о брега,
Или раннею весной
Льешься чрез луга!
Счастлив, кто среди степей
С другом сердца жил;
Кто без злобы на людей
Про людей забыл.
То, что чуждо их душам,
Что их не манит,
В смутный час ночной мечтам
Смутно говорит.
Ныне уже надлежит, увы! мне умереть:
Мои все скорби цельбы не могут здесь иметь.
Все мое старание, чтоб их облегчити,
Не может как еще их больше растравити.
В скуке, которая всегда меня здесь обдержит,
Могу ли я жить больше? ах! умереть надлежит.
Радости твои, сердце, пропали безвеста:
Ибо Аминта ушла вовсе с сего места.
Но к чему вопить ныне не имея мочи?
Отстать от всего лучше, стратив ее очи.
Без моей милой, в ней же вся мне есть утеха,
Ах! душа моя рвется страстьми без успеха.
Не осталось от моей горячей мне страсти,
Как раскаянье, скука, печаль и напасти.
Во всех моих днех нужных слабость бесконечна
Шлет меня скоро к смерти, что бесчеловечна.
Долгая, можешь ли ты из сердца, Разлука,
Вынять любви всё и память, есть ли ты сторука?
Ах! проклята, в тебе ли мне искать помоги:
Ты мне чинишь, ты, ныне смертны налоги.
Ты отняла Аминту, разговоров сладость,
Ласковые приветы и всю мою радость.
Но она в моем сердце вся есть с красотою,
К умноженью печалей в мысли есть со мною.
К утешениям друга-рояля
Ты ушла от излюбленных книг.
Чей-то шепот в напевах возник,
Беспокоя тебя и печаля.
Те же синие летние дни,
Те же в небе и звезды и тучки…
Ты сомкнула усталые ручки,
И лицо твое, Нина, в тени.
Словно просьбы застенчивой ради,
Повторился последний аккорд.
Чей-то образ из сердца не стерт!..
Всё как прежде: портреты, тетради,
Грустных ландышей в вазе цветы,
Там мирок на диване кошачий…
В тихих комнатках маленькой дачи
Всё как прежде. Как прежде и ты.
Детский взор твой, что грустно тревожит,
Я из сердца, о нет, не сотру.
Я любила тебя как сестру
И нежнее, и глубже, быть может!
Как сестру, а теперь вдалеке,
Как царевну из грез Андерсена…
Здесь, в Париже, где катится Сена,
Я с тобою, как там, на Оке.
Пусть меж нами молчанья равнина
И запутанность сложных узлов.
Есть напевы, напевы без слов,
О любимая, дальняя Нина!
Как птичка резвая, младая,
Ты под крылом любви растешь,
Мирских забот еще не зная,
Вертишься и поешь.
Но детство быстро унесется,
С ним улетит и твой покой,
И сердце у тебя забьется
Неведомой тоской.
Тщеславие тебя цветами
Прилежно будет убирать,
И много лет пред зеркалами
Придется потерять.
Здесь мода всеми помыкает,
Чернит, румянит и белит,
Веселых плакать заставляет,
Печальным петь велит.
И ты помчишься за толпою
В чертог блестящей суеты —
И истинной почтешь красою
Поддельные цветы.
Но знай, что счастие на свете
Не в жемчугах, не в кружевах
И не в богатом туалете,
А в искренних сердцах.
Цвети, Темира дорогая,
Богиней красотою будь,
В столице роскоши блистая,
Меня не позабудь!
Платок тонет и не тонет,
Потихонечку плывет, —
Милый любит и не любит,
Только времечко ведет.
Припев: Ах, Самара-городок,
Беспокойная я,
Беспокойная я, —
Успокой ты меня!
Я росла и расцветала
До семнадцати годов,
А с семнадцати годов
Крушит девушку любовь.
Милый спрашивал любови,
Я не знала, что сказать, —
Молода, любви не знала,
Ну и жалко отказать.
Понапрасну небо ясно,
Одна звездочка горит.
Понапрасну милых много, —
Об одном сердце болит.
Тебе, белая береза,
Нету места у реки.
Если я тебе невеста, —
Ты меня побереги.
Милый скажет «до свиданья», —
Сердце вскинется огнем —
И тоскует и томится
Все о том же, все о нем.
Припев повторяется после каждого куплета.
В чаду утех, надежд и обольщений
Не забывай, гордясь избытком сил,
Тяжелых дней, мучительных мгновений
Всего, что сердцем пережил!
Для тайнаго грядущаго—науку
Ты в памяти былого обретешь,
Обман надежд, измену и разлуку —
Все горькое—смелей перенесешь.
Не обновит души твоей забвенье:
Нет блага в нем—о, не желай его!
Оно—изсохший ключ, оцепененье,
Могила сердца твоего.
Миг счастия с утратою былою
Таинственно в тебе сопряжены;
Сжилась печаль, как старый друг, с тобою,
Утратив горечь новизны.
