Н. И. Б‹ухаро›ву
Смотрите, как летит, отвагою пылая...
Порой обманчива бывает седина:
Так мхом покрытая бутылка вековая
Хранит струю кипучего вина.
1838
К. П. Брюллов. Портрет В. А. Жуковского. 183
7.
Воспоминание и я — одно и то же:
Я образ, я мечта;
Чем старе становлюсь, тем я
Кажусь моложе.
Он многи бытия в забвеньи погребенны
Для пользы Росских Муз из мрачности извлек.
Любя Отечество, за долг он чтит священный
Для общества прожить, не для себя свой век,
Поправ мятежный дух Атлантовой стопой,
Заслуги милостью, как солнцем, озаряя,
Порок свергая в прах, а доблесть возвышая,
Он правду воцарил с Собой.
И. Чеславский.
Вот карапузик наш, монах,
Поэт, писец и воин;
Всегда, за все, во всех местах
Крапивы он достоин:
С Мартыном поп он записной,
С Фроловым математик;
Вступает Энгельгардт-герой —
И вмиг он дипломатик.
Мой, нежной дружбою написанный, портрет,
Тебе, как дар любви, в сей день я посвящаю;
Мой друг, тобой одним я прелесть жизни знаю,
А без тебя — и счастья нет!
Э. Ф. Сен-При (портрет работы Дж. Доу).
От родины его отторгнула судьбина;
Но лилиям отцов он всюду верен был:
И в нашем стане воскресил
Баярда древний дух и доблесть Дюгесклина.
Се росска Флакка зрак, се тот, кто, как и он,
Ввыспрь быстро, как птиц царь, взнесся на Геликон.
Се образ славного муз чтителя Хвостова,
Кой поле упестрил российска красна слова.
Как ангел красоты, являемый с небес,
Приятностьми она и разумом блистала ,
С нежнейшею душой геройски умирала,
Супруга и друзей повергла в море слез.
1782
В сенате римском был Катон,
А в русском — он.
Тот с равными себе за правду состязался;
Сей, раб перед царем, быв прав, не унижался.
Никого со мною нет.
На стене висит портрет.
По слепым глазам старухи
Ходят мухи, мухи, мухи.
Хорошо ли, — говорю, —
Под стеклом твоем в раю?
По щеке сползает муха,
Коль Еввою тебя природа б сотворила,
Была б ты образом любви и красоты,
Но хитрость змия бы тебя не обольстила:
Любовники твои все были бы святы.
В сенате римском был Катон,
Α в русском — он.
Тот с равными себе за правду состязался;
Сей, раб перед царем, быв прав, не унижался.
1797
Се самый Дельвиг тот, что нам всегда твердил,
Что, коль судьбой ему даны б Нерон и Тит,
То не в Нерона меч, но в Тита сей вонзил —
Нерон же без него правдиву смерть узрит.
Гляжу с обычным умиленьем
На ваши кроткие черты,
И сердце светлым вдохновеньем
Наполнил образ красоты.Какой обмен несправедливый!
Вдруг получить издалека
Вам, юной, свежей и красивой,
Печальный образ старика! 8 февраля 1888
С своей пылающей душой,
С своими бурными страстями,
О жены Севера, меж вами
Она является порой
И мимо всех условий света
Стремится до утраты сил,
Как беззаконная комета
В кругу расчисленном светил.
Когда по манию его бросал перун
Орел в превыспренней своей отваге,
Росс Турков при Чесме жег флот в Архипелаге;
Тогда Орлов — Зевес, Спиридов был — Нептун.
Очарованье своих же обетов,
Жажда любви и незнанье о ней…
Что же осталось от блещущих дней?
Новый портрет в галерее портретов,
Новая тень меж теней.
Несколько строк из любимых поэтов,
Прелесть опасных, иных ступеней…
Вот и разгадка таинственных дней!
Лишний портрет в галерее портретов,
ВО ВРЕМЯ ЕЕ ПРЕЗИДЕНТСТВА В АКАДЕМИИ НАУК
Сопутницей была,
Когда с небес на трон
Воссесть Астрея шла;
А ныне — Аполлон.
1790
Се лик:
И баба и мужик.
Великий это Аруэт,
Историк, философ, поэт.
Его глупцы критиковали,
Его монахи проклинали,
Его монархи почитали,
Которых почитал весь свет,
Его несчастные любили, прославляли.
