Будь, Феокрит, о прелестнейший, мной упомянут с хвалою.
Нежен ты прежде всего, но и торжествен вполне.
Ежели граций ты шлешь в золотые чертоги богатых,
Босы они, без даров, снова приходят к тебе.
Праздно сидят они снова в убогом доме поэта,
Грустно склоняя чело к сгибу остывших колен.
Или мне деву яви, когда в исступлении страсти,
Юноши видя обман, ищет Гекату она.
Или воспой молодого Геракла, которому служит
Люлькою кованый щит, где он и змей задушил.
Солнце встало, с ним — лучи,
Держит Бог в руках ключи,
Бог ключи роняет вниз,
Только Солнцу помолись.
Не по книгам доходить,
Чтоб цветную выткать нить,
Ты на радугу смотри,
На жемчужности зари.
Беда с негромкими чинами,
Коль речь заходит о кресте:
Хоть я и буду с орденами,
Но только не для Вани те.
1.
Мы низвели Коран в святую ночь Алькадра.
2.
Кто изяснит тебе, что значит ночь Алькадра.
3.
Несчетных месяцев длиннее ночь Алькадра.
4.
И Дух и Ангелы нисходят в ночь Алькадра,
Чтоб на год разрешить в ту ночь дела Вселенной.
5.
Гафиз убит. А что его убило, —
Свой черный глаз, дитя, бы ты спросила.Жестокий негр! как он разит стрелами!
Куда ни бросит их — везде могила.Ах, если есть душа у райской птицы,
Не по тебе ль ее трепещут крыла? Нет, не пугай меня рассудком строгим,
Тут ничего его не сможет сила.Любовь свободна. В мире нет преграды,
Которая бы путь ей заступила.О состраданье! голос сердца нежный!
Хотя бы ты на помощь поспешило.Знать, из особой вышло ты стихии, —
Гафиза песнь тебя не победила!
Стал мне реже сниться, слава Богу,
Больше не мерещится везде.
Лег туман на белую дорогу,
Тени побежали по воде.
И весь день не замолкали звоны
Над простором вспаханной земли,
Здесь всего сильнее от Ионы
Колокольни лаврские вдали.
Еще одно забывчивое слово,
Еще один случайный полувздох —
И тосковать я сердцем стану снова,
И буду я опять у этих ног.Душа дрожит, готова вспыхнуть чище,
Хотя давно угас весенний день
И при луне на жизненном кладбище
Страшна и ночь, и собственная тень.
Нет, не рожден я биться лбом,
Ни терпеливо ждать в передней,
Ни есть за княжеским столом,
Ни с умиленьем слушать бредни.
Нет, не рожден я быть рабом,
Мне даже в церкви за обедней
Бывает скверно, каюсь в том,
Прослушать августейший дом.
И то, что чувствовал Марат,
Порой способен понимать я,
Страсть сказала богу песен,
Что потребует залога
Прежде, чем ему отдаться, —
Жить так трудно и убого.
Отвечал ей бог со смехом:
«Изменилось все на свете.
Говоришь как ростовщик ты,
Должников ловящий в сети.
Когда от хмелю преступлений
Толпа развратная буйна
И рад влачить в грязи злой гений
Мужей великих имена, —Мои сгибаются колени
И голова преклонена;
Зову властительные тени
И их читаю письмена.В тени таинственного храма
Учусь сквозь волны фимиама
Словам наставников вниматьИ, забывая гул народный,
Вверяясь думе благородной,
Перекрестясь, пустился я в дорогу…
Но надоел мне путь,
Я поглазел довольно, слава богу,
Пора бы отдохнуть…
Не вечно же мне маяться по свету
Бог знает для чего:
Ведь у меня, сказать по правде, нету
По сердцу никого.Люблю я лес, раскидистое поле,
Люблю грозу и гром,
Да и они прискучат поневоле
Как ангел неба безмятежный,
В сияньи тихого огня
Ты помолись душою нежной
И за себя и за меня.Ты от меня любви словами
Сомненья духа отжени
И сердце тихими крылами
Твоей молитвы осени.
Бог Приключенья, межь богов богатый,
Повел меня в безвестную страну.
Там лето за собой ведет весну,
И снова лето, зной, и ароматы.
Как ожерелье горные там скаты.
Струит рубин живую пелену,
И сердолик, мягча, зовет ко сну,
А пробуждают яркие гранаты.
Как нежишь ты, серебряная ночь,
В душе расцвет немой и тайной силы!
О, окрыли — и дай мне превозмочь
Весь этот тлен бездушный и унылый! Какая ночь! Алмазная роса
Живым огнем с огнями неба в споре,
Как океан, разверзлись небеса,
И спит земля — и теплится, как море.Мой дух, о ночь, как падший серафим,
Признал родство с нетленной жизнью звездной
И, окрылен дыханием твоим,
Готов лететь над этой тайной бездной.
Бог Приключенья, меж богов богатый,
Повел меня в безвестную страну.
Там лето за собой ведет весну,
И снова лето, зной и ароматы.
Как ожерелье, горные там скаты.
Струит рубин живую пелену,
И сердолик, мягча, зовет ко сну,
А пробуждают яркие гранаты.
Младенческой ласки доступен мне лепет,
Душа откровенно так с жизнью мирится.
Безумного счастья томительный трепет
Горячим приливом по сердцу стремится.Скажу той звезде, что так ярко сияет, —
Давно не видались мы в мире широком,
Но я понимаю, на что намекает
Мне с неба она многозначащим оком: — Ты смотришь мне в очи. Ты права: мой трепет
Понятен, как луч твой, что в воды глядится.
