О Братья! хлеб-соль ешь,
А правду так как режь!
Вот текст мой, избранный в сей день для поученья.
Случилось некое сурьезное рожденье.
Его торжествовать в сем месте мы сошлись.
Но кто же родился? Не Герцог, не Маркиз,
Не Квакер, не Султан, не Ректор, не Профессор,
Не Поп, не Николай Иванович Ильин!
Но добрый человек! Коллегии Асессор
Его не важный чин.
Предание.
Умолкли прощальныя песни снегов;
Раскрылись и окна, и двери домов,
Смеялись долины, смеялись поля
И млела в обятиях солнца земля.
Прекрасен в Армении радостный май,
Прекрасны долины и горы, как рай,
И птиц голосистых торжественный хор
Всегда оглашает воздушный простор.
Предание
Умолкли прощальные песни снегов;
Раскрылись и окна, и двери домов,
Смеялись долины, смеялись поля
И млела в обятиях солнца земля.
Прекрасен в Армении радостный май,
Прекрасны долины и горы, как рай,
И птиц голосистых торжественный хор
Всегда оглашает воздушный простор.
Пробивается в тучах
Зимы седина,
Опрокинутся скоро
На землю снега, -
Хорошо нам сидеть
За бутылкой вина
И закусывать
Мирным куском пирога.Пей, товарищ Орлов,
Председатель Чека.
Пусть нахмурилось небо
Я видел море — я измерил
Очами жадными его:
Я силы духа моего
Перед лицом его поверил.
О море, море! — я мечтал
В раздумье грустном и глубоком, —
Кто первый мыслил и стоял
На берегу твоем высоком?
Кто, неразгаданный в веках,
Заметил первый блеск лазури,
Памяти князя А.И. УрусоваМне кажется, что каждый человек
Не потому оцениваться должен,
Как жил он в этой жизни на Земле,
А потому, как он ушел из жизни.
Пока мы здесь, мы видим смену дней,
И в этой смене разное свершаем.
Пока мы здесь, мы слушаем напевы
Своей мечты: в одном она нежней,
В другом — грубей; во всех она случайна,
И всем поет различно о различном.
Молитвой нашей Бог смягчился;
Царевне жить еще велел:
Опять к нам Ангел возвратился,
Который уж к Нему летел.М. Маркус
С полудороги прилетел ты
Обратно, чистый Ангел, к нам;
Вблизи на небо поглядел ты,
Но не забыл о нас и там.
1.
Ты опять со мнойТы опять со мной, подруга осень,
Но сквозь сеть нагих твоих ветвей
Никогда бледней не стыла просинь,
И снегов не помню я мертвей.Я твоих печальнее отребий
И черней твоих не видел вод,
На твоем линяло-ветхом небе
Желтых туч томит меня развод.До конца все видеть, цепенея…
О, как этот воздух странно нов…
Знаешь что… я думал, что больнее
Испанским республиканцам
Нет больше родины. Нет неба, нет земли.
Нет хлеба, нет воды. Все взято.
Земля. Он даже не успел в слезах, в пыли
Припасть к ней пересохшим ртом солдата.
Чужое море билось за кормой,
В чужое небо пену волн швыряя.
Чужие люди ехали «домой»,
Тебя приветствую я снова,
Маститый старец — темный лес,
Стоящий мрачно и сурово
Под синим куполом небес. Меж тем как дни текли за днями,
Ты в грудь земли, на коей стал,
Глубоко врезался корнями
И их широко разметал. Твои стволы как исполины,
Поправ пятой постелю мхов,
Стоят, послав свои вершины
На поиск бурных облаков. Деревья сблизились как братья
Где завелась дурная связь,
Людей порядочных стыдясь,
Там их как можно избегают,
Друзей под масть уж подбирают;
Друзья под масть лишь потакают;
За снисходительность же их
Хозяин также должен в них
Оправдывать их заблужденья:
За снисхожденье - снисхожденье.
Так вот в какие пустыни
Ты нас заманил, Соблазнитель!
Бесстрастный учитель
Мечты и гордыни,
Скорби целитель,
Освободитель
От всех уныний!