Кто горе знал, тому полнее радость
Но разорви с былым живую нить —
Насущных благ целительную сладость
Безсилен будешь ты ценить.
Как чередой полунощныя тени
Сменяет дня животворящий свет,
Так нет без горя наслаждений
И без слезы—улыбки нет.
Не звали нас и не просили,
Мы сами встали и пошли,
Судьбу свою в судьбе России
Глазами сердца мы прочли.
Мы будем жить, как наши предки,
К добру и подвигу спеша:
Свободно жить! Неволи, клетки
Не терпит русская душа.
Над нами ясность небосвода,
Могуч народ и коренаст;
Дубрава, степь… Сама природа
Солдатской чести учит нас!
Мы на свои леса и воды,
Как на своих друзей, глядим.
И благородных чувств природы,
Как дружбы, мы не предадим…
Не рвемся мы в чужие страны.
Но сердцем чистым и простым
Родной земли живые раны
Мы не забудем, не простим.
Недаром так упрямы ноги,
Недаром люди так сильны,
Недаром люди и дороги
На запад так устремлены!
Тебе, любезная, посвящаю мою «Аглаю», тебе, единственному другу моего сердца!
Твоя нежная, великодушная, святая дружба составляет всю цену и счастье моей жизни.
Ты мой благодетельный гений, гений хранитель!
Мы живем в печальном мире; но кто имеет друга, то пади на колена и благодари вездесущего!
Мы живем в печальном мире, где часто страдает невинность, где часто гибнет добродетель; но человек имеет утешение — любить!
Сладкое утешение!.. любить друга, любить добродетель!.. любить и чувствовать, что мы любим!
Исчезли призраки моей юности; угасли пламенные желания в моем сердце; спокойно мое воображение.
Ничто не прельщает меня в свете. Чего искать? К чему стремиться?.. К новым горестям?
Они сами найдут меня — и я без ропота буду лить новые слезы.
Там лежит страннический посох мой и тлеет во прахе!
Любезная! Сии две слезы, которые выкатились теперь из глаз моих, тебе же посвящаю!
КНЯЗ. ПЕТРУ АНДРЕЕВИЧУ ВЯЗЕМСКОМУ.
По прочтении его стихотворения: Тому сто лет!
Правдиво, нравне с Пророком,
Быв древле чествуем поэт:
Орлиным созерцает оком
Он тайники минувших лет!
Взлетает мыслью в свод небесный,
Нисходит моря в глубину;
Все вопрошает, лист древесный
И в берег бьющую волну…
Могучих полон вдохновений,
Земных чуждаяся даров,
Поет,—и звуком песнопений
Пленяет избраяник богов!…
Скажите-жь, князь, где краски взяли,
Тот огнь, с которым так тепло
России Вы пересказали
Тому сто лет, что протекло?
Карамзина от колыбели
Вы проследили светлый путь;
Во глубь души его прозрели,
Сумели в сердце заглянуть!
Историк-гражданин пред ими
Воскреснул, свея сон могил,
И нас, певучими словами,
На путь добра благословил!
Волшебной прелестью одели
Вы сердца искренний разсказ!…
И, мнилось нам, когда Вы пели,
Что жемчуг сыпался на нас!
Заснули рощи над потоком;
Легла на холмы тишина;
Дремало все, — но тщетно сна
Я ждал на ложе одиноком.
Сыны души моей больной,
Сыны полуночного бденья —
Вокруг, мешаясь с темнотой,
Мелькали смутные виденья.
«И так, исчезли, — думал я, —
Весенних лет мечты златые,
Часы приспели роковые,
И вянет молодость моя!
Невольник истины угрюмой,
Отныне с праздною душой,
Живых восторгов легкий рой
Мне заменится хладной думой
И сердца мертвой тишиной!»
Тогда с улыбкою коварной
Предстал внезапно Купидон:
«О чем вздыхаешь, — молвил он, —
О чем грустишь, неблагодарный?
Оставь печальные мечты,
Я вечно юн — и я с тобою!
Еще младенец сердцем ты;
Не веришь мне? — Взгляни на Хлою!»
На горах, под метелями,
Где лишь ели одни вечно зелены,
Сел орел на скалу в тень под елями
И глядит — из расселины
Выползает змея, извивается,
И на темном граните змеиная
Чешуя серебром отливается… У орла гордый взгляд загорается:
Заиграло, знать, сердце орлиное,
«Высоко ты, змея, забираешься! —
Молвил он, — будешь плакать — раскаешься!..»Но змея ему кротко ответила:
«Из-под камня горючего
Я давно тебя в небе заметила
И тебя полюбила, могучего…
Не пугай меня злыми угрозами,
Нет! — бери меня в когти железные,
Познакомь меня с темными грозами,
Иль умчи меня в сферы надзвездные».Засветилися глазки змеиные
Тихим пламенем, по-змеиному,
Распахнулися крылья орлиные,
Он прижал ее к сердцу орлиному, Полетел с ней в пространство холодное;
Туча грозная с ним повстречалася:
Изгибаясь, змея подколодная
Под крыло его робко прижалася.С бурей борются крылья орлиные:
Близко молния где-то ударила…
Он сквозь гром слышит речи змеиные —
Вдруг —
Змея его в сердце ужалила.И в очах у орла помутилося,
Он от боли упал как подстреленный,
А змея уползла и сокрылася
В глубине, под гранитной расселиной.
