О эти тихие прогулки!
Вдали еще гудит трамвай,
но затихают переулки,
и потухает неба край.
Бродить, читая безучастно
ночные цифры фонарей,
на миг бесцельно и напрасно
помедлить у чужих дверей;
и, тишину поняв ночную,
смирившись с нею потужить,
и из одной руки в другую
лениво трость переложить.
Один, один. никто не ранит,
никто не рвет за нитью нить.
Один… Но сердце не устанет,
и нелюбимое любить.
И тихий голос отпевает
все, что навек похоронил…
Один… Но сердце уповает
на верность тихую могил.
Красный бант в волосах!
Красный бант в волосах!
А мой друг дорогой —
Часовой на часах.
Он под ветром холодным,
Под холодной луной,
У палатки походной —
Что столб соляной.
Подкрадусь к нему тихо —
Зычно крикнет: — «Пароль!»
— Это я! — Проходи-ка,
Здесь спит мой Король!
— Это я, мое сердце,
Это — сердце твое!
— Здесь для шуток не место,
Я возьму под ружье.
— Не проспать бы обедни
Твоему Королю!
— В третий раз — и в последний:
Проходи, говорю!
Грянет выстрел. На вереск
Упаду — хоть бы звук.
Поглядит он на Север,
Поглядит он на Юг,
На Восток и на Запад.
— Не зевай на часах! —
Красный бант в волосах!
Красный бант в волосах!
Время молитвой ответить угрозе,
смело взглянуть в пустоту.
Это — служение Розе!
Это — покорность Кресту!
Время раскрыть загремевшей стихии
рыцарски-братскую грудь,
тайно: «Мария, Мария, Мария!»
сердцу больному шепнуть!
Мимо ночные видения бреда,
мимо безумия вяжущий хмель.
Свыше была нам указана цель,
свыше дарована будет победа!
В сердце суровый обет пилигрима,
Крест на щите, на мече, на груди,
сзади пустыня, но там, впереди
стены Иерусалима!
Белую Розу из пасти Дракона
вырвем средь звона мечей!
Рыцарю дар — золотая корона
вся из лучей!
Сосны чуть качаются
мачты корабельные.
Бродит, озирается
песня колыбельная.Во белых снежках,
в валеных сапожках,
шубка пестрая,
ушки вострые:
слышит снега шепоток,
слышит сердца ропоток.Бродит песенка в лесу,
держит лапки на весу.
В мягких варежках она,
в теплых, гарусных,
и шумит над ней сосна
черным парусом.Вот подкралась песня к дому,
смотрит в комнату мою…
Хочешь, я тебе, большому,
хочешь, я тебе, чужому,
колыбельную спою? Колыбельную…
Корабельную… Тихо песенка войдет,
ласковая, строгая,
ушками поведет,
варежкой потрогает, чтоб с отрадой ты вздохнул,
на руке моей уснул,
чтоб ни страшных снов,
чтоб не стало слов,
только снега шепоток,
только сердца бормоток…
(Дума)
Спаситель, Спаситель!
Чиста моя вера,
Как пламя молитвы!
Но, Боже, и вере
Могила темна!
Что слух мне заменит?
Потухшие очи?
Глубокое чувство
Остывшего сердца?
Что будет жизнь духа
Без этого сердца?
На крест, на могилу,
На небо, на землю,
На точку начала
И цели творений
Творец всемогущий
Накинул завесу,
Наложил печать —
Печать та навеки,
Ее не расторгнут
Миры, разрушаясь,
Огонь не растопит,
Не смоет вода!..
Прости мне, Спаситель!
Слезу моей грешной
Вечерней молитвы:
Во тьме она светит
Любовью к Тебе…
Сумрачный день. Все в природе как будто заснуло,
Глухо звучат отголоски шагов,
Запахом сена с зеленых лугов потянуло,
С дальних лугов.
Светлое озеро в рамке из зелени дремлет,
Тополь сребристый в воде отражен;
То же затишье тревожную душу обемлет,
Чуткий, таинственный сон.