Эта страна — безвестное Гоби,
Где Отчаянье — имя столице!
Здесь тихо, как в гробе.
1Ты б радость была и свобода,
И ветер, и солнце, и путь.
В глазах твоих Бог и природа
И вечная женская суть.
Мне б нынче обнять твои ноги,
В колени лицо свое вжать,
Отдать половину тревоги,
Частицу покоя вобрать.2Я так живу, как ты должна,
Обязана перед судьбою.
Но ты ведь не в ладах с собою
Уныние! Вернейший друг души!
С которым я делю печаль и радость,
Ты легким сумраком мою одело младость,
И расцвела весна моя в тиши.Я счастье знал, но молнией мгновенной
Оно означило туманный небосклон,
Его лишь взвидел взор, блистаньем ослепленный,
Я не жалел о нем: не к счастью я рожден.В душе моей раздался голос славы:
Откликнулась душа волненьем на призыв;
Но, силы испытав, я дум смирил порыв,
И замерли в душе надежды величавы.Не оправдала ты честолюбивых снов,
Везде гудят колокола,
Ликуют люди, и светла,
Чиста лазурь небес.
С весной воскресли лес и дол
И громко праздничный глагол
Звучит: «Христос воскрес!»
Но грустно мне в толпе людской…
Я знаю: только звук густой,
Лишь слово на устах…
Хоть и лобзает брата брат,
Все сладкое, все, что так манит собой,
Я все перенюхал на кухне земной;
Чем славится мир наш, чем может гордиться,
Я всем понемножку успел насладиться:
Я кофе пивал, пирожки поедал,
Я сахарных кукол взасос целовал;
Жилетки и фраки на мне то и дело
Менялись. А что в кошельке-то звенело!
Как Геллерт, я мчался на борзом коньке,
И строил я замки себе вдалеке;
Мой друг! не удивись, что в пахотной работе,
Без светских пышностей, без славы, без чинов,
Питая свой живот в смирении и в поте,
И несколько минут покоясь от трудов,
По неким чувствиям и некакой охоте,
Отважился писать я несколько стихов.
Не удивись, когда в усталости над плугом,
Не зная, как тебя назвать и отличать,
В мужицкой простоте зову тебя я другом,
Чтоб трудным вымыслом тебя не величать.
Читано автором в Москве, в день открытия памятника Пушкину, в 1 заседании
Общества Любителей Российской Словесности, 6 июня 1880 года.1Пушкин — это возрожденье
Русской Музы, — воплощенье
Наших трезвых дум и чувств,
Это — незапечатленный
Ключ поэзии, священный
В светлой области искусств.
Это — эллинов стремленье
К красоте и лицезренье
Их божеств без покрывал,
Прилежность и труды в делах употребя,
К успеху лучшая надежда на себя.
Все знают,
Что перепелки гнезды вьют
Задолго перед тем когда поля цветут,
А не тогда как хлебы поспевают.
Одна оплошнее подруг своих была,
Работою отстала;
Гнезда вовремя не свила,
Итак — ее уж нет,
Сей пристани спокойной,
Где добрый наш поэт
Играл на лире стройной,
И, счастия достойной,
Пройдя стезю честей,
Мечтал закатом дней
Веселым насладиться
И с жизнию проститься,
Как ясный майский день
Накрутить вам образов, почтеннейший?
Нанизать вам слов кисло-сладких,
Изысканно гладких
На нити банальнейших строф?
Вот опять неизменнейший
Тощий младенец родился,
А старый хрен провалился
В эту... как ее? .. В Лету.
Как трудно, как нудно поэту!..
Над всею русскою землею,
Над миром и трудом полей
Кружится тучею густою
Толпа нестройная теней.Судьбы непостижимым ходом —
Воздушным, бледным, сим теням
Дано господство над народом,
Простор их воле и мечтам.Вампира жадными устами
Жизнь из народа тени пьют
И просвещения лучами
Свой греют хлад… Напрасный труд! Им не согреть свой хлад мертвящий!