…Неведомый и девственный родник,
Святых и чистых звуков полный.М. ЛермонтовВ дни ль уединения
Скучного, досужного,
Или в час томления, —
В час, когда надменное
И не откровенное
Сердце снова мается,
Редко, но случается,
Что наш ум подавленный
Жизнью подневольною,
Рабскою работою,
Или обесцвеченный
Суетной заботою,
Вдруг, как бы встревоженный
Искрой откровения,
Чутко ждет иль чувствует,
Что вот-вот подкрадется
То, что в нем отсутствует, —
Нечто вдохновенное,
В красоту повитое,
Всем сердцам присущее,
Всеми позабытое,
Нечто несомненное,
Вечно неизменное,
Даст нам успокоиться —
Промелькнет и скроется!
Ночью ль благодатною,
В сладкий час свидания,
В утро ль ароматное,
Свежее, согретое
Лаской расставания,
Как ни очарованы
Мы земной усладою,
Как мы ни спасаемся
В миг самозабвения
От самосознания,
Все ж мы просыпаемся,
Счастьем удрученные,
С чувством сожаления
Или сострадания:
То над нами носится
Тень воспоминания,
Или в душу просится
Смутное предчувствие
Близкого, обидного
Разочарования.
И тогда случается,
К сердцу приласкается
Чувство беспредельное,
Светлое, далекое,
Счастье неизменное,
Нечто беспечальное
Вечно идеальное,
Даст нам успокоиться —
Промелькнет и скроется! Июль, 189
7.
Райвола
Гуляю ль один я по Летнему саду*,
В компаньи ль с друзьями по парку хожу,
В тени ли березы плакучей присяду,
На небо ли молча с улыбкой гляжу, -
Все дума за думой в главе неисходно,
Одна за другою докучной чредой,
И воле в противность и с сердцем несходно,
Теснятся, как мошки над теплой водой!
И, тяжко страдая душой безутешной,
Не в силах смотреть я на свет и людей:
Мне свет представляется тьмою кромешной;
И смертный — как мрачный, лукавый злодей! И с сердцем незлобным и с сердцем смиренным,
Покорствуя думам, я делаюсь горд;
И бью всех и раню стихом вдохновенным,
Как древний Атилла, вождь дерзостных орд…
И кажется мне, что тогда я главою
Всех выше, всех мощью духовной сильней,
И кружится мир под моею пятою,
И делаюсь я вес мрачней и мрачней!..
И, злобы исполнясь, как грозная туча,
Стихами я вдруг над толпою прольюсь:
И горе подпавшим под стих мой могучий!
Над воплем страданья я дико смеюсь.
____________
* Считаем нужным объяснить для русских провинциалов и для иностранцев, что здесь разумеется так называемый «Летний сад» в С.-Петербурге. Примечание К. Пруткова.
Настали солнечные святки,
И, снег полозьями деля,
Опять несут меня лошадки
В родные дальние края.Мороз и снег. Простор и воля.
Дорога ровная долга.
Задорный ветер веет волей,
Блестит зеленая дуга.И колокольчик подпевает
Веселым звоном ямщику.
И сладко сердце забывает
Свою тревогу и тоску.Мы все томимся и скучаем
И долю грустную клянем,
Мы ночью звезд не замечаем
И солнца мы не видим днем.Но стоит только город бросить —
И снова оживаешь ты,
Вновь сердце бьется, сердце просит
Простой и ясной красоты.Душой овладевает нега
Пустых таинственных полей.
И что тогда милее снега
И ветра вольного милей?..Плетень разломанный и шаткий
Отбросил голубую тень.
Но резвые — летят лошадки,
И вот — уж далеко плетень.Леса на горизонте, иней,
Темнеет издали река,
А в небе — золотой пустыни
Плывут, слетая, облака.Скрипят полозья, точно лыжи,
И напевает бубенец,
Что с каждым шагом ближе, ближе
Дороги сладостной конец.Как хорошо проснуться дома
(Еще милей, чем дома лечь!)
Все там любимо и знакомо;
Трещит натопленная печь.Как хорошо напиться чаю
В столовой низкой, в два окна,
Где, верно сердцу отвечая,
Покоем веет старина.И сладко знать, что в самом деле
Прийдут волхвы, зажгут звезду,
Что две счастливые недели
Я в этом доме проведу.