Грезятся сердцу несбыточно дивные сказки
Юных доверчивых лет;
Грезятся вновь материнские кроткие ласки,
Дружеский теплый привет.
Вмиг позабыты — суровой борьбы безнадежность,
Боль незаживших, всегда растравляемых ран,
В сердце воскресли любовь, прощенье, и нежность —
Солнечный луч, пронизавший холодный туман.
Взор мой бродит везде по немой, по унылой пустыне;
Смерть в увядшей душе, всё мёртво в безмолвной природе
Там на сосне вековой завыванию бури внимаетПасмурный вран.Сердце заныло во мне, средь тягостных дум я забылся:
Спит на гробах человек и видит тяжелые грезы;
Спит — и только изредка скорбь и тоска прилетаютДушу будить!«Шумная радость мертва; бытие в единой печали,
В горькой любви, и в плаче живом, и в растерзанном сердце!» —
Вдруг закачал заскрипевшею елию ветер: я, вздрогнув, Очи подъял! Всюду и холод и блеск. Обнаженны древа и покрыты
Льдяной корой. Иду; хрустит у меня под ногою
Светлый, безжизненный снег, бежит по сугробам тропинкаВ белую даль!
Если на розу полей
Солнце Лагора сияло,
Душу ее перелей
В узкое горло фиала.Глину ль насытит бальзам
Или обвеет хрусталь,
С влагой божественной нам
Больше расстаться не жаль: Пусть, орошая утес,
Жаркий песок она поит,
Розой оставленных слез
Море потом не отмоет.Если ж фиалу в кусках
Выпадет жребий лежать,
Будет, блаженствуя, прах
Розой Лагора дышать.Сердце мое как фиал,
Не пощаженный судьбою,
Пусть он недолго дышал,
Дивная влага, тобою; Той, перед кем пламенел
Чистый светильник любви,
Благословляя удел,
Муки простил я свои.Сердцу любви не дано, —
Но, и меж атомов атом,
Будет бессмертно оно
Нежным твоим ароматом.
А.ТактаковойДолго продолжится сбор винограда,
Долго нам кисти зеленые рвать,
В горах пасти тонкорунное стадо,
Утром венки голубые сплетать,
В полдень пьянеть от глубокого взгляда.
Танец возрос. Увлеченней, поспешней.
Много снопов завязать суждено.
Будем одетыми радостью здешней
Медленно пить молодое вино
Лежа под старой, высокой черешней.
Круглые губы медовей банана.
Круглые губы к губам круговым.
Вскинув закатное пламя шафрана
Ветер печалью желанья томим,
Долго целует седые туманы.
В небе пожарище пьяного яда,
Сердцу не надо ни жертвы, ни мзды,
Сердце покосному празднику радо.
Круглые губы обняли плоды,
Долго продолжится сбор винограда.
К сердцу Родины руку тянет
трижды прбклятый миром враг.
На огромнейшем поле брани
кровь отметила каждый шаг.О, любовь моя, жизнь и радость,
дорогая моя земля!
Из отрезанного Ленинграда
вижу свет твоего Кремля.Пятикрылые вижу звезды,
точно стали еще алей.
Сквозь дремучий, кровавый воздух
вижу Ленинский Мавзолей.И зарю над стеною старой,
и зубцы ее, как мечи.
И нетленный прах коммунаров
снова в сердце мое стучит.Наше прошлое, наше дерзанье,
все, что свято нам навсегда, —
на разгром и на поруганье
мы не смеем врагу отдать.Если это придется взять им,
опозорить свистом плетей,
пусть ложится на нас проклятье
наших внуков и их детей! Даже клятвы сегодня мало.
Мы во всем земле поклялись.
Время смертных боев настало —
будь неистов. Будь молчалив.Всем, что есть у тебя живого,
чем страшна и прекрасна жизнь
кровью, пламенем, сталью, словом, —
задержи врага. Задержи!
