Довольно… я решен: люблю тебя… люблю.
Давно признанию удобный миг ловлю,
И с уст трепещущих слететь оно готово,
Но взглянешь ты — смущаюсь я
И в сердце робкое скрываю от тебя
Всё бытие мое вмещающее слово.
Бегу тебя… вотще!.. полна
Безумная душа тобою,
В мечтах бессонницы и в жарких грезах сна,
Неотразимая! ты всюду предо мною.
Прилично ль это мне? — Прошла, прошла пора
Тревожным радостям и бурным наслажденьям,
Потухла в сумраке весны моей заря;
Напрасно предаюсь привычным заблужденьям,
Напрасно! — мне ль тебя любить?
Мне ль сердце юное к взаимности склонить?
Увы, не в сединах сердца обворожаешь!
Всё правда!.., но вчера… ты знаешь…
Могу ли позабыть наш тайный разговор!
Ты резвостью мила; но вздох, но томный взор,
Но что задумчивость твоя мне обещают?
Сказать ли всё тебе? Уж в свете примечают,
Что ты не так резва, беспечна и меня
Безмолвно слушаешь. Вчера рука твоя
Моей не покидала,
Она в руке моей горела, трепетала,
И ты глядела — на кого?
Глядела на меня, меня лишь одного…
Я видел всё… да, я любим тобою!
Как выражу восторг я сердца моего?
Теперь заранее нам должно меж собою
Согласно начертать сердечный договор;
Мы тем предупредим семейственный раздор,
Неудовольствия и неизбежны споры.
Ты — женщина, и этим ты права.
Валерий Брюсов
Вся радость — в прошлом, в таком далеком и безвозвратном,
А в настоящем — благополучье и безнадежность.
Устало сердце и смутно жаждет, в огне закатном,
Любви и страсти; — его пленяет неосторожность...
Устало сердце от узких рамок благополучья,
Оно в уныньи, оно в оковах, оно в томленьи...
Отчаясь грезить, отчаясь верить, в немом безлучьи,
Оно трепещет такою скорбью, все в гипсе лени...
А жизнь чарует и соблазняет, и переменой
Всего уклада семейных будней влечет куда-то!
В смущеньи сердце: оно боится своей изменой
Благополучье свое нарушить в часы заката.
Ему подвластны и верность другу, и материнство,
Оно боится оставить близких, как жалких сирот...
Но одиноко его биенье, и нет единства...
А жизнь проходит, и склеп холодный, быть может, вырыт...
О, сердце! сердце! твое спасенье — в твоем безумьи!
Гореть и биться пока ты можешь, — гори и бейся!
Греши отважней! — пусть добродетель — уделом мумий:
В грехе — забвенье! а там — хоть пуля, а там — хоть рельсы!
Ведь ты любимо, больное сердце! ведь ты любимо!
Люби ответно! люби приветно! люби бездумно!
И будь спокойно: живи, ты — право! сомненья, мимо!
Ликуй же, сердце: еще ты юно! И бейся шумно!
1Прости, прелестное виденье!
Ты к нам слетело с вышины,
И здесь тяжелые мученья
Тебе от бога суждены.С твоей страдающей душою
Ты бремя жизни не снесешь
И, недовольная землею,
В родное небо перейдешь.Пусть скажут: ранняя могила
Тебя безвременно взяла —
«Ты всё земное совершила,
Ты здесь любила и жила».2О, скажи мне, что с тобою?
Тайну сердца мне поверь,
И сердечною тоскою
Поделись со мной теперь; Мне знаком язык несчастья,
Я слова твои пойму.
Говори — во мне участье
Встретишь горю твоему.И печаль на сердце станет
Так отрадна, так легка,
И надежды луч проглянет
Сквозь густые облака.3Сбылись души моей желания,
Блеснул мне свет в печальной мгле:
Я встретил дивное создание
На этой суетной земле.И веру теплую в небесное,
И сердца сладкие мечты
Собою, существо прелестное,
Собою оправдало ты.На все упреки и сомнения,
В юдоли горестей и бед,
На все хулы и обвинений —
Господь тебя послал в ответ.О, счастлив я! Мои сомнения
Бегут от взора твоего.
Мне есть кому нести моления,
И есть мне веровать в кого!
Дух нечистый, дух порочный,
Как прокрался ты ко мне?
Для чего ты в час полночный
Здесь, со мной наедине?