Здесь мебель в стиле рококо
И печь натопленная жарко,
А в окнах — зыблются легко
В морозной мгле — деревья парка.О, родовая старина, —
Зеленый штоф, портретов лица…
Как далека и не нужна
Теперь гранитная столица.Как хорошо, — вдали невзгод,
В родной затерянной деревне,
Тебя встречать, о, Новый Год, —
С тревогой юною и древней!.. Как хорошо тебя встречать
Так и торжественно и просто,
Но в миг заветный — промолчать,
И ничьего не слышать тоста… Все ближе, ближе тайный час…
Что скажет вестник лучезарный?
Играй, играй в бокале, квас
Холодный, чистый и янтарный.Когда душа ясна моя
И в сердце радостная вера —
Мне эта светлая струя
Милей и слаще редерера… Двенадцать пробило. И вот
Развеялись тревоги чары,
И только звон еще плывет
От прозвучавшего удара… Я мирно лягу спать теперь,
И солнца свет — меня разбудит.
О, сердце, — бейся, сердце, — верь,
Что Новый Год — счастливым будет.Взойдет морозная заря
За сине-розовым туманом,
И первый лист календаря
Позолотит лучом румяным.Алее утро расцветет
Красою нежною и зыбкой,
И новый день, и Новый Год
Я встречу песней и улыбкой!
Мадлэна здесь. Мадлэна рядом. —
Сегодня видели ее…
Но нет! душа моя не рада,
И сердце холодно мое.
В волненьи не брожу по саду,
Сирень восторженно не рву,
Я только чувствую досаду
И больше прошлым не живу.
Как флер полей, как в море пена,
Как обольстившие слова,
Растаяла моя Мадлэна,
И для души уже мертва…
Прозрел: о, в прошлом все пустое!
Мечта, ты стала инженю…
Меня не трогает былое:
Я настояшее ценю!
Когда назад четыре года
Ее я встретил в первый раз,
Всю жизнь, всю юность, всю свободу
Я ей вручил без громких фраз.
Не отвергая, не приблизив,
Любя другого, но в тоске,
Она шутя бросала вызов
Мне, грезившему вдалеке.
Она брала меня за сердце
И, нежно сердце теребя,
Его колола, чтоб вертеться
Меня заставить, — не любя.
Изнемогал. Изнемогая,
Молил прижать иль отшвырнуть.
Ее игра четыре мая
Мою испытывала грудь.
Ее игра четыре лета
Из жизни вырвала моей.
Но славою стихи поэта
Обязаны, быть может, ей.
Благодарю. Но — просветленный —
Крушу безжалостно Мечту,
В свою Последнюю влюбленный,
В которой Сбывшуюся чту!
Я прошел над Алазанью…
Н. Тихонов
Перевод Якова Козловского
И я прошел над Алазанью.
Над ней, поднявшись со скалы,
В дозоре утреннею ранью
Парили горные орлы.
Они назад меня не звали
И не пророчили беду,
Шел без ружья и без печали
Я, распевая на ходу.
Как в старину, река летела
За тенью птичьего крыла,
Но не от крови багровела —
Заря на грудь ее легла.
Проснулся лес на дальнем склоне.
И, над волною наклонясь,
Я взял зарю в свои ладони,
Умыл лицо не торопясь.
И где река, в долину вклинясь,
Чуть изгибалась на бегу,
Мне повстречался кахетинец,
Косивший травы на лугу.
Был на Ираклия Второго
Похож он чем-то,
но ко мне
Идущее от сердца слово
Уже домчалось в тишине.
И улыбнулись мы друг другу,
Не помня дедовских обид.
Пусть лучше ходит рог по кругу
И дружба сердце озарит.
Я любовался Алазанью.
И утро, тьме наперекор,
К реке нетрепетною ланью
Спустилось с дагестанских гор.
Любим друг друга мы или не любим?
Мы спорим, мы что-то друг в друге судим,
Вздорим, к чему-то порой цепляемся,
Нередко друг друга подмять стараемся.
То недоверчивость нас смущает,
То ревность как пламенем обжигает,
А то вдруг тревога вонзает жало,
Что счастье ушло, что любовь пропала!
И то нам кажется, и это кажется,
Сердца то смеются, то гневом мучатся,
А что окажется, что окажется?
И что же в конце-то концов получится?
Как быть нам? Что важно, а что не важно?
И вдруг я открыл: подожди, послушай!
Любое кипенье совсем не страшно,
Самое страшное — равнодушье.
Наверно, во всяческом словаре
Нет слова хуже, чем равнодушье.
У Равнодушья — душа лягушья,
Глаза же как проруби в январе.
А тем, кто страдает, ревнует, спорит
В чьем сердце звенит и бунтует кровь,
Страшиться того, что ушла любовь,
Ну честное слово, никак не стоит!
Пока мы смеемся, бушуем, судим,
Любить мы друг друга, ей-богу, будем!
