В кафе пустынном плакал газ.
На воле плакал сумеречный час.О, как томителен и едок
Двух родников единый свет,
Когда слова о горе и победах
Встают из вороха газет.
В углу один забытый старец
Не видел выверенных строк —
Он этой поднебесной гари
И смеха выдержать не мог.Дитя, дитя забыли в пепле,
В огнем добытой стороне.
Никто не закричал — спасите!.. И старец встал, высок и светел,
Сказал: «Тебя узрел, Учитель,
Узрел в печали и в огне!
Рази дракона в райском лике,
И снег падет на мой огонь!..»Но отвечал ему Учитель:
«Огня не тронь!»
Есть где-то край… Есть где-то край волшебный,
Где небеса и море — бирюза,
Где все поет кому-то гимн хвалебный,
Где мысль — огонь, и чувство где — гроза.
И этот край, с его очарованьем,
С его мечтой, струистой, как гранат,
С его огнем, с его благоуханьем
Зовет любить чарунья-Боронат.
На страшной высоте блуждающий огонь!
Но разве так звезда мерцает?
Прозрачная звезда, блуждающий огонь, —
Твой брат, Петрополь, умирает!
На страшной высоте земные сны горят,
Зеленая звезда летает.
О, если ты звезда, — воды и неба брат, —
Твой брат, Петрополь, умирает!
Чудовищный корабль на страшной высоте
Несется, крылья расправляет…
Зеленая звезда, — в прекрасной нищете
Твой брат, Петрополь, умирает.
Прозрачная весна над черною Невой
Сломалась, воск бессмертья тает…
О, если ты звезда, — Петрополь, город твой,
Твой брат, Петрополь, умирает!
Ты видала кузнеца?
Он мне нравится, мой друг.
Этот темный цвет лица,
Эта меткость жестких рук,
Эта близость от огня,
Этот молот, этот стук, —
Все в нем радует меня,
Милый друг!
Я хочу быть кузнецом,
Я, работая, пою,
С запылившимся лицом
Я смотрю на жизнь мою,
Возле дыма и огня
Много слов я создаю,
В этом радость для меня,
Я кую!
Мы пьем в любви отраву сладкую;
Но всё отраву пьем мы в ней,
И платим мы за радость краткую
Ей безвесельем долгих дней.
Огонь любви, огонь живительный!
Все говорят: но что мы зрим?
Опустошает, разрушительный,
Он душу, объятую им!
Кто заглушит воспоминания
О днях блаженства и страдания,
О чудных днях твоих, любовь?
Тогда я ожил бы для радости,
Для снов златых цветущей младости,
Тебе открыл бы душу вновь.
Я не лгу, говоря, что люблю я тебя,
Но люблю для себя и ласкаю, губя.
Что мне счастье твоё, что мне горе твоё!
Я твоё и своё сочетал бытиё, —
И на вечном огне, на жестоком огне
Мы в безумной с тобою сгорим тишине,
И пылая, сгорая, друг друга любя,
Позабудем весь мир, позабудем себя,
И великую жертву Творца повторим,
И сгорим перед Ним, и развеемся в дым.
Горите белыми огнями,
Теснины улиц! Двери в ад,
Сверкайте пламенем пред нами,
Чтоб не блуждать нам наугад!
Как лица женщин в синем свете
Обнажены, углублены!
Взметайте яростные плети
Над всеми, дети Сатаны!
Хрусталь горит. Вино играет.
В нем солнца луч освобожден.
Напев ли вальса замирает
Иль отдаленный сонный стон?
Ты вновь со мной! ты — та же! та же!
Дай повторять слова любви…
Хохочут дьяволы на страже,
И алебарды их — в крови.
Звени огнем, — стакан к стакану!
Смотри из пытки на меня!
— Плывет, плывет по ресторану
Синь воскресающего дня.