Все допытай, — все узнай, моя милая,
Что отравляет тебя…
Тупость вражды—или дружба постылая,
Общество или семья?..
Гложет ли сердце твое страсть недужная,
Тайная, с болью глухой?
Иль суета, — не тебе, людям нужная,
Губит твой бедный покой?
Кто б ни губил, — не щади отравителя
И перестань быть щитом
Тех, кто не может найти утешителя
В собственном сердце своем.
Уединись, если нужно, — и с твердостью
В угол свой нас не пускай;
Смейся над нашей обидчивой гордостью,—
Нашу тоску — презирай.
Уединение, труд, размышление,
Книги, перо и тетрадь…—
В них ты для сердца найдешь исцеление
И для ума — благодать.
Друзья, люблю я Ленинские горы,
Там хорошо рассвет встречать вдвоём:
Видны Москвы чудесные просторы
С крутых высот на много вёрст кругом.
Стоят на страже трубы заводские,
И над Кремлём рассвета синева…
Надежда мира, сердце всей России,
Москва-столица, моя Москва.Когда взойдёшь на Ленинские горы,
Захватит дух от гордой высоты:
Во всей красе предстанет нашим взорам
Великий город сбывшейся мечты.
Вдали огни сияют золотые,
Шумит над ними юная листва.
Надежда мира, сердце всей России,
Москва-столица, моя Москва.Вы стали выше, Ленинские горы,
Здесь корпуса стоят, как на смотру.
Украшен ими наш великий город,
Сюда придут студенты поутру.
Мы вспомним наши годы молодые
И наших песен звонкие слова:
Надежда мира, сердце всей России,
Москва-столица, моя Москва.
(Из Байрона)
Когда в нетленном мире том,
Который блещет нам звездами,
Сердца горят любви огнем
И взор не сокрушен слезами, —
Тогда — сфер тайных край святой! —
Нам в радость жизни скоротечность;
Утратить сладко мрак земной
И страх: в твоем сияньи — вечность!
И будет так! Робеем мы
Не за себя перед могилой,
Стремясь над бездной грозной тмы
Еще к бытью с истлевшей силой.
О, там — пребудем в вере той —
Уже сердцам не разлучаться
И, где бессмертья ток живой,
Душе с душою наслаждаться.
Не верь, не верь поэту, дева!
Его своим ты не зови.
И пуще пламеннаго гнева
Страшись поэтовой любви!
Его ты сердца не усвоишь
Своей младенческой душой,
Огня палящаго не скроешь
Под легкой девственной фатой.
Поэт всесилен, как стихия,
Не властен лишь в себе самом:
Невольно кудри молодыя
Он обожжет своим венцом.
Вотще поносит или хвалит
Поэта суетный народ:
Он не змеею сердце жалит,
Но как пчела его сосет.
Твоей святыни не нарушит
Поэта чистая рука,
Но ненароком жизнь задушит
Иль унесет за облака.
Непостижимый Бог, всех тварей Сотворитель,
Движениев сердец и помыслов Прозритель!
В последний раз зову к Тебе я в жизни сей:
Склони с небес, склони свой слух к мольбе моей.
Воззри, Создатель мой, на сердце сокрушенно,
Что если, Твой закон желав знать совершенно,
Я слабым разумом чего не понимал,
Помилуй Ты меня, коль в нем я заблуждал.
Твое святое я хотел творить веленье
Со всею ревностью, но без предрассужденья.
Се, вижу растворен тот путь передо мной,
По коему войти я в вечный льщусь покой.
Войду, конечно так, я в том не сомневаюсь:
На милосердие Твое я полагаюсь.
Ты щедр и милостив был в век сей скоротечный:
Ты будешь мне Отец, а не Мучитель вечный.