Доколе, Господи, доколе
Пребудет зрак твой отвращен?
Доколе я в несчастной доле
Тобой остануся забвен?
Доколе положу советы
Я в сердце и в душе моей!
Доколе скорби и наветы
И день и нощь пребудут в ней?
Доколе враг мой вознесется
Еще, о Господи! над мной?
Мой глас к тебе да принесется,
Услышь его, о Боже мой!
Тобою свыше просветяся,
Да никогда усну во смерть!
Не дай врагу рещи, гордяся:
«Возмог я рог его сотерть!»
Стужающи возвеселятся,
Егда подвигнусь я от них,
Но мысли ввек не пременятся
В надежде милостей твоих.
Весельем сердце облечется,
Что душу спас Господь во мне,
И имя громко воспоется
Благодеявша Бога мне!
Поэту снился вещий сон:
В небесной высоте летая,
Хор духов светлых
Слышал он...
Лилась, звучала песнь святая,
Чудесным звуком оглашая
Весь лучезарный небосклон.
Христа рожденье славил хор.
К звезде Христовой поднимая
Свой вдохновенный, ясный взор,
Спросил поэт:
- Звезда святая!
Где здесь Христос царит, сияя?
И отвечал небесный хор:
- Не в небесах Христос рожден,
Не только здесь, за облаками,
Живет в любви и в правде Он,
Он на земле страдает с вами...
Земною скорбью и слезами
Христос-Страдалец удручен.
Поверь: средь тех живет Христос,
Кто мог с любовию живою
Стереть хоть каплю братских слез,
Кто жертвовал за всех собою,
Чье сердце пламенем зажглось,
В том сердце и рожден Христос.
1
Когда взвуалится фиоль,
Офлеря ручеек,
Берет Грасильда канифоль,
И скрипку, и смычок.
Потом идет на горный скат
Запеть свои псалмы.
Вокруг леса, вокруг закат,
И нивы, и холмы.
Прозрачна песня, как слюда,
Как бриллиант в воде…
И ни туда, и ни сюда, —
И всюду, и везде!
2
Я выхожу в вечерний сад,
Утопленный в луне.
Шагну вперед, шагну назад, —
То к дубу, то к волне.
Повсюду сон, везде туман,
Как обруч — голоса…
Струят чарующий обман
Еловые леса.
Грасильда песнь поет во тьме,
Подобную звезде…
И ни в груди, и ни в уме, —
И всюду, и везде!
3
Какая ночь! — и глушь, и тишь,
И сонь, и лунь, и воль…
Зачем же, сердце, ты грустишь?
Откуда эта боль?
Грасильда, пой. Грасильда, пой,
Маячь пути ко сну.
Твоей симфонией слепой
Я сердце захлестну!
Грасильда, пой!.. Уста к устам, —
И мы уснем в воде…
Любовь ни здесь, любовь ни там, —
И всюду, и везде!
Я понял, я знаю всю прелесть любви!
Я жил, я дышал не напрасно!
Недаром мне сердце шептало: «Живи!» —
В минуты тревоги ненастной.Недаром на душу в веселых мечтах
Порою грусть тихо слетала
И тайная дума на легких крылах
Младое чело осеняла.Но долго я в жизни печально блуждал
По тернам стези одинокой;
Но тщетно я в мире прекрасной искал,
Как розы в пустыне далекой.И много обшел я роскошных садов,
Но сердце ее не встречало;
И много я видел прелестных цветов,
Но сердце упорно молчало.Пустыней казался мне мир. На пути
Нигде не слыхал я привета.
Зачем же, я думал, сей пламень в груди
И сердце восторгом согрето? Но нет, не напрасно тот пламень возжжен
И сердце в восторге трепещет!
Настанет мгновенье, и радостно он
В очах оживленных заблещет! Настанет мгновенье, и силой мечты
Возникнет мир новый, чудесный.
То мир упоенья! То мир красоты!
То отблеск отчизны небесной! И радужным светом оденется высь
И ярко в душе отразится;
И в сердце проникнет небесная жизнь,
И сумрачный взор прояснится… Настало мгновенье… И, радость очей,
С надзвездной долины эфира
Хранитель мой, гений в сиянье лучей
Приникнул над бездною мира.Он видит глубокую тьму под собой,
Он слышит печальных призванья.
Он сходит на землю воздушной стопой —
Утишить земные страданья.И мир превратился в роскошный чертог,
И в тернах раскинулись розы;
И в сердце зажегся потухший восторг,
И сладкие канули слезы.О, сколько блаженства во взоре его!
О, сколько в улыбке отрады!
Всю вечность смотрел бы, смотрел на него:
Другой мне не нужно награды.Но нет, то не гений! Небесный жилец
На землю незримо нисходит;
Но нет, то не смертный! Удельный пришлец
На небо собой не возводит.То горняя в мире земном красота!