Путь капли по стеклу и путь огня в лесу,
Путь падающих звезд в душе своей несу,
Путь горного ручья, бегущего к реке,
И тихий путь слезы, скользящей по щеке.Путь пули и пчелы несу в душе своей,
Пути ушедших лет, пути грядущих дней;
Шаги чужих невзгод и радостей чужих
Вплетаются в мой шаг, и не уйти от них.Пусть тысячи путей вторгаются в мой путь,
Но если бы я смог минувшее вернуть, —
Его б я выбрал вновь — неверный, непрямой:
Он мой последний путь и первопуток мой.
В твоих глазах мелькал огонь.
Ты протянула мне ладонь.
Дыханье дня
Ты подарила,
Давно меня
Ты загубила.
Спустя лишь год
Узнаешь ты,
Поймешь полет
Моей мечты.
В моих глазах
Увидишь свет,
Увидишь «да»,
Увидишь «нет».
Моя любовь
К тебе — секрет.
Не дрогнет бровь
И сотни лет.
Пройдут года,
Пройдет любовь,
Но никогда
Не дрогнет бровь.
Тебя узнав,
Я все забыл,
И средь забав
Я скучен был.
Мне стал чужим весь белый свет —
Я каждой даме молвлю: нет!
В молодые тоже годы
Знал я тяжкия невзгоды,
Как пылал, не раз;
Но дровам цена безмерна, —
И огонь потухнет верно,
! — и в добрый час.
Вспомни это, друг прекрасный,
Устыдись слезы напрасной
И нелепаго огня:
Если жизнь ты сохранила,
То забудь, что ты любила, —
! — обняв меня.
Закат Прохвост обманщик старый.
Сошел опять на тротуары
Угода брызжущим огням
И лесть приветливым теням.
Скрывая тину и провалы
Притоны обращая в залы
И напрягая встречный миг
Монашество сметать вериг
Но я суровость ключ беру
И заперев свою дыру
Не верю легкости Теней
Не верю мягкости Огней.
Закат-палач рубахе красной
Ловкач работаешь напрасно
Меня тебе не обмануть
Меня далек твой «скользкий» путь.
Мы солнца в дороге не видели днем —
Погода была грозовая.
Когда же оно засверкало огнем,
Ты спутникам что-то сказала о нем,
По-детски его называя.
Пускай это бурное море огня
Зовут лучезарным светилом,
Как в детстве, оно для тебя и меня
Останется солнышком милым.
И меньше не станет оно оттого,
Что где-то на малой планете
Не солнцем порой называют его,
А солнышком взрослые дети.
Так умирать, чтоб бил озноб огни,
Чтоб дымом пахли щеки, чтоб курьерский:
«Ну, ты, угомонись, уймись, нишкни», —
Прошамкал мамкой ветровому сердцу,
Чтоб — без тебя, чтоб вместо рук сжимать
Ремень окна, чтоб не было «останься»,
Чтоб, умирая, о тебе гадать
По сыпи звезд, по лихорадке станций, —
Так умирать, понять, что гам и чай,
Буфетчик, вечный розан на котлете,
Что это — смерть, что на твое «прощай!»
Уж мне никак не суждено ответить.
Уже над морем вечереет,
Уж ты мечтой меня томишь,
И с полуночи ветер веет
Через неласковый камыш.
Огни на мачтах зажигая,
Уходят в море корабли,
А ты, ночная, ты, земная,
Опять уносишь от земли.
Ты вся пленительна и лжива,
Вся — в отступающих огнях,
Во мгле вечернего залива,
В легко-туманных пеленах.
Позволь и мне огонь прибрежный
Тебе навстречу развести,
В венок страстной и неизбежный —
Цветок влюбленности вплести…
Обетование неложно:
Передо мною — ты опять.
Душе влюбленной невозможно
О сладкой смерти не мечтать.24 ноября 1908
Где вы, порывы кипучие,
Чувств безграничный простор,
Речи проклятия жгучие,
Гневный насилью укор? Где вы, невинные, чистые,
Смелые духом борцы,
Родины звезды лучистые,
Доли народной певцы? Родина, кровью облитая,
Ждёт вас, как светлого дня,
Тьмою кромешной покрытая,
Ждет — не дождется огня! Этот огонь очистительный
Факел свободы зажжет
Голос земли убедительный —
Всевыносящий народ.