Когда автобус,
пыль развеяв,
прет
меж часовен восковых,
я вижу ясно:
две их,
их две в Москве —
Москвы.
1
Мартышки тешились лаптой;
Вот как: одна из них, сидя на пне, держала
В коленях голову другой;
Та, лапки на спину, зажмурясь, узнавала,
Кто бил. — Хлоп-хлоп! «Потап, проворней! Кто?» — «Мирошка!» —
«Соврал!» — И все, как бесы, врозь!
Прыжки; кувы́рканье вперед, и взад, и вкось;
Крик, хохот, писк! Одна мяукает, как кошка,
Другая, ноги вверх, повисла на суку;
А третья ну скакать сорокой по песку!
Сто страниц минуло в книжке,
Впереди — не близкий путь.
Стой-ка, брат. Без передышки
Невозможно. Дай вздохнуть.
Дай вздохнуть, возьми в догадку:
Что теперь, что в старину —
Трудно слушать по порядку
Сказку длинную одну
Все про то же — про войну.
Вам, семейство милых братий,
Вам, созвездие друзей,
Жар приветственных обятий
И цветы моих речей!
Вы со мной — и лед сомненья
Растопил отрадный луч,
И невольно песнопенья
Из души пробился ключ!
В благовонном дыме трубок,
Как звезда, несется кубок,
Шекснинска стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят;
В графинах вина, пунш, блистая
То льдом, то искрами, манят;
С курильниц благовонья льются,
Плоды среди корзин смеются
Не смеют слуги и дохнуть,
Тебя стола вкруг ожидая;
Хозяйка статная, младая
Готова руку протянуть.
На пустынной Преображенской
Снег кружился и ветер выл…
К Гумилеву я постучала,
Гумилев мне дверь отворил.
В кабинете топилась печка,
За окном становилось темней.
Он сказал: «Напишите балладу
Обо мне и жизни моей!
И я провел безумный год
У шлейфа черного. За муки,
За дни терзаний и невзгод
Моих волос касались руки,
Смотрели темные глаза,
Дышала синяя гроза.
И я смотрю. И синим кругом
Мои глаза обведены.
Она зовет печальным другом.
Она рассказывает сны.
Прекрасное солнце
Спокойно склонилось в море,
Зыбкие волны окрасила
Темная ночь,
И только заря осыпает их
Золотыми лучами;
И шумная сила прилива
Белые волны теснит к берегам,
И волны скачут в поспешном веселье,
Как стада белорунных овец,
О Мир, краса земли, блаженство жизни сей!
О радость чистая отеческих селений!
Войну смиряешь ты улыбкою своей,
Начало счастия, невинных наслаждений!
Воззришь—и слезы ты печальнаго отрешь;
Утешишь нежну мать, любезных чад лишенну;
Супруге горестной отраду принесешь,
И в веси возвратишь любовь благословенну.
Блаженна та страна, где ты, о сын небес!
Там сладостям для нас семейственныя узы;
Вселенская поэма
Земля любит Солнце за то,
Что Солнце горит и смеется.
А Солнце за то любит Землю,
Что плачет и мерзнет она.
Не сблизиться им никогда,
Они и далеки, и близки;
Пока не остынет светило,
Живет и страдает Земля.
Есть ли же толк?
Что ты примолк?
Скучно писать!
Лучше зевать,
Глядя на нос
Будешь, друг, кос!
Скинь, Плещепуп,
Лени тулуп;
Сотней стихов
(Смертных грехов)
Трескучей дробью барабанят ружья
По лиственницам сизым и по соснам.
Случайный дрозд, подраненный, на землю
Валится с криком, трепеща крылом.
Холодный лес, и снег, и ветер колкий…
И мы стоим рассыпанною цепью, —
В руках двустволки, и визжат протяжно
Мордашки на отпущенных ремнях…
В степи
Степь легла передо мною…
Гаснет солнце на закате;
Как на крыльях соколиных,
Мчится конь мой все быстрее!
Городов и сел не видно…
Даль окутана туманом,
И обнять не могут очи
Этой степи беспредельной!
Конь мой фыркает ноздрями,