Нет в очах твоих привета,
Как на давнем мертвеце,
Лед бесстрастья на лице,
Злобной радостью одетом, —
Только демонский восторг
Смех неистовый исторг
С уст, и он вместо ответа
Мне понятно говорит:
«Сам ты звал, за данью верной
Я пришел!..»
Так лицемерный
Демон душу сторожит.
Так он вьется, в час паденья,
Над главой во тьме ночей
И вливает яд волненья
В сердце холодом речей.
Чудны, страшны эти речи!
Часто им внимает ум,
И от каждой новой встречи
Больше в сердце мрачных дум.
Дух коварный искушенья
Ими душу окружит
И мятежное сомненье
В чистом сердце поселит.
Всё, что юношу пленяло
Дивным блеском красоты,
Что невольно увлекало
В область мысли и мечты, —
Осмеет он; и под маской
Долгой опытности свет,
Безобразя черной краской
Зла, страданья, горя, бед,
Назовет темницей душной;
И, ребенок простодушный,
Ты погиб, когда его —
Силой духа своего —
Не отвергнешь!..
Сдвинув брови, твердыми шагами
Ходит парень возле перекрестка.
В этот вечер под его ногами
Снег хрустит решительно и жестко.
Час назад, в просторном зале клуба,
Пестрый вихрь кружился, бушевал,
Пело сердце, рокотали трубы —
Был в разгаре молодежный бал.
Час назад он думал, что развеет
Подозрений горьковатый дым,
Час назад он верил, что владеет
Все еще сокровищем своим.
Но когда любимую увидел
С тем же длинным парнем в тюбетейке,
В сердце злые шевельнулись змейки,
Он смотрел, молчал и ненавидел.
На площадке лестницы пустой
Видел он, как обнял тот подругу,
Вот они придвинулись друг к другу,
Вот поцеловались раз, другой…
Нет, им даром это не пройдет!
Он отвергнут, только он не сдался.
Он им все итоги подведет.
Зря он, что ли, боксом занимался!
Потому суровыми шагами
Ходит парень возле перекрестка.
И недаром под его ногами
Снег хрустит так твердо и так жестко.
Только для чего готовить мщенье
И катать на скулах желваки?
Если сердце терпит пораженье,
Разве тут помогут кулаки?!
Среди рощицы тенистой
Разметавшись на цветах,
На постеле роз душистой,
В сладострастнейших мечтах
Мила Маша почивала;
Тихо ветви волновала
Липа над ее главой;
Под кустом Эрот с стрелой
Притаясь сидел безмолвно;
Ни тронулся, ни дышал,
Милу Машу охранял.
В это время не нарочно
Как на сладкий шум ручья
Сердце завело меня.
Я вступил и изумился —
Мой с красой сразился взор;
Подошел и мне явился
Райских прелестей собор;
Подымалась, опускалась,
Вползакрыта грудь ее;
От волненья разгоралась
Кровь на щечках у нее;
Сквозь приятный сон смеялись
Розы на ее устах;
Русы кудри волновались
По грудям и на плечах;
Сквозь ресницы соболины
Пламень из очей блистал;
Тут лишился половины
Сердца — и в огне упал
Я к ногам — мечта прелестна!
Где ты? — вдруг исчезло все!
Где лесочек, где любезна? —
Бьется сердце — нет ее…
Весь обвеян дыханием ночи
И встревожен нежданной мечтой,
Как безумный, в влюбленныя очи
Я смотрел с непонятной тоской.
В них, как сон, новый мир открывался,
Чуждый горя, забот и тревог,
И я счастью поверить боялся,
И не верить я счастью не мог.
И в тумане любви обаянья
Вдруг зажглась пред ожившей душой
Ядовитая горечь страданья,
Отравившаго ум молодой.
Слез, на сердце застывших мученье,
Боль язвительных, злобных обид,
Неисходную муку сомненья,
И безсилья мучительный стыд, —
Все я вспомнил… А ночь опьяняла,
Песни чудныя пел соловей,
И, чаруя, мне в грудь западала
Нега вырванных страстью речей…
Новых чар непонятная сила
Весь тот лед, что мне сердце сковал,
Словно вешний поток, уносила…
Как ребенок, я вдруг зарыдал…
Сердце всем пережитым рыдало…
А кругом, в светлой ризе луны
Ночь роскошная страстно дышала,
Навевая душистые сны…
Презрев и голос укоризны,
И зовы сладостных надежд,
Иду в чужбине прах отчизны
С дорожных отряхнуть одежд.