То цвет из эдемского рая!
То лучшая чистого сердца мечта!
То дева любви молодая! О юноша! в гордой душе не зови
Забавой мечты той прекрасной!
Я понял, я знаю всю цену любви!
Я жил, я дышал не напрасно!
Долголь мне тобою в лютой грусти рваться,
Иль премены вечно не видать,
Для товоль мне случай, дал с тобой спознаться,
Что бы непрестанно воздыхать;
Для чего я твоим взором веселился,
И за что твой взор мя обманул,
Для чего ты пламень в сердце мне вселился,
Коль ее ты сердца не тронул.
Ты живешь в покое, мною он не зрится,
Помню о тебе я завсегда,
Помню и страдаю, ум тобою тмится;
Ты о мне не помнишь никогда,
Пременить печально мной терпимо время,
Только ты одна имеешь власть,
Ах сними драгая с сердца тяжко бремя,
Отврати несносную напасть.
Разные мученья, что тобой мне стали,
Ты единым словом заплатишь,
И единым словом все мои печали,
В несказанну радость превратишь;
Естьлижь я отчаюсь устремляти стану,
Все свои я мысли в тот же путь,
Исцели драгая исцели мне рану,
Исцели тобой пронзенну грудь.
Я иду по местам боев.
Я по улице нашей иду.
Здесь оставлено сердце мое
в том свирепо-великом годуЗдесь мы жили тогда с тобой.
Был наш дом не домом, а дотом,
окна комнаты угловой-
амбразурами пулеметам.
И всё то, что было вокруг-
огнь и лед,
и шаткая кровля, -
было нашей любовью, друг,
нашей гибелью, жизнью, кровью.В том году, в том бреду, в том чаду,
в том, уже первобытном, льду,
я тебя, мое сердце, найду,
может быть, себе на беду.
Но такое, в том льду, в том огне,
ты всего мне сейчас нужней.Чтоб сгорала мгновенно ложь-
вдруг осмелится подойти, -
чтобы трусость бросало в дрожь,
в леденящую — не пройдешь! -
если встанет вдруг на пути.
Чтобы лести сказать: не лги!
Чтоб хуле сказать: не твое!
Друг, я слышу твои шаги
рядом, здесь, на местах боев.
Друг мой, сердце мое, оглянись:
мы с тобой идем не одни.
Да, идет по местам боев
поколенье твое и мое,
и еще неизвестное нам —
все пройдут по тем же местам,
так же помня, что было тут,
с той железной молитвой пройдут.
1964
.И Пушкин падает в голубоватый
Колючий снег. Он знает — здесь конец…
Недаром в кровь его влетел крылатый,
Безжалостный и жалящий свинец.
Кровь на рубахе… Полость меховая
Откинута. Полозья дребезжат.
Леса и снег и скука путевая,
Возок уносится назад, назад…
Он дремлет, Пушкин. Вспоминает снова
То, что влюбленному забыть нельзя, -
Рассыпанные кудри Гончаровой
И тихие медовые глаза.
Случайный ветер не разгонит скуку,
В пустынной хвое замирает край…
…Наемника безжалостную руку
Наводит на поэта Николай!
Он здесь, жандарм! Он из-за хвои леса
Следит — упорно, взведены ль курки,
Глядят на узкий пистолет Дантеса
Его тупые, скользкие зрачки…
И мне ли, выученному, как надо
Писать стихи и из винтовки бить,
Певца убийцам не найти награду,
За кровь пролитую не отомстить?
Я мстил за Пушкина под Перекопом,
Я Пушкина через Урал пронес,
Я с Пушкиным шатался по окопам,
Покрытый вшами, голоден и бос.
И сердце колотилось безотчетно,
И вольный пламень в сердце закипал
И в свисте пуль за песней пулеметной
Я вдохновенно Пушкина читал!
Идут года дорогой неуклонной,
Клокочет в сердце песенный порыв…
…Цветет весна — и Пушкин отомщенный
Все так же сладостно-вольнолюбив.
Есть улица в нашей столице.
Есть домик, и в домике том
Ты пятую ночь в огневице
Лежишь на одре роковом.
И каждую ночь регулярно
Я здесь под окошком стою,
И сердце мое благодарно,
Что видит лампадку твою.
Ах, если б ты чуяла, знала,
Чье сердце стучит у окна!
Ах, если б в бреду угадала,
Чья тень поминутно видна!
Не снятся ль тебе наши встречи
На улице, в жуткий мороз,
Иль наши любовные речи,
И ласки, и ласки до слез?
Твой муж, задремавши па стуле,
Проспит, что ты шепчешь в бреду;
А я до зари караулю
И только при солнце уйду.
Мне вечером дворники скажут,
Что ты поутру отошла,
И молча в окошко укажут
Тебя посредине стола.
Войти я к тебе не посмею,
Но, земный поклон положив,
Пойду из столицы в Расею
Рыдать на раздолии нив.