Что держит Землю? Что? — Вода.
— Что держит Воду? — Камень грозный.
— Что держит Камень, дни, года,
Что держит Мир окружно-звездный?
— Четыре мощные Кита.
— На чем они, Киты златые?
— Их вечно держит Красота,
Огня теченья молодые.
— А что же держит тот Огонь?
— Другой Огонь, его две части.
— А дальше? — Более не тронь.
Не тронь. Сгоришь!
В овраге ухают сычи,
Притих лесной простор…
О чём с охотником в ночи
Беседует костёр?
Слезятся, кашляют дрова
На чёрном сквозняке.
Огонь гудит,
Как тетива
В разбойничьей руке.
Стреляет искрами кедрач,
И в рокоте огня
То вдруг раздастся детский плач,
То ржание коня.
То прозвучит глубокий вздох
Седого старика…
Как порох, вспыхивает мох
На ветках сушняка.
Белеют пни-бородачи
За прутьями ракит…
Костёр
С охотником в ночи
О жизни
Говорит.
Встает мой день, как труженик убогой,
И светит мне без силы и огня,
И я бреду с заботой и тревогой.Мы думой врозь, — тебе не до меня.
Но вот луна прокралася из саду,
И гасит ночь в руке дрожащей дняСвоим дыханьем яркую лампаду.
Таинственным окружена огнем,
Сама идешь ты мне принесть отраду.Забыто всё, что угнетало днем,
И, полные слезами умиленья,
Мы об руку, блаженные, идем,
И тени нет тяжелого сомненья.
Но для меня свершился выдел,
И вот каким его я видел:
Злачено-белый —
прямо с елки —
Был кифарэд он и стрелец.
Звенели стрелы,
как иголки,
Грозой для кукольных сердец…
Дымились букли
из-под митры,
На струнах нежилась рука,
Но уж потухли звоны цитры
Меж пальцев лайковых божка.
Среди миражей не устану
Его искать — он нужен мне,
Тот безустанный мировражий,
Тот смех огня и смех в огне.
Огни погасли в доме,
И все затихло в нем;
В своих кроватках детки
Заснули сладким сном.
С небес далеких кротко
Глядит на них луна;
Вся комнатка сиянием
Ее озарена.
Глядят из сада ветки
Берез и тополей
И шепчут: «Охраняем
Мы тихий сон детей;
Пусть радостные снятся
Всю ночь малюткам сны,
Чудесные виденья
Из сказочной страны.
Когда ж безмолвной ночи
На смену день придет,
Их грезы песня птички
Веселая прервет…
Цветы, как братьям милым,
Привет пошлют им свой,
Головками кивая,
Блестящими росой…»
Горят леса дремучие,
Вода в реке кипит,
Но дружба неразлучная
В огне, брат, не горит.
Испытана, измерена
В сердцах друзей она,
Не раз в беде проверена,
В огне закалена.Любой костёр-пожарище
Погасит в бурю дождь,
А нас, друзей-товарищей,
Водой не разольёшь.
Мы все могли б, наверное,
Любимым подарить,
Но дружбу нашу верную
Мы будем век хранить.У нас такое мнение —
Хоть обойди весь свет,
Но дружбы, без сомнения,
На свете крепче нет.
…Горят леса дремучие,
Вода в реке кипит,
Но дружба неразлучная
В огне, брат, не горит.
Пустая улица. Один огонь в окне.
Еврей-аптекарь охает во сне.
А перед шкапом с надписью Vеnеna
Хозяйственно согнув скрипучие колена,
Скелет, до глаз закутанный плащом,
Чего-то ищет, скалясь черным ртом...
Нашел... Но ненароком чем-то звякнул,
И череп повернул... Аптекарь крякнул,
Привстал — и на другой свалился бок...