Умолкни, сердца шепот сонный,
Привычки давной слабый глас,
Прости, предел неблагосклонный,
Где свет узрел я в первый раз!
Простите, сумрачные сени,
Где дни мои текли в тиши,
Исполнены страстей и лени
И снов задумчивых души.
Мой брат, в опасный день разлуки
Все думы сердца — о тебе.
В последний раз сожмем же руки
И покоримся мы судьбе.
Благослови побег поэта
где-нибудь в волненье света
Мой глас воспомни иногда
Умолкнет он под небом дальным
сне,
Один печальным
Угаснет в чуждой стороне.
Настанет час желанный,
И благосклонный славянин
К моей могиле безымянной…
(Памяти Мирры Лохвицкой)
Не слышу больше я песен страстных,
Горячих песен, любовных песен,
Не вижу взоров ее прекрасных,
И мир печален, и сер, и тесен.
Темнеет небо, и вянут розы;
Тоска мне сердце щемит уныло;
Сгубили юность певицы грозы,
Ее толкнули они в могилу.
В могиле дева — певица страсти.
Как иронична, жестока фраза!
И сердце рвется мое на части:
Как это скоро! как это сразу!..
О, как контрастно звучат два слова:
Смерть — замерзанье, а страсть — кипенье.
Уж не услышу я песен снова,
Не зарыдаю от вдохновенья.
Но что свершилось, то безвозвратно…
Порвались струны, умолкла лира…
Так спи ж спокойно: ты нам понятна,
Певица страсти горячей, Мирра.
1905
Опять подошли «незабвенные даты»,
И нет среди них ни одной не проклятой.
Но самой проклятой восходит заря…
Я знаю: колотится сердце не зря —
От звонкой минуты пред бурей морскою
Оно наливается мутной тоскою.
И даже сегодняшний ветреный день
Преступно хранит прошлогоднюю тень,
Как тихий, но явственный стук из подполья,
И сердце на стук отзывается болью.
Я все заплатила до капли, до дна,
Я буду свободна, я буду одна.
На прошлом я черный поставила крест,
Чего же ты хочешь, товарищ зюйд-вест,
Что ломятся в комнату липы и клены,
Гудит и бесчинствует табор зеленый.
И к брюху мостов подкатила вода? —
И всё как тогда, и всё как тогда.
Все ясно — кончается злая неволя,
Сейчас я пройду через Марсово Поле,
А в Мраморном крайнее пусто окно,
Там пью я с тобой ледяное вино,
И там попрощаюсь с тобою навек,
Мудрец и безумец — дурной человек.
Я не знаю, найду ли иль нет
Я подругу в житейской тревоге,
Совершу ли священный обет
И пойду ли вдвоем по дороге.Но подруга является мне
Не в немецком нарядном уборе,
Не при бальном потешном огне,
Не с безумным весельем во взоре.Не в движеньях иль глупо пустых,
Иль бесстыдных и ветренных танцев,
Не в толпе шаркунов молодых —
И своих и чужих иностранцев, Не под звуки музыки чужой,
Помогающей света злоречью,
Не с искусственной бальной душой,
Не с чужой иноземною речью.Нет, подруга является мне
Вдалеке от златого кумира,
В благодатной, святой тишине,
В светлой жизни семейного мира.Предстоит она в полной красе,
Обретенная сердцем заране,
С яркой лентою в томной косе,
В величавом родном сарафане, С русской песнию в алых устах,
Непонятной ушам иноверца,
С русской думою в ясных очах
И с любовию русского сердца, Красной девицей, с жизнью родной,
И с семьею, и с верою дружной,
С молодою девичьей красой
И с девичьей душою жемчужной.
Потерял я сон,
Прекратил питание, —
Очень я влюблен
В нежное создание.То создание сидит
На окне горячем.
Для него мой страстный вид
Ничего не значит.Этого создания
Нет милей и краше,
Нету многограннее
Милой Лиды нашей.Первый раз, когда я Вас
Только лишь увидел,
Всех красавиц в тот же час
Я возненавидел.