Глаза открыты и не видят… Я — мертвец…
Я жил… Теперь я только падаю… Паденье,
Как мука, медленно и тяжко, как свинец.Воронка черная без жалоб, без боренья
Вбирает мертвого. Проходят дни… года,
И ночь, и только ночь, без звука, без движенья.Я понимаю все… Но сердце? И сюда
Схожу ли стариком иль пору молодую
Покинул… и любви сияла мне звезда?.. Я — груз, и медленно сползаю в ночь немую;
Растет, сгущается забвенье надо мной…
Но если это сон?.. О нет, и гробовуюЯ помню тень и крик, и язву раны злой…
Все это было… и давно… Иль нет? Не знаю…
О ночь небытия! Возьми меня… я твой… Там… сердце на куски… Припоминаю.
Пережиты ли тяжкие проводы,
Иль глаза мне глядят неизбежные,
Как тогда вы мне кажетесь молоды,
Облака, мои лебеди нежные!
Те не снятся ушедшие грозы вам,
Все бы в небе вам плавать да нежиться,
Только под вечер в облаке розовом
Будто девичье сердце забрезжится…
Но не дружны вы с песнями звонкими,
Разойдусь я, так вы затуманитесь,
Безнадежно, полосками тонкими,
Расплываясь, друг к другу все тянетесь…
Улетели и песни пугливые,
В сердце радость сменилась раскаяньем,
А вы все надо мною, ревнивые,
Будто плачете дымчатым таяньем…
Серая реет птица,
Странной мечты дочь…
Сон все один мне снится
Третью почти ночь…
Вижу: идем лугами,
Темный внизу лог,
Синяя мгла над нами,
Где-то поет рог…
Так незнакомы дали,
Красный растет мак,
Оба в пути устали,
Густо застыл мрак…
Глухо рожок играет…
Кто-то упал вдруг!
Кто из нас умирает:
Я или ты, друг?
Нас, о Боже, Боже,
Дланью Своей тронь!
Вдруг, на корабль похожий,
Белый взлетел конь…
Верю: дано спасенье!
Сердце, восторг шпорь!
Сладостное смятенье,
Сердцу успокоенье,
Праздником вознесенья
Трелит свирель зорь!
Когда, печалью вдохновенный,
Певец печаль свою поет,
Скажите: отзыв умиленный
В каком он сердце не найдет?
Кто, вековых проклятий жаден,
Дерзнет осмеивать ее?
Но для притворства всякий хладен,
Плач подражательный досаден,
Смешно жеманное вытье!
Не напряженного мечтанья
Огнем услужливым согрет —
Постигнул таинства страданья
Душемутительный поэт.
В борьбе с тяжелою судьбою
Познал он меру вышних сил,
Сердечных судорог ценою
Он выраженье их купил.
И вот нетленными лучами
Лик песнопевца окружен,
И чтим земными племенами,
Подобно мученику, он.
А ваша муза площадная,
Тоской заемною мечтая
Родить участие в сердцах,
Подобна нищей развращенной,
Молящей лепты незаконной
С чужим ребенком на руках.
Нежная матерь Природа!
Слава тебе!
Снова твой сын оживает!
Слава тебе!
Сумрачны дни мои были.
Каждая ночь
Медленным годом казалась
Бедному мне.
Желчию облито было
Все для меня;
Скука, уныние, горесть
Жили в душе.
Черная кровь возмущала
Ночи мои
Грозными, страшными снами,
Адской мечтой.
Томное сердце вздыхало
Ночью и днем.
Тронули матерь Природу
Вздохи мои.
Перст ее, к сердцу коснувшись,
Кровь разжидил;
Взор ее светлый рассеял
Мрачность души.
Все для меня обновилось;
Всем веселюсь:
Солнцем, зарею, звездами,
Ясной луной.
Сон мой приятен и кроток;
Солнечный луч
Снова меня призывает
К радости дня.
Сегодня пир отрадный мы венчаем,
Мы брачные подъемлем чаши вновь.