Мир праху твоему, великий Аруэт.
Сей росский Златоуст
Единым словом уст,
Пред гробом преклоня знамена,
Бессмертье доказал:
«Восстань», он возопил, «Великий Петр, из тлена!» —
И в росских Петр сердцах, как молния, восстал.
В. А. Жуковский (гравюра А. Флорова, 1817)
Под знаменем Москвы, пред падшею столицей,
Он храбрым гимны пел, как пламенный Тиртей;
В дни мира, новый Грей,
Пленяет нас задумчивой цевницей.
О вы, которые в душе моей хранились!
Хотите ль знать, почто мой скорбный взор угас?
Когда под кистию черты сии творились,
Я шел на эшафот, но сердцем был у вас!
Не нравится мне твой портрет!
На нем мазило неуклюжий
Изобразил тебя, сосед,
Как будто страждешь ты от стужи.
И что за губы? Как толсты!
Кого такими ты бы чмокал?
А многих перечмокал ты,
Ты, Пинда и Сената сокол!
Разстались мы, но твой портрет
Я на груди моей храню:
Как бледный призрак лучших лет,
Он душу радует мою.
И, новым преданный страстям,
Я разлюбить его не мог;
Так храм оставленный — все храм,
Кумир поверженный — все бог!
Милая заря весення,
Алым блеском покровенна,
Как встает с кристальных вод
И в небесный идет свод,
Мещет яхонтные взоры;
Тихий свет и огнь живой
Проницает тверды горы:
Так, Варюша, образ твой.
1798
1
Министр, поэт и друг: я всё тремя словами
Об нем для похвалы и зависти сказал.
Прибавлю, что чинов и рифм он не искал,
Но рифмы и чины к нему летели сами!
2
Он с честью был министр, со славою поэт;
при посылке портрета
Пускай мой старческий портрет
Вам повторяет, что уж нет
Во мне безумства прежней силы,
Но что цветете вы душой,
Цветете тонкою красой,
И что попрежнему вы милы.
12 февраля 1886
Смотрю на портрет камеристки
Она молода и строга.
Смотрю без надежды и риска
Меж нами века и века.
Глядит она гордо и грустно.
И думает что-то своё.
Но словно бы все мои чувства
В глазах отразились её.
И что-то её беспокоит
И мучает, видно, давно.
Смейтесь, смейтесь, что я щурю
Маленьки мои глаза,
Я уж видел, братцы, бурю,
И знакома мне гроза.
Побывал и я средь боя,
Видел смерть невдалеке,
Так не стыдно для покоя
Погулять и в колпаке.
Он не приветлив, но ему
Ты можешь вверить сердца тайны,
Он их не выдаст никому,
Не кинет на ветер случайно… Он не приветлив, но когда
Заметит след тоски во взоре,
Он первый встретит вас тогда,
И первый он разделит горе.Он не приветлив, но зато
Когда полюбит он однажды,
Он не разлюбит — ни за что,
А это сделает не каждый…
Благоволит к нему судьба.
Он создан точно по картинке —
От лакированного лба
До лакированной ботинки.
Шекспир, великий сердцевед,
Уж не о нем ли отозвался:
«Его не мать роди́ла в свет,
А сшить портной лишь постарался…»
Блокада. Ночь. Забитое окно,
Мигающих коптилок тусклый свет.
Из мрака возникает полотно.
Художник пишет женщины портрет.
Она сидела, голову склоня,
И думала в голодном полусне:
«Вот я умру… А что-то от меня
Останется на этом полотне».
А он писал в мигании огня
И думал: «На войне как на войне.
Свеча нагорела. Портреты в тени.
Сидишь прилежно и скромно ты.
Старушке зевнулось. По окнам огни
Прошли в те дальние комнаты.Никак комара не прогонишь ты прочь, —
Поет и к свету всё просится.
Взглянуть ты не смеешь на лунную ночь,
Куда душа переносится.Подкрался, быть может, и смотрит в окно?
Увидит мать — догадается;
Нет, верно, у старого клена давно
Стоит в тени, дожидается.
Один молодой Поэт (И. Георгиевский. С. М. А.), приведенный в восторг красотами сего сада, сочинил следующую к оному надпись:
Армидины сады Поэтам лишь известны,
И только видим мы у Тасса их в стихах;
Но садик Ганина, по истине чудесный,
У нас не в баснях он—у каждаго в глазах.