Кроме Вас.Мною было жжение
У себя в груди замечено,
И с тех пор у гения
Сердце искалечено.Что-то в сердце лопнуло,
Что-то оборвалось,
Пробкой винной хлопнуло,
В ухе отозвалось.И с тех пор я мучаюсь,
Вспоминая Вас,
Красоту могучую,
Силу Ваших глаз.Ваши брови черные,
Хмурые, как тучки,
Родинки — смородинки,
Ручки — поцелуйчики.В диком вожделении
Провожу я ночь —
Проводить в терпении
Больше мне невмочь.Пожалейте, Лидия,
Нового Овидия.
На мое предсердие
Капни милосердия! Чтоб твое сознание
Вдруг бы прояснилося,
Чтоб мое питание
Вновь восстановилося.
Все течет в никуда. С каждым днем отмирающим.
Слабже мой
Вой
В покорной, как сам тишине,
Что в душе громоздилось небоскребом вчера еще,
Нынче малой избенкой спокойствует мне.Тусклым августом пахнет просторье весеннеее,
Но и в слезах моих истомительных — май.
Нынче все хорошо с моего многоточия зрения,
И совсем равнодушно сказать вместо «Здравствуй» — «Прощай»! И теперь мне кажутся малы до смешного
Все былые волненья, кипятившие сердце и кровь,
И мой трепет от каждого нежного слова,
И вся заполнявшая сердце любовь.Так, вернувшийся в дом, что покинул ребенком беспечным
И вошедший в детскую, от удивленья нем,
Вдруг увидит, что комната, бывшая ему бесконечной,
Лишь в одно окно
И мала совсем.Все течет в никуда. И тоской
Неотступно вползающей,
Как от боли зубной,
Корчусь я в тишине.
Что в душе громоздилось доминой огромной вчера еще,
Нынче малой избенкой представляется мне.
Серебряные звезды, я сердце вам отдам,
Но только вы скажите — вы что ночным цветам
Сюда сияньем льете, сияя вечно там?
Серебряные мысли полночной тишины,
Вы нежны и нарядны на Празднике Весны,
Но что в вас тайно дышит? Какие в звездах сны?
Серебряные воды просторов неземных,
В зеркальностях Природы какой поете стих?
Вселенские озера! Потоки вод живых!
Так молча звезды с сердцем старался я сплести,
Душой своей вздыхая у Млечного Пути,
И талисман мечтая меж дружных звезд найти.
Я спрашивал, я слышал незримую струну,
Забыл, глядел ли в Небо, в свою ли глубину,
Но я любил, лелеял влюбленность и Весну.
Душа моя дрожала от пенья тайных строк,
В душе моей раскрылся неведомый цветок,
Узнать его названье я никогда не мог.
Но весь я полон пенья, сиянья странных снов,
О, праздник обрученья Небес и лепестков,
О, таинство венчанья созвездий и цветов!
Когда душа твоя, страдая,
Полна любви, — а между тем
Ты любишь, сам не понимая,
Кого ты любишь и зачем.Из глубины, откуда бьется
Пульс жизни сердца твоего,
Мой голос смутно раздается:
Услышь его! пойми его! Кто я? — меня не видит око…
Но — близкий сердцу, как печаль.
Я, как мечта, ношусь далеко,
Зову и — увлекаю вдаль.Я не доступный мыслям праздным,
Я тот, кто в благости своей
Законы дал звездам алмазным,
Свободу дал душе твоей.Живой источник мыслей тайных,
Свой вечный свет вливая в них,
Мне мало дела до случайных
Тревог и радостей твоих.Но, бесконечно всюду вея,
Хочу, чтоб жизнь была полна,
В твоей душе вопросы сея,
Дышу на эти семена —И говорю: на почве скудной
Дай вызреть божьим семенам,
В день благодатный жатвы трудной
Я за дела твои воздам.
Ты говоришь: день свадьбы, день чудесный,
День торжества и праздничных одежд!
Тебе тот путь не страшен неизвестный,
Где столько гибнет радужных надежд.Все взоры к ней, когда, стыдом пылая,
Под дымкою, в цветах и под венком,
Стоит она, невеста молодая,
Пред алтарем с избранным женихом.Стоит она и радостна и сира.
Но он клялся, — он сердцем увлечен!
Поймет ли мир всё скрытое от мира —
Весь подвиг долга и любви? А он? Он понял всё, чем сердце человека
Гордится втайне — Дайте мне фиал!