Я в камнях промучился долго,
И в них загубил я свой век.
Прими меня, матушка-Волга,
Царица великая рек.
28 июня 1901
Братья, Сестры, порадейте во зеленыим саду,
Каждый с сердцем, в каждом сердце разожжем одну звезду.
В быстрой смене, мы—снежинки, пляшем, вихря не видать,
А снежинки, зримо взору, восхваляют благодать.
В ожерельи, мы—как пчелы, мы—как звезды, как цветы,
Мы, как птицы, научились этим снам—у высоты.
Братья, Сестры, вы умейте благодатью повладеть,
Если золото остынет, будет тягостная медь.
Братья, золото храните, и чтоб каждая сестра
Ни дыханьем не затмила жемчугов и серебра.
Вы коренья золотые не топчите по земле,
Вы серебряныя ветки чуть качайте в нежной мгле.
И в воздушные листочки перебросьте вы огни,
Чтоб, горя, да не сгорая, не осыпались они.
И в глазах своих лелейте поцелуйныя слова,
Чтобы вечным изумрудом разстилалась нам трава.
Поблекли те цветы, которые когда-то
Ты подарила мне на память о былом.
И я поблек, мой друг: в чаду утех разврата
Я сердцем и душой дряхлею с каждым днем.
Сомнений и тревог сошли с чела морщины,
Вопросы не кипят в остынувшем уме;
Но отчего-жь до слез мне жаль былой кручины
И отчего покой не создал счастья мне?
Нет, я еще не мог до корня извратиться
И жизнь еще не все от сердца отняла, —
Во мне еще кипит желанье ополчиться
Всей силою на гнет безправия и зла…
И если бы с тобой я встретился, как прежде,
И холод дум моих согрел огонь любви, —
О, я поверил бы и жизни, и надежде,
Как верил им тогда, в ребяческие дни.
Вернись же, огради от горькаго паденья
Того, кто столько лет дышал одной тобой!
Ты взглянешь на него—и дашь ему спасенье,
Ты отвратишь свой взор—и он умрет душой."
К. Медведский.
Может, в третьем, а может быть,
в тридцать четвертом мартене,
под гудящею крышей
укрывшись от зова огня,
я читаю стихи заступающей смене,
и людское внимание холодит,
словно совесть, меня. До сердец далеко,
огнестойка рабочая роба,
но от доброго слова
кто станет сердца защищать?
Привели тишину цеховую, непрочную, чтобы
я могла металлургам
стихи о любви прочитать. Тишина, я все помню,
я вижу любимые руки,
их надежную крепость,
крутую покорность плеча…
Я его называла возвышенно чуть —
металлургом,
где-то здесь он работал,
на бесчисленных этих печах. Он сюда уходил,
от сердечной обиды спасаясь,
от капризов моих,
от ревнивого, детского зла,
он сюда уходил,
где теперь, повзрослевшая, каюсь,
что такой бестолковой,
такой сумасшедшей была. В этом городе, вставшем
на магнитных отрогах Урала,
будто чьи-то заветные,
чьи-то большие дела,
я, беспечно смеясь,
золотое кольцо потеряла.
Потеряла и вот
до сих пор отыскать не смогла.
Ты проходишь своей дорогою,
И руки твоей я не трогаю.
Но тоска во мне — слишком вечная,
Чтоб была ты мне — первой встречною.
Сердце сразу сказало: «Милая!»
Все тебе — наугад — простила я,
Ничего не знав, — даже имени! —
О, люби меня, о, люби меня!
Вижу я по губам — извилиной,
По надменности их усиленной,
По тяжелым надбровным выступам:
Это сердце берется — приступом!
Платье — шелковым черным панцирем,
Голос с чуть хрипотцой цыганскою,
Все в тебе мне до боли нравится, —
Даже то, что ты не красавица!
Красота, не увянешь за лето!
Не цветок — стебелек из стали ты,
Злее злого, острее острого
Увезенный — с какого острова?
Опахалом чудишь, иль тросточкой, —
В каждой жилке и в каждой косточке,
В форме каждого злого пальчика, —
Нежность женщины, дерзость мальчика.
Все усмешки стихом парируя,
Открываю тебе и миру я
Все, что нам в тебе уготовано,
Незнакомка с челом Бетховена!
Не мани меня, надежда,
Не прельщай меня, мечта!
Уж нельзя мне всей душою
Вдаться в сладостный обман:
Уж унесся предо мною
С жизни жизненный туман! Неожиданная встреча
С сердцем, любящим меня, -
Мне ль тобою восхищаться,
Мне ль противиться судьбе? -
Я боюсь тебе вверяться!
Я не радуюсь тебе! Надо мною тяготеет
Клятва друга первых лет! -
Юношей связали музы,
Радость, молодость, любовь —
Я расторг святые узы!
