Не плачь, мой друг! Есть много муки
И без того в моей груди;
Поверь мне, что лета разлуки
Не будут гробом для любви:
В какую б дикую пустыню
Я ни был увлечен судьбой,
Я сохраню мою святыню —
Твой образ в памяти моей.
Друг, какое преступленье!
Изменил ты жирной Анне
И отдался этой тощей,
Точно спичка, Марианне.
Соблазняться мясом — это
Я оправдываю смело;
Но вести любовь с костями —
Омерзительное дело.
Наш друг Фита , Кутейкин в эполетах,
Бормочет нам растянутый псалом:
Поэт Фита, не становись Фертом!
Дьячок Фита, ты Ижица в поэтах! Этой буквой (с которой писалось по старой орфографии имя Федор) подписывался Ф.И. Глинка в печати. Эпиграмма паправлена против его стихотворных псалмов.
Персонаж комедии Фонвизина «Недоросль», семинарист.
Последняя буква старого алфавита.1825 г.
Милый друг, тебе не спится,
Душен комнат жар,
Неотвязчивый кружится
Над тобой комар.Подойди сюда, к окошку,
Все кругом молчит,
За оградою дорожку
Месяц серебрит.Не скрипят в сенях ступени,
И в саду темно,
Чуть заметно в полутени
Дальнее гумно.Встань, приют тебя со мною
Покроется небо пылинками звезд,
и выгнутся ветки упруго.
Тебя я услышу за тысячу верст.
Мы — эхо,
Мы — эхо,
Мы — долгое эхо друг друга.И мне до тебя, где бы ты ни была,
дотронуться сердцем нетрудно.
Опять нас любовь за собой позвала.
Мы — нежность,
Мы — нежность.
Мы встретились вновь после долгой разлуки,
Очнувшись от тяжкой зимы;
Мы жали друг другу холодные руки
И плакали, плакали мы.Но в крепких незримых оковах сумели
Держать нас людские умы;
Как часто в глаза мы друг другу глядели
И плакали, плакали мы! Но вот засветилось над черною тучей
И глянуло солнце из тьмы;
Весна, — мы сидели под ивой плакучей
И плакали, плакали мы! 30 марта 1891
Суровый друг, ты недоволен,
Что я грустна.
Ты молчалив, ты вечно болен, —
И я больна.
Но не хочу я быть счастливой,
Идти к другим.
С тобой мне жить в тоске пугливой,
С больным и злым.
Отвыкла я от жизни шумной
И от людей.
Шумела полночная вьюга
В лесной и глухой стороне.
Мы сели с ней друг подле друга.
Валежник свистал на огне.
И наших двух теней громады
Лежали на красном полу,
А в сердце — ни искры отрады,
И нечем прогнать эту мглу!
Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон,
Но Соломонов сын;
Не мудр, как царь Шалима, но умен,
Умней, чем жидовин.
Тот храм воздвиг — и стал известен всем
Гаремом и судом,
А этот — храм, и суд, и свой гарем
Несет в себе самом.
От детских лет друзья, преданьями родные,
На опустевшем поле боевом,
Мы, уцелевшие от боя часовые,
Стоим еще с тобою под ружьем.
Теченьем волн своих нас время разлучило;
Когда же сердце в нас подернется тоской
И тень вечерняя сменяет дня светило,
Мы окликаемся с тобой.
На память дружбы мне Любимец Аонид
Чернильницу дарит,
Прекрасную, но без чернил, пустую_.
О, дар красноречив! Пускай же мой Поэт
И от меня бумагу не простую,
Британскую, но чистую приймет.
Квитаюсь искренно, и н_е_льзя лучше сладить;
Друг друга мы дарим как честные друзья:
Писав стихи, чернил не должен тратить я;
А ты их не писав, не должен время тратить.
И другу на́ руку легло
Крылатки тонкое крыло.
Что я поистине крылата,
Ты понял, спутник по беде!
Но, ах, не справиться тебе
С моею нежностью проклятой!
И, благодарный за тепло,
Целуешь тонкое крыло.
(В альбом)
Прочтя сии разбросанные строки
С небрежностью на памятном листке,
Как не узнать поэта по руке,
Как первые не вспомянуть уроки,
Как не сказать на дружеском столе:
«Друзья, у нас есть друг и в Хороле!»
V
Олеандра дух тягучий —
Как из райского окошка,
А над ним в помойной куче
Разложившаяся кошка.
Две струи вплелись друг в друга…
Ах, для сердца не отрада ль:
Олеандр под солнцем юга
Побеждает даже падаль.
Мы встретились — и тотчас разошлись.
Ни он, ни я не высказали мыслей
И чувств своих друг другу; будто сон,
Свиданье с ним мелькнуло и исчезло;
Но сердце мне твердит: не знаю, где,
Здесь или там, сегодня или завтра
Сольетесь вы душа с душой, как небо
Сливается вдали с лазурным морем.
Мой друг, мое сердце устало,
Печальное сердце поэта…
Мой друг, в глубине зазвучала
Та песня, которая спета…
Замолкни! Пусть будет ненастье
И труд и привычное стадо…
Есть письма, есть души, есть счастье,
Которые трогать не надо…
Сегодня день твой просветленья,
И на вершине красоты
Живую тайну вдохновенья
Всем существом вещаешь ты.Мечты несбыточной подруга,
Царишь с поэтом ты вдвоем, —
А завтра, верно, мы друг друга
И не найдем и не поймем.Так, невозможно-несомненно,
Огнем пронизан золотым,
С закатом солнечным мгновенно
Чертогов ярких тает дым.19 июня 1887
Заочный друг! чтоб счастье было прочно,
Прошу тебя, со мной ты встречи не ищи,
Ты лучше продолжай любить меня заочно
И о желании увидеться — молчи.