Воочию промчалась четверть века,
И свадьбы день серебряной настал.И близкий здесь, и тот перед родною,
Кого судьба умчала далеко;
У всех в глазах признательной слезою
Родимое сказалось молоко.Судьба всего послала полной чашей.
Чего желать? Чего искать душой?
Дай бог с четой серебряною нашей
Нам праздновать день свадьбы золотой!
Опять сияют масляной
Веселые огни.
И кажутся напраслиной
Нерадостные дни. Как будто ночью северной
Нашла моя тоска
В снегу — листочек клеверный
В четыре лепестка. И с детства сердцу милая,
Ты возникаешь вновь,
Такая непостылая
И ясная любовь. Мороз немного колется,
Костры дымят слегка,
И сердце сладко молится
Дыханью ветерка. Отвага молодецкая
И сани, что стрела,
Мне масляная детская
И русская мила. Чья? Ванина иль Машина
Отвага веселей
На тройке разукрашенной
Летит среди полей? Трусит кобылка черная,
Несется крик с катков,
А полость вся узорная
От пестрых лоскутков. Я весел не напраслиной, -
Сбываются же сны,
Веселый говор масляной —
Преддверие весны. И в ней нам обещание,
Что Пасха вновь придет,
Что сбудутся все чаянья,
Растает крепкий лед. И белой ночью северной
Найдет моя тоска
Любви листочек клеверный
В четыре лепестка.
Туманится небо, перун загремел...
Сокрылся за тучами луч яркий денницы...
Я страстью горел
И чашу восторгов на персях девицы
При шуме перуна мгновенно испил...
Все смолкло, все тихо, но нежны ланиты Шарлоты
Румянец покрыл,
И локоны зефир волнует развиты,
И перси лобзает под дымкой сквозной.
И грозное небо и громы щадят наслажденье.
Друг нежный, Шарлота, любови святой
Устав натуральный не есть преступленье!..
Нам сердце и совесть порукой с тобой.
Взгляни, после буря природа гордится
Творенья красой!
И сердце невольно к природе стремится...
Пусть снова ударит перун над главой!
Пусть небо готовит нам сильное мщенье,
Но, друг мой, с тобой
Мне жизнь лишь восторги, а смерть - утешенье.
Душа была тревогами томима
До первого решительного дня,
До первой пули, пролетевшей мимо,
Пронзившей воздух где-то близ меня.
Как будто в сердце мне она вонзилась,
Лишь для меня свершая свой полёт,
И странно всё во мне переменилось,
И знаю я, что я уже не тот.
И строй природы дивно перестроен,
И стал иным весь образ бытия.
И где же мирный я? Я — только воин.
Всегда передо мною смерть моя.
Ползёт ко мне за каждою горою,
И стережёт меня за каждым пнём,
И каждый раз я утренней зарёю
Встречаюся как бы с последним днём.
Всё то, что было прежде непонятно,
Здесь понял я, склонившийся к ружью,
И потому, сражённый многократно,
Теперь врага бестрепетно убью.
И никогда тоскующая совесть
Не будет мне когтями сердце рвать,
Хотя бы дел моих отважных повесть
Мне правнукам пришлося рассказать.
Все кончено, меж нами связи нет…
А. ПушкинЭта светлая ночь, эта тихая ночь,
Эти улицы, узкие, длинные!
Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,
Прохожу тротуары пустынные.
Я не в силах восторга мечты превозмочь,
Повторяю напевы старинные,
И спешу, и бегу, — а прозрачная ночь
Стелет тени, манящие, длинные.
Мы с тобой разошлись навсегда, навсегда!
Что за мысль несказанная, странная!
Без тебя и наступят и минут года,
Вереница, неясно туманная.
Не сойдемся мы вновь никогда, никогда,
О, любимая, вечно желанная!
Мы расстались с тобой навсегда, навсегда…
Навсегда? Что за мысль несказанная!
Сколько сладости есть в тайной муке мечты.
Этой мукой я сердце баюкаю,
В этой муке нашел я родник красоты,
Упиваюсь изысканной мукою.
«Никогда мы не будем вдвоем, — я и ты…»
И на грани пред вечной разлукою
Я восторгов ищу в тайной муке мечты,
Я восторгами сердце баюкаю.
14 ноября 1895
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.
Наша ветхая лачужка
И печальна и темна.
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
Или бури завываньем
Ты, мой друг, утомлена,
Или дремлешь под жужжаньем
Своего веретена?