А гость меж тем — заветный пузырек
Сует из-под плаща двум женщинам безносым.
На улице, под фонарем белесым.
Огонь и розы на знаменах,
На ружьях маковый багрец,
В красноармейских эшелонах
Не счесть пылающих сердец! Шиповник алый на шинелях,
В единоборстве рождена,
Цветет в кумачневых метелях
Багрянородная весна.За вороньем погоню правя,
Парят коммуны ястреба…
О нумидийской знойной славе
Гремит пурговая труба.Египет в снежном городишке,
В броневиках — слоновый бой…
Не уживется в душной книжке
Молотобойных песен рой.Ура! Да здравствует коммуна!
(Строка — орлиный перелет.)
Припал к пурпуровым лагунам
Родной возжаждавший народ.Не потому ль багрец и розы
Заполовели на штыках,
И с нумидийским тигром козы
Резвятся в яростных стихах!
Палимая огнем недвижного светила,
Проклятый свой урок отлязгала кирьга
И спящих грабаров с землею сколотила,
Как ливень черные, осенние стога.
Каких-то диких сил последнее решенье,
Луча отвесного неслышный людям зов,
И абрис ног худых меж чадного смешенья
Всклокоченных бород и рваных картузов.
Не страшно ль иногда становится на свете?
Не хочется ль бежать, укрыться поскорей?
Подумай: на руках у матерей
Все это были розовые дети.
<1900>
Один огонь бежит по всем основам,
И тайнопись огня рассмотрим мы
И в яростном пришествии чумы,
И в странных снах, являющихся вдовам.
Всем Буддам, Брамам, Зевсам, Иеговам
Являлся свет в предельностях тюрьмы.
Благословим же царство нашей тьмы,
Но подожжем ее костром багровым.
Сожжем себя, коль золота хотим,
Сожги себя, коль хочешь возрожденья,
Жар-Птицей будешь, реющей сквозь дым.
Из новых струн сверкнет иное пенье.
От перстня получи, — чтоб сон сменить, —
Желанье в вечном миг свой сохранить.
Море с Землей говорило:
В ком из нас наибольшая сила?
Земля отвечала вулканом: Во мне.
Но хохот раздался в морской глубине.
Земля обожгла все приморские страны,
Но в Море подводные вскрылись вулканы,
В огне.
И в Мексике есть не один Геркуланум,
Но свел ли кто счет всем потопленным странам,
На дне?
Море с Землей говорило:
Что же, в ком наибольшая сила?
Земля отвечала чуть слышно: Во мне.
И цветок в предвечерней расцвел тишине.
Море цветка не достало,
Но верить в победу земную не стало.
И тучку родила морская вода,
И в тучке жемчужная светит звезда.
Когда метель кричит, как зверь —
Протяжно и сердито,
Не запирайте вашу дверь,
Пусть будет дверь открыта.
И если ляжет дальний путь
Нелегкий путь, представьте,
Дверь не забудьте распахнуть,
Открытой дверь оставьте.
И, уходя в ночной тиши,
Без лишних слов решайте:
Огонь сосны с огнем души
В печи перемешайте.
Пусть будет теплою стена
И мягкою — скамейка…
Дверям закрытым — грош цена,
Замку цена — копейка!
Огонь, ты слышишь, начал угасать.
А тени по углам — зашевелились.
Уже нельзя в них пальцем указать,
прикрикнуть, чтоб они остановились.
Да, воинство сие не слышит слов.
Построилось в каре, сомкнулось в цепи.
Бесшумно наступает из углов,
и я внезапно оказался в центре.
Все выше снизу взрывы темноты.
Подобны восклицательному знаку.
Все гуще тьма слетает с высоты,
до подбородка, комкает бумагу.
Теперь исчезли стрелки на часах.
Не только их не видно, но не слышно.
И здесь остался только блик в глазах,
застывших неподвижно. Неподвижно.
Огонь угас. Ты слышишь: он угас.
Горючий дым под потолком витает.