Сегодня дружбе мы венец сплетаем
И празднуем счастливую любовь.Красавицы, не преклоняйте вежды;
К чему скрывать румяный пыл сердец,
Когда в груди у всех одни надежды,
Когда в душе у всех один венец? Ни красоты, ни почестей, ни злата
В дыму мечты ты раем не зови;
Наш рай не там, меж Тигра и Евфрата,
А рай вот тут, у дружбы и любви.Как сень его лелеет человека!
Как божеским дыханьем он объят!
В своей листве хранит он четверть века
Плоды любви и дружбы аромат.И, умилясь сердцами, мы встречаем
Сей вертоград, подъемля чаши вновь;
Сегодня дружбе мы венец сплетаем
И празднуем счастливую любовь.28 октября 1883
На живой счастливой шее
Было это ожерелье.
В опьяняющей затее
Были двое. Хмель. Похмелье.
Милый к милой приникал.
И в продление веселья
Приближал он к ней бокал.
В залюбованном дразненьи
Отдвигаясь от бокала
Вся светясь, как струны в пеньи,
Вся таясь, как зыбь опала,
Уклонялася она,
Но, маня, пред ней дрожала
Чаша полная вина.
Чаша счастья вырезная,
По бокам — разлитье Нила.
Солнце в сердце. Жизнь двойная.
Сказка. Слитность. Нежность. Сила.
Рот, как мед, ко рту приник.
Сердце видит, вспоминая,
Дан Изидой сердолик.
Фраки, белые жилеты,
Тальи, стянутыя мило,
Комплименты, поцалуи…
Если б в вас да сердце было!
И любви хотя немножко
Было б в сердце!.. Тошны, право,
Ваши вопли и стенанья:
Разве жизнь вам не забава?
Ухожу от вас я в горы,
Где живут простые люди,
Где свободный веет воздух,
И дышать просторней груди…
В горы, где темнеют ели —
Шумны, зелены, могучи,
Воды плещут, птицы свищут,
И по воле мчатся тучи.
Полированныя залы…
Полированные гости…
В горы! в горы! Я оттуда
Улыбнуся вам без злости.
В суровый год мы сами стали строже,
Как темный лес, притихший от дождя,
И, как ни странно, кажется, моложе,
Все потеряв и сызнова найдя.
Средь сероглазых, крепкоплечих, ловких,
С душой как Волга в половодный час,
Мы подружились с говором винтовки,
Запомнив милой Родины наказ.
Нас девушки не песней провожали,
А долгим взглядом, от тоски сухим,
Нас жены крепко к сердцу прижимали,
И мы им обещали: отстоим!
Да, отстоим родимые березы,
Сады и песни дедовской страны,
Чтоб этот снег, впитавший кровь и слезы,
Сгорел в лучах невиданной весны.
Как отдыха душа бы ни хотела,
Как жаждой ни томились бы сердца,
Суровое, мужское наше дело
Мы доведем — и с честью — до конца!
Девушки босиком —
Это стихи мои,
Стаи стихийные.На плечах с золотыми кувшинами
Это черкешенки
В долине Дарьяльской
На камнях у Терека.Девушки босиком —
Деревенские за водой с расписными
Ведрами — коромыслами
На берегу Волги
(А мимо идет пароход).Девушки босиком —
На сборе риса загарные,
Напевно-изгибные индианки
С глазами тигриц,
С движеньями первоцветных растений.Девушки босиком —
Стихи мои перезвучальные
От сердца к сердцу.
Девушки босиком —
Грустинницы солнцевстальные,
Проснувшиеся утром
Для любви и
Трепетных прикосновений.Девушки босиком —
О, поэтические возможности —
Как северное сияние —
Венчающие
Ночи моего одиночества.Все девушки босиком —
Все на свете —
Все возлюбленные невесты мои.
Был лютый мороз. Молодые солдаты
Любимого друга по полю несли.
Молчали. И долго стучались лопаты
В угрюмое сердце промерзшей земли.
Скажи мне, товарищ. Словами не скажешь,
А были слова — потерял на войне.
Ружейный салют был печален и важен
В холодной, в суровой, в пустой тишине.