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя: где же кружка?
Сердцу будет веселей.
К ней всюду относились с уваженьем:
И труженик и добрая жена.
А жизнь вдруг обошлась без сожаленья:
Был рядом муж — и вот она одна… Бежали будни ровной чередою.
И те ж друзья и уваженье то ж,
Но что-то вдруг возникло и такое,
Чего порой не сразу разберешь: Приятели, сердцами молодые,
К ней заходя по дружбе иногда,
Уже шутили так, как в дни былые
При муже не решались никогда.И, говоря, что жизнь почти ничто,
Коль будет сердце лаской не согрето,
Порою намекали ей на то,
Порою намекали ей на это… А то при встрече предрекут ей скуку
И даже раздражатся сгоряча,
Коль чью-то слишком ласковую руку
Она стряхнет с колена иль с плеча.Не верили: ломается, играет,
Скажи, какую сберегает честь!
Одно из двух: иль цену набивает,
Или давно уж кто-нибудь да есть.И было непонятно никому,
Что и одна, она верна ему!
Вы были девочкой, а я
Уж юношей, так мы расстались;
С тех пор и молодость моя
И ваше детство миновались.
И вот опять я встретил вас…
Ну, что ж вы делали? как жили?
Не скроете — из ваших глаз
Я узнаю, что вы любили,
Что с сердцем страсть была дружна
И познакомилось страданье,
И жизнь, быть может, лишена
Давно для вас очарованья…
Не правда ль, страшно схоронить
Любовь, которой сердце жило,
И пошло, холодно забыть
И страсть, и грусть, и все, что мило?
Еще страшней сказать себе,
Что все проходит непременно,
Что в человеческой судьбе
Так надо, так обыкновенно…
Но вы, признайтесь, — вам ведь жаль
Души прошедшую печаль?
Над морем, помнится, я видел раз утес,
Среди тропической природы.
Он сверху был покрыт кустами пышных роз,
Под ним же бушевали воды...
Пугаясь плеском волн, пеня́щихся окрест,
С утеса птицы улетали,
А в море корабли, дойдя до этих мест,
Его тревожно избегали.
Судьба поставила, казалось, ту скалу
Для гнева, мести и угрозы;
И вдруг по гневному и гордому челу
Взросли, одевшись в пурпур, розы...
Не так ли иногда, средь толчеи людской,
Какой-то непонятной властью,
И сердце тихое найдет себе покой
Близ сердца, дышащего страстью!...
Не так ли иногда, в немолчной суете,
Оно струит во тьме полночной,
Как розы, взросшие на каменном хребте,
Свой запах, нежный и цветочный!..
Праведны пути твои, царица,
По которым ты ведешь меня,
Только сердце бьется, словно птица,
Страшно мне от синего огня.С той поры, как я еще ребенком,
Стоя в церкви, сладко трепетал
Перед профилем девичьим, тонким,
Пел псалмы, молился и мечтал, И до сей поры, когда во храме
Всемогущей памяти моей
Светят освященными свечами
Столько губ манящих и очей, Не знавал я ни такого гнета,
Ни такого сладкого огня,
Словно обо мне ты знаешь что-то,
Что навек сокрыто от меня.Ты пришла ко мне, как ангел боли,
В блеске необорной красоты,
Ты дала неволю слаще воли,
Смертной скорбью истомила… тыРассказала о своей печали,
Подарила белую сирень,
И зато стихи мои звучали,
Пели о тебе и ночь и день.Пусть же сердце бьется, словно птица,
Пусть уж смерть ко мне нисходит… Ах,
Сохрани меня, моя царица,
В ослепительных таких цепях.
В тишине темно-синей —
Бледный месяца рог,
И серебряный иней —
У окраин дорог.
Снеговая поляна,
Глубь ветвистых аллей —
В легкой ризе тумана
С каждым мигом — светлей.
С каждым мигом — властнее
В сердце жажда чудес,
И манит все сильнее
Очарованный лес.
Блещет искрами льдинок
Стройных елей наряд;
Много дивных тропинок
В путь — дорогу манят.
Но сомненье обемлет
Душу мраком своим,
Сердце вещее внемлет
Голосам неземным.
Ты, неведомый странник,
Ты пришелец, вернись!
Мира жалкого данник,
Что тебе эта высь?
Этот край заповедный?
Эта дивная тишь?
Тщетно, робкий и бледный,
На распутье стоишь!