Но этот блик — не покидает глаз.
Вернее, темноты не покидает.
Что другим не нужно — несите мне:
Всё должно сгореть на моём огне!
Я и жизнь маню, я и смерть маню
В лёгкий дар моему огню.
Пламень любит лёгкие вещества:
Прошлогодний хворост — венки — слова…
Пламень пышет с подобной пищи!
Вы ж восстанете — пепла чище!
Птица-Феникс я, только в огне пою!
Поддержите высокую жизнь мою!
Высоко горю и горю до тла,
И да будет вам ночь светла.
Ледяной костёр, огневой фонтан!
Высоко несу свой высокий стан,
Высоко несу свой высокий сан —
Собеседницы и Наследницы!
О.Н. Бутомо-НазвановойО, если б в наши дни гоненья,
Во дни запечатленных слов,
Мы не слыхали песнопенья
И мусикийских голосов,
Как мы могли бы эту муку
Безумной жизни перенесть
Но звону струн, но песен звуку
Еще простор и и воля есть.
Ты, вдохновенная певица,
Зажги огни, и сладко пой,
Чтоб песня реяла, как птица,
Над очарованной толпой,
А я прославлю звук звенящий,
Огонь ланит, и гордый взор,
И песенный размах, манящий
На русский сладостный простор!
Не сожигай меня, Пламида,
Ты тихим голубым огнем
Очей твоих; от их я вида
Не защищусь теперь ничем.
Хоть был бы я царем вселенной,
Иль самым строгим мудрецом, —
Приятностью, красой сраженный,
Твоим был узником, рабом.
Всё: мудрость, скипетр и державу
Я отдал бы любви в залог,
Принес тебе на жертву славу,
И у твоих бы умер ног.
Но, слышу, просишь ты, Пламида,
В задаток несколько рублей:
Гнушаюсь я торговли вида,
Погас огонь в душе моей.
То, в чем страх для вас,
Вечно-близко мне.
Я — Змеиный Глаз,
Я горю в Огне.
Я — Перистый Змей,
Изумрудный сон,
Я — Волшебный Фей,
Мне мой смех — закон.
Захочу чего, —
Вот оно уж тут,
Вот я мчу его,
На крылах минут.
На огне минут,
В брызгах ярких слов,
Хорошо цветут
Опьяненья снов.
А. Р. Минцловой
Безумья и огня венец
Над ней горел. И пламень муки,
И ясновидящие руки,
И глаз невидящих свинец,
Лицо готической сивиллы,
И строгость щек, и тяжесть век,
Шагов ее неровный бег —
Все было полно вещей силы.
Ее несвязные слова,
Ночным мерцающие светом,
Звучали зовом и ответом.
Таинственная синева
Ее отметила средь живших…
…И к ней бежал с надеждой я
От снов дремучих бытия,
Меня отвсюду обступивших.
За городом в полях весною воздух дышит.
Иду и трепещу в предвестии огня.
Там, знаю, впереди — морскую зыбь колышет
Дыханье сумрака — и мучает меня.
Я помню: далеко шумит, шумит столица.
Там, в сумерках весны, неугомонный зной.
О, скудные сердца! Как безнадежны лица!
Не знавшие весны тоскуют над собой.
А здесь, как память лет невинных и великих,
Из сумрака зари — неведомые лики
Вещают жизни строй и вечности огни…
Забудем дольний шум. Явись ко мне без гнева,
Закатная, Таинственная Дева,
И завтра и вчера огнем соедини.12 июля 1901
Да, есть слова глухие,
Они мне не родня,
Но есть слова такие,
Что посильней огня! Они других красивей —
С могучей буквой «р»,
Ну, например, Россия,
Россия, например! Вот истина простая:
Как будто кто-то вдруг
Сберег и бросил стаю
Из самых лучших букв, Из твердых да из влажных, -
И стало чудо жить.
Да разве тле бумажной
Такое совершить? Наполненное светом,
Оно горит огнем,
И гимном слово это