За встречею придут, быть может, к нам печали,
Раскаянье, иль ненависть врагов…
Довольны мы, пока друг друга не встречали:
Ведь люди и богов за то лишь почитали,
Что никогда не видели богов.
Не завидуй другу, если друг богаче,
Если он красивей, если он умней.
Пусть его достатки, пусть его удачи
У твоих сандалий не сотрут ремней…
Двигайся бодрее по своей дороге,
Улыбайся шире от его удач:
Может быть, блаженство — на твоем пороге,
А его, быть может, ждут нужда и плач.
Друзья, садитесь в мои челнок,
И вместе поплывем мы дружно.
Стрелою пас помчит поток,
Весла и паруса не нужно.Вы видите вдали валы,
Седые водные громады;
Там скрыты острые скалы —
То моря грозного засады.Друзья, нам должно здесь проплыть;
Кто сердцем смел — садись со мною:
Чрез волны, чрез скалы стрелою
Он бодро к брегу полетит.Друзья, прочь страх! Давайте руки!
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь — как раз умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
Милый друг, и в этом тихом доме
Лихорадка бьет меня.
Не найти мне места в тихом доме
Возле мирного огня!
Голоса поют, взывает вьюга,
Страшен мне уют…
Даже за плечом твоим, подруга,
Чьи-то очи стерегут!
За твоими тихими плечами
Слышу трепет крыл…
Словно друг, сверчок за печью
Тянет разговор,
И глядит по-человечьи
Маятник в упор.От тревог и неудач уж
Желоба на лбу…
Что ты плачешь, что ты плачешь
На свою судьбу? От окна ложится тенью
С неба синий свет,
След далекого виденья,
Память прежних лет.От твоих слез сердце сжалось
Когда-то друг друга любили мы страстно…
Любили хоть страстно, а жили согласно.
Женой ее звал я, она меня мужем;
День целый, бывало, играем, не тужим.
И боже спаси, чтоб затеяли ссору!
Нет, все б целоваться — во всякую пору!
Играть наконец мы задумали в прятки,
Цветик белоснежный
У тропы тележной
Вырос в месте незнакомом.
Ты, мой друг, простился с домом,
Ты ушёл далеча, —
Суждена ль нам встреча?
Цветик нежный, синий
Над немой пустыней
Вырос в месте незнакомом.
Ты, мой друг, расстался с домом,
Тяжки иные тропы…
Жизнь ударяет хлеско…
Чьи-то глаза из толпы
взглянули так жестко.Кто ты, усталый, злой,
Путник печальный?
Друг ли далекий мой?
Враг ли мой дальний? В общий мы замкнуты круг
Боли, тоски и заботы…
Верю я, все ж ты мне друг,
Хоть и не знаю, кто ты…
Печально и вместе забавно,
Когда убеждаемся мы,
Что любят два сердца друг друга,
Но верить не могут умы.
Ты слышишь ли, крошка, как много
Любви в моем сердце? Она
Головкой качает: «Бог знает,
Кому та любовь отдана!»
Мы сехали под ночь в карете
С почтового вместе двора
И, крепко прижавшись друг к другу,
Шутили, смеясь, до утра.
Когда ж рассвело, удивились
Нежданной мы вещи с тобой:
Сидел между нами в карете
Амур, пассажир даровой.
Стоят недвижно звезды
Уж много тысяч лет
И шлют, смотря с любовью,
Друг другу свой привет.
Оне ведут беседу, —
И чуден их язык;
Но ни один филолог
Их речи не постиг.
Страшно оттого, что не живётся — спится.
И всё двоится, все четверится.
В прошлом грехов так неистово много,
Что и оглянуться страшно на Бога.
Да и когда замолить мне грехи мои?
Ведь я на последнем склоне круга…
А самое страшное, невыносимое, —
Это что никто не любит друг друга…
Мы до того отравлены друг другом,
Что можно и погибнуть невзначай,
Мы черным унизительным недугом
Наш называем несравненный рай.
В нем все уже прильнуло к преступленью —
К какому, Боже милостив, прости,
Что вопреки всевышнему терпенью
Скрестились два запретные пути.
Ее несем мы, как святой вериги,
Глядим в нее, как в адский водоем.
Мой друг утешительный!
Тогда лишь покинь меня,
Когда из души моей
Луч жизни скроется!
Тогда лишь простись со мной!
Источник великого,
И веры и радости,
И в сердце невинности;
Мне силу и мужество,
И твердость дающа,
Друг! скажу тебе несказанное:
Не в прекрасном зри красоту,
Но тропой иди безуханною —
И во мраке иди, как в свету! Возлюби свое вожделение,
Возлюби свои слезы и смех, —
И да будет твой день — откровение,
И да будет правдой — твой грех. Причастись земного желания,
О пойми как душу свой прах, —
И единое узришь сияние
В дольнем сумраке и небесах!
Сегодня старый ясень сам не свой, —
Как будто страшный сон его тревожит.
Ветвями машет, шевелит листвой,
А почему, — никто сказать не может.
И листья легкие в раздоре меж собой,
И ветви гнутые скрипят, друг с другом споря.
Шумящий ясень чувствует прибой
Воздушного невидимого моря.
Я числа наблюдаю чрез сильнейшее стекло
И вижу тайные проходы, коридоры,
Двойные числа Отделенных друг от друга.Я положил перед собой таблицу чисел
И ничего не мог увидеть — и тогда
Я трубку взял подзорную и глаз
Направил свой туда, где по моим
Предположениям должно было пройти
Число неизреченного…