Тщетно жаждешь ты чуда,
Откровения ждешь!
Ты дороги отсюда
Никогда не найдешь!
Я не знаю, надо иль не надо
Сны свои рассказывать в стихах.
Только возле города Гренады
Я сегодня ночевал в горах.
Я видал, как проходили грозы,
Слышал — толпами издалека
Проплывали верхом бомбовозы,
Низом проплывали облака.
После снов тяжелых, после боя,
После гулких вздохов батарей
Небо над Испанией такое,
Как весной над Родиной моей.
Я хожу по улицам суровый,
Сплю под дребезжанье гроз.
В комнате моей шестиметровой
Запах пороха мадридского и роз
Из садов распахнутых Гренады,
Не увядших на крутых ветрах…
Я не знаю, надо иль не надо
Сны свои рассказывать в стихах.
Если звездными ночами снится,
Как расходятся во тьму пути, —
Значит, сердцу дома не сидится,
Значит, сердцу хочется уйти.
Но оно не скажет мне ни слова,
Я пойму его по слуху сам —
К опаленным подступам Кордовы,
К астурийским рослым горнякам
Рвется сердце. Сквозь дожди и ветры
Путь его протянется, как нить…
…На пространстве в шесть квадратных метров
Разве можно сердце уместить?
Пусть выходит сердце, как победа,
Как луна к раскрытому окну,
К черноглазым девушкам Овьедо,
Отстоявшим пулями весну.
И они, уверенны и ловки,
Проходя сквозь орудийный дым,
Зарядят тяжелые винтовки
Сердцем сокрушающим моим.
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
Источник: А.С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 т. М., 1956—196
2.
Ветер буен пролетал,
По листочкам трепетал.
Я же, весела,
В глубь по саду шла.
Ветер буен в цветик ал
Закрутился, в нем запал.
Колдовал цветок,
Мне и невдомек.
В сердце дума весела,
И без думы я была.
Подошла к цветку,
К нежну лепестку.
Приоткрылся цветик ал,
Прямо в сердце мне дышал.
Мил мне ал цветок,
Милый уголек.
Наклонилась я к нему,
Пошатнулась, не пойму.
Словно ветерок
Закружил листок.
Прикоснулась я к цветку,
Чую сладкую тоску.
Нравится мне цвет.
Рвать его иль нет?
Буен ветер восставал,
Многоструен овевал.
Больше нету сил,
С ног меня свалил.
Закружилась голова,
Я лежу, едва жива.
Ветер — враг? Иль нет,
Верно, алый цвет?
Не умел я притворяться,
На святого походить,
Важным саном надуваться
И философа брать вид:
Я любил чистосердечье,
Думал нравиться лишь им,
Ум и сердце человечье
Были гением моим.
Если я блистал восторгом,
С струн моих огонь летел.
Не собой блистал я — богом;
Вне себя я бога пел.
Если звуки посвящались
Лиры моея царям, —
Добродетельми казались
Мне они равны богам.
Если за победы громки
Я венцы сплетал вождям, —
Думал перелить в потомки
Души их и их детям.
Если где вельможам властным
Смел я правду брякнуть в слух, —
Мнил быть сердцем беспристрастным
Им, царю, отчизне друг.
Если ж я и суетою
Сам был света обольщен, —
Признаюся, красотою
Быв плененным, пел и жен.
Словом, жег любви коль пламень,
Падал я, вставал в мой век.
Брось, мудрец! на гроб мой камень,
Если ты не человек.
Не утешай, оставь мою печаль
Нетронутой, великой и безгласной.
Обоим нам порой свободы жаль,
Но цепь любви порвать хотим напрасно.
Я чувствую, что так любить нельзя,
Как я люблю, что так любить безумно,
И страшно мне, как будто смерть, грозя,
Над нами веет близко и бесшумно…
Но я еще сильней тебя люблю,
И бесконечно я тебя жалею, —
До ужаса сливаю жизнь мою,
Сливаю душу я с душой твоею.
И без тебя я не умею жить.
Мы отдали друг другу слишком много,
И я прошу, как милости, у Бога,
Чтоб научил Он сердце не любить.
Но как порой любовь ни проклинаю —
И жизнь, и смерть с тобой я разделю,
Не знаешь ты, как я тебя люблю,
Быть может, я и сам еще не знаю.