Он в толпе моих врагов!«Ни любовницы, ни друга
Не иметь тебе вовек!»-
Молвил гневом вдохновенный
И пропал мне из очей —
С той поры уединенный
Я скитаюсь меж людей! Раз еще я видел счастье,
Видел на глазах слезу,
Видел нежное участье,
Видел — но прости, певец!
Уж предвижу я ненастье:
Для меня ль союз сердец? Что же роковая пуля
Не прервала дней моих?
Что ж для нового изгнанья
Не ведут ко мне коня?
В тихой тьме воспоминанья
Ты б не разлюбил меня!
Бело-румяна
Всходит заря
И разгоняет
Блеском своим
Мрачную тьму
Черныя нощи.Феб златозарный,
Лик свой явивши,
Все оживил.
Вся уж природа
Светом оделась
И процвела.Сон встрепенулся
И отлетает
В царство свое.
Грезы, мечтанья,
Рой как пчелиный,
Мчатся за ним.Смертны, вспряните!
С благоговеньем,
С чистой душой,
Пад пред всевышним,
Пламень сердечный
Мы излием.Радужны крылья
Распростирая,
Бабочка пестра
Вьется, кружится
И лобызает
Нежно цветки.Трудолюбива
Пчелка златая
Мчится, жужжит.
Все, что бесплодно,
То оставляет —
К розе спешит.Горлица нежна
Лес наполняет
Стоном своим.
Ах! знать, любезна,
Сердцу драгова,
С ней уже нет! Верна подружка!
Для чего тщетно
В грусти, тоске
Время проводишь?
Рвешь и терзаешь
Сердце свое? Можно ль о благе
Плакать другого?..
Он ведь заснул
И не страшится
Лука и злобы
Хитра стрелка.Жизнь, друг мой, бездна
Слез и страданий…
Счастлив стократ
Тот, кто, достигнув
Мирного брега,
Вечным спит сном.
1.
ФРАНЦУЗСКАЯЯ оставил повозку и грабли
Терпеливой подруге — жене.
Вновь у пояса звонкая сабля,
Снова синяя куртка на мне.Развевайся, трехцветное знамя,
Марсельеза, сердца весели!
Скоро вновь засинеет над нами
Небо пленной заветной земли.Нет, товарищи, в этом позора,
Если слезы польются из глаз.
Слишком сердцу французскому дорог,
Слишком памятен старый Эльзас.Все спешим с одинаковым жаром
Перейти роковую межу…
Моя верная сабля, не даром
Я в Эльзасе тебя обнажу!
2.
БРИТАНСКАЯШотландия и Англия — святые имена,
Зеленая Ирландия — родимая страна.Удары грома грянули. Солдат, за меч скорей!
Да здравствует Британия, владычица морей! От берега — до берега единый клич: «Вперед!»
И все, кто любит родину, — оружие берет.Все шире разгорается кровавая заря,
И тяжкие дредноуты подъемлют якоря.Из гаваней Британии могущественный флот
Вступает победителем в границы вражьих вод.И клонится орлиная смущенно голова
Под лапою Британского разгневанного льва!
Ах, Отец мой Отец — да,
Ты зиждительный Творец — да,
Приведи меня в конец — да,
Что в конец всех сердец — да,
Где игра колоколе́ц — да,
Где таинственный ларец — да,
Где венчальный свет колец — да,
Ты в злату трубишь трубу — да,
Пробуждаешь во гробу — да,
Вольным быть велишь рабу — да,
Возвещаешь всем судьбу — да,
Завлекаешь в ворожбу — да,
В золотую ворожбу — да,
Ах ты Батюшка святой — да,
Птица сокол золотой — да,
Над глубокою водой — да,
Пролетаешь молодой — да,
Сердце вдруг пронзишь мечтой — да,
Окрыляешь Красотой — да,
С птицей мчишься, с той, и с той — да.
Когда ты заглянешь в прозрачные воды затона,
Под бледною ивой, при свете вечерней звезды,
Невнятный намек на призыв колокольного звона
К тебе донесется из замка хрустальной воды.
И ты, наклонившись, увидишь прекрасные лица,
Испуганным взором заметишь меж ними себя,
И в сердце твоем за страницею вспыхнет страница.
Ты будешь читать их, как дух, не скорбя, не любя.
И будут расти ото дна до поверхности влаги
Узоры упрямо и тесно сплетенных ветвей,
И будут расти и меняться, — как призраки саги
Растут, изменяясь в значенье и в силе своей.
И все, что в молчании ночи волнует и манит,
Что тайною чарой нисходит с далеких планет,
Тебя в сочетанья свои завлечет — и обманет,
И сердце забудет, что с ними слияния нет.
Ты руку невольно протянешь над сонным затоном,
И вмиг все бесследно исчезнет, — и только вдали,
С чуть слышной мольбою, с каким-то заоблачным звоном,
Незримо порвется струна от небес до земли.