Могилу прикрыли, а ночью — в атаку.
Боялись они оглянуться назад.
Но кто там шагает? Друзьями оплакан,
Своих земляков догоняет солдат.
Он вместе с другими бросает гранаты,
А если залягут — он крикнет «ура».
И место ему оставляют солдаты,
Усевшись вокруг золотого костра.
Его не увидеть. Повестку о смерти
Давно получили в далеком краю.
Но разве уступит солдатское сердце
И дружба, рожденная в трудном бою?
Все нити дней воздушно паутинны,
Хотя бы гибель царств была сейчас.
Все сгустки красок — для духовных глаз.
Душе — напевы сердца, что рубинны.
У альбатроса крылья мощно длинны.
Но он к гнезду вернется каждый раз,
Как ночь придет. И держат гнезда нас
Вне тех путей, которые лавинны.
Нам трудно даже другу рассказать,
Как любим мы детей, рожденных нами,
Как обожаем мы отца и мать.
И благо. Стыд тот — Божья благодать.
Но нам не трудно яркими чертами
Векам в легенде сердце передать.
На огромной клумбе у вокзала,
ветром наклонённая к земле,
поздняя ромашка замерзала,
трепеща на высохшем стебле.
Выгибала тоненькое тело
и сопротивлялась, как могла.
Словно до последнего хотела
быть хоть каплей летнего тепла!
…Поезда вдали гудели встречным.
Люди шли, от ветра наклонясь.
И ромашка чем-то бесконечным
показалась каждому из нас.
Чистой веткой молодой берёзки.
Тополиным пухом по весне.
Первым снегом. Брызгами извёстки
на ещё не крашеной стене…
Не одно, наверно, сердце сжалось:
что поделать — каждому своё!
Только в сердце врезалась не жалость —
маленькое мужество её.
На бессмертье я не притязаю.
Но уж коль уйти — не тосковать.
Так уйти, чтоб, даже замерзая,
хоть кому-то душу согревать.
Погасли пламенные похороны
Поэта, спящего в мечте…
Да озарится имя Фофанова
В земной рутине и тщете!
Не позабудьте, люди, подвига его:
Он златолетье с вами жил…
Душа измучилась юродивого, —
Разузлена система жил.
Сожженный трезвыми и пьяницами,
Лежит обуглившийся ствол.
Благоговейно ветер кланяется
Тому, чье имя — Произвол!
Листва седеет, и седеющая
Испепеляется во прах.
А сердце… сердце стонет: «где еще его
Ждет неизбежный новый страх?..»
О, ожидание убийственное!
Но, может быть, Земля — пролог
К загробному, всегда невыясненному,
Где есть спокойный уголок?..
Там Царство неба — аметистовая
Страна, где в мире и любви
В душистых сумерках посвистывая,
Перятся серо соловьи.
Тучи серые бродят в поднебесье,
Дождь стучит в мостовую широкую,
В сердце что-то темно, неприязненно,
Едет друг на чужбину далекую.
И придет весна, весна теплая,
Небо взглянет к нам голубоокое,
Лес зашепчет вновь свежими листьями,
Будет зелено поле широкое.
А ему будет больно и тягостно,
Потоскует душа одинокая,
Что весна-то пришла не в родных горах,
Что без друга чужбина далекая.
Тучи серые бродят в поднебесье,
Дождь стучит в мостовую широкую,
В сердце что-то темно, неприязненно,
Едет друг на чужбину далекую.
<1846, конец года>
Лунным лучом и любовью слиянные,
Бледные, страстные, нежные, странные,
Оба мы замерли, счастием скованы,
Сладостным, радостным сном зачарованы.
В Небе — видения облачной млечности,
Тайное пение — в сердце и в Вечности,
Там, в бесконечности — свет обаяния,
Праздник влияния правды слияния.
Это Луна ли, с покровами белыми,
Быть нам велела влюбленными, смелыми?