Но слов не надо: сердце так полно,
Что можем только тихими слезами
Мы выплакать, что людям не дано
Ни рассказать, ни облегчить словами.
Благополучны дни
Нашими временами;
Веселы мы одни,
Хоть нет и женщин с нами:
Честности здесь уставы,
Злобе, вражде конец,
Ищем единой славы
От чистоты сердец.Гордость, источник бед,
Распрей к нам не приводит,
Споров меж нами нет,
Брань нам и в ум не входит;
Дружба, твои успехи
Увеселяют нас;
Вот наши все утехи,
Благословен сей час.Мы о делах чужих
Дерзко не рассуждаем
И во словах своих
Света не повреждаем;
Все тако человеки
Должны себя явить,
Мы золотые веки
Тщимся возобновить.Ты нас, любовь, прости,
Нимфы твои прекрасны
Стрелы свои внести
В наши пиры не властны;
Ты утех не умножишь
В братстве у нас, любовь,
Только лишь востревожишь
Ревностью дружню кровь.Только не верь тому,
Что мы твои злодеи:
Сродны ли те уму,
Чистым сердцам затеи?
Мы, приобщая мира
Сладости дар себе,
Только пойдем из пира
Подданны все тебе.
Каждый день я умираю, каждый день рождаюсь вновь.
Утром с Солнцем в мир вступаю, ночью праздную любовь.
Ненасытно сердце хочет каждый день иной мечты,
Каждой ночью смотрят звезды с невозбранной высоты.
Опьяненное пространством. Солнце каждый день горит,
С неизменным постоянством Полночь сердцу говорит.
Слышу, слышу волны звона, то двенадцать бьет часов,
С голубого небосклона льются хоры голосов, —
Возрастающих в безгласьи, ясно внятных для души,
Гул растений ароматных, расцветающих в глуши.
Море времени и мысли бьется в бездне голубой,
О пределы понимании ударяется прибои.
И душе, для снов открытой, сладко знать, что берега
Принимают от созвездий и от Моря жемчуга.
Миг еще, и тьма закроет в Вечность глянувшую дверь,
И сознанье успокоит. Клад получен Спи теперь.
Ты — вневременное видел. Вновь во времени умри.
И на завтра встань венчанный в первозданности Зари.
О, Боже мой, благодарю
За то, что дал моим очам
Ты видеть мир, Твой вечный храм,
И ночь, и волны, и зарю…
Пускай мученья мне грозят, —
Благодарю за этот миг,
За всё, что сердцем я постиг,
О чем мне звезды говорят…
Везде я чувствую, везде
Тебя, Господь, — в ночной тиши,
И в отдаленнейшей звезде,
И в глубине моей души.
Я Бога жаждал — и не знал;
Еще не верил, но, любя,
Пока рассудком отрицал, —
Я сердцем чувствовал Тебя.
И Ты открылся мне: Ты — мир.
Ты — всё. Ты — небо и вода,
Ты — голос бури, Ты — эфир,
Ты — мысль поэта, Ты — звезда…
Пока живу — Тебе молюсь,
Тебя люблю, дышу Тобой,
Когда умру — с Тобой сольюсь,
Как звезды с утренней зарей;
Хочу, чтоб жизнь моя была
Тебе немолчная хвала,
Тебя за полночь и зарю,
За жизнь и смерть — благодарю!..
Уж вечер надвинуться хочет,
Туман над волнами растет,
Таинственно море рокочет
И что-то, белеясь, встает.Из волн поднимается фея
И села со мной у зыбей.
Вздымаются груди, белея
Под легким покровом у ней.Она обняла, охватила,
Больнее мне всё и больней.
«Меня ты не в меру сдавила,
Прекрасная фея морей!» — «Тебя я руками сжимаю,
Насильно в объятиях жму,
Тобой я согреться желаю
В вечернюю хладную мглу».Луна всё взирает бледнее
С заоблачной выси своей.
«Твой взор всё мутней и влажнее,
Прекрасная фея морей!» — «Мой взор не влажнее нимало,
Он мутен, как будто в слезах, —
Когда я из волн выступала,
Осталася капля в глазах.»Вскричалися чайки нежданно,
Прибой всколыхался сильней.
«Стучит твое сердце так странно,
Прекрасная фея морей!» — «Стучит мое сердце так странно,
Так дико мятусь я душой,
Затем, что люблю несказанно
Тебя, милый облик людской.»