Мы ли, сердцами влюбленными нашими,
Небо наполнили пирными чашами?
Чашами радости, светлыми, пирными,
Лунною сказкой, цветами всемирными,
Сердцу лишь слышными звонкими струями,
Блеском зрачков, красотой, поцелуями.
Как я узнаю и как я разведаю?
Знаю, что счастлив я нежной победою,
Знаю, ты счастлива мною, желанная,
Вольной Луною со мною венчанная.
Тщетно я скрываю сердца скорби люты,
Тщетно я спокойною кажусь.
Не могу спокойна быть я ни минуты,
Не могу, как много я ни тщусь.
Сердце тяжким стоном, очи током слезным
Извлекают тайну муки сей;
Ты мое старанье сделал бесполезным,
Ты, о хищник вольности моей! Ввергнута тобою я в сию злу долю,
Ты спокойный дух мой возмутил,
Ты мою свободу пременил в неволю,
Ты утехи в горесть обратил;
И, к лютейшей муке, ты, того не зная,
Может быть, вздыхаешь о иной,
Может быть, бесплодным пламенем сгорая,
Страждешь ею так, как я тобой.Зреть тебя желаю, а узрев, мятуся
И боюсь, чтоб взор не изменил;
При тебе смущаюсь, без тебя крушуся,
Что не знаешь, сколько ты мне мил.
Стыд из сердца выгнать страсть мою стремится,
А любовь стремится выгнать стыд.
В сей жестокой брани мой рассудок тьмится,
Сердце рвется, страждет и горит.Так из муки в муку я себя ввергаю,
И хочу открыться, и стыжусь,
И не знаю прямо, я чего желаю,
Только знаю то, что я крушусь;
Знаю, что всеместно пленна мысль тобою
Вображает мне твой милый зрак;
Знаю, что, вспаленной страстию презлою,
Мне забыть тебя нельзя никак.
Июль—верхушка Лета,
В полях, в сердцах—страда.
В цвету—все волны света,
Цветет—сама вода.
Цветет все ярко-ярко,
Расплавлен самый день,
Все дышет жарко-жарко,
Жужжит, и жжет слепень.
В Июле хоть разденься,
Не станет холодней.
Гроза, вскипи и вспенься.
Спусти дождей с цепей.
Так ноют ноги, руки,
О, Лета перелом,
Мне легче эти муки,
Когда я с кем вдвоем.
Сияй же мне, зарница,
И молнией мне будь,
Лети же в сердце, птица,
Открой мне в Вечность грудь.
Греми же, колесница
Венчаннаго Ильи,
Окутай, огневица,
Все помыслы мои.
Ах ты, душечка, красна девица,
Мы пойдем с тобой, разгуляемся.
Мы пойдем с тобой, разгуляемся
Вдоль по бережку Волги-матушки.
Эх, пускай на нас люди зарятся:
«Ну и что ж это, что за парочка!
То не брат с сестрой, то не муж с женой,
Добрый молодец с красной девицей!»
Мы пойдем с тобой в зеленой лужок,
Мы нарвем цветов да совьем венок.
Там скажу тебе про любовь свою,
Что томит мое ретиво сердце.
Что томит мое ретиво сердце,
Что пылает в нем жарче пламени.
Бейте в площади бунтов топот!
Выше, гордых голов гряда!
Мы разливом второго потопа
перемоем миров города.
Дней бык пег.
Медленна лет арба.
Наш бог бег.
Сердце наш барабан.
Есть ли наших золот небесней?
Нас ли сжалит пули оса?
Наше оружие — наши песни.
Наше золото — звенящие голоса.
Зеленью ляг, луг,
выстели дно дням.
Радуга, дай дуг
лет быстролётным коням.
Видите, скушно звезд небу!
Без него наши песни вьем.
Эй, Большая Медведица! требуй,
чтоб на небо нас взяли живьем.
Радости пей! Пой!
В жилах весна разлита.
Сердце, бей бой!
Грудь наша — медь литавр.