Младенческой ласки доступен мне лепет,
Душа откровенно так с жизнью мирится.
Только явятся
Солнца красы,
Всем одеваться
Придут часы.
Боже мой, боже!
Всякий день то же.
К должности водит
Всякого честь;
Пускай с копьем противу злого
Всегда архангел Михаил,
Но и любовию земного
Богат носитель горних сил.Не сном глава его объята
Под райским деревом, в тени, —
Всё, что воздушно и крылато,
Ему поистине сродни.И верю — праведен он будет, —
Прямой судья добру и злу, —
И воробьев он не забудет,
Хотя сочувствует орлу.8 ноября 1878
Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком.
Он жил не в небесной дали,
Его иногда видали
Живого. На Мавзолее.
Он был умнее и злее
Того — иного, другого,
По имени Иегова…
Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком.
Не глумись над чертом, смертный,
Краток жизни путь у нас,
И проклятие навеки —
Не пустой народный глас.Расплатись с долгами, смертный,
Долог жизни путь у нас,
И занять тебе придется,
Как ты делывал не раз.2 июня 1888
Недвижные очи, безумные очи,
Зачем вы средь дня и в часы полуночи
Так жадно вперяетесь вдаль?
Ужели вы в том потонули минувшем,
Давно и мгновенно пред вами мелькнувшем,
Которого сердцу так жаль? Не высмотреть вам, чего нет и что было,
Что сердце, тоскуя, в себе схоронило
На самое темное дно;
Не вам допросить у случайности жадной,
Куда она скрыла рукой беспощадной,
Когда светла осенняя тревога
В румянце туч и шорохе листов,
Так сладостно и просто верить в Бога,
В спокойный труд и свой домашний кров.
Уже закат, одеждами играя,
На лебедях промчался и погас.
И вечер мглистый и листва сырая,
И сердце узнает свой тайный час.
О помыслах Гафиза
Лишь он один да бог на свете знает.
Ему он только сердце
Греховное и пылкое вверяет.
И не одним прощеньем
Всемилосердый благ, — он благ молчаньем…
Ни ангелам, ни людям
Об этом он словечка не роняет.
В нем воли доброй, мудрой много;
Остер в решениях, легок,
За все берется круто, строго;
Все б сделал вдруг, коль был бы бог.
1798
В решеньях краток, быстр, щедроты лил, где мог,
Суд правый водворить брался он живо, строго,
И все бы сделал вдруг; но, ах! он не был бог (Позднейшая рукопись).
О, как волнуюся я мыслию больною,
Что в миг, когда закат так девственно хорош,
Здесь на балконе ты, лицом перед зарею,
Восторга моего, быть может, не поймешь.Внизу померкший сад уснул, — лишь тополь дальный
Всё грезит в вышине, и ставит лист ребром,
И зыблет, уловя денницы блеск прощальный,
И чистым золотом и мелким серебром.И верить хочется, что всё, что так прекрасно,
Так тихо властвует в прозрачный этот миг,
По небу и душе проходит не напрасно,
Как оправдание стремлений роковых.12 августа 1891
Есть в мире лишние, добавочные,
Не вписанные в окоём.
(Нечислящимся в ваших справочниках,
Им свалочная яма — дом).
Есть в мире полые, затолканные,
Немотствующие — навоз,
Гвоздь — вашему подолу шёлковому!
Грязь брезгует из-под колёс!
Офелия гибла и пела,
И пела, сплетая венки;
С цветами, венками и песнью
На дно опустилась реки.И многое с песнями канет
Мне в душу на темное дно,
И много мне чувства, и песен,
И слез, и мечтаний дано.
Многое можно прощать,
Многое, но ведь не все же!
Мы пред врагом отступать
Будем постыдно… О, боже!
Мы пред врагом отступать
Будем теперь… Почему же?
— Брошена русская рать
Там, на полях, без оружий!
Брошена русская рать.
Пушки грохочут все реже,
«Христос воскресе!» — клик весенний.
Кому ж послать его в стихах,
Как не тому, кто в дождь осенний
И в январе — с цветком в руках? Твои букеты — вести мая,
Дань поклоненья красоте.
Ты их несешь, не забывая
О тяжком жизненном кресте.Но ныне праздник искупленья,
Дни обновительных чудес, —
Так будь здоров для поздравленья,
Твердя: «Воистину воскрес!»31 марта 1879
Плачу и рыдаю,
Рвуся и страдаю,
Только лишь воспомню смерти час
И когда увижу потерявша глас,
Потерявша образ по скончаньи века
В преужасном гробе мертва человека.
Не постигнут, боже, тайны сей умы,
Что к такой злой доле
По всевышней воле
Сотворенны мы
Полуночные образы реют,
Блещут искрами ярко впотьмах,
Но глаза различить не умеют,
Много ль их на тревожных крылах.Полуночные образы стонут,
Как больной в утомительном сне,
И всплывают, и стонут, и тонут —
Но о чем это стонут оне? Полуночные образы воют,
Как духов испугавшийся пес;
То нахлынут, то бездну откроют,
Как волна обнажает утес.
(Строфы)
Благодарю тебя, боже,
Молясь пред распятьем,
За счастье дыханья,
За прелесть лазури,
Не будь ко мне строже,
Чем я к своим братьям,
Избавь от страданья,
Будь светочем в буре,
Насущного хлеба
Предав себя судьбам на произвол,
Моя душа жила голубкой мирной;
Но твой, о солнце, пламень к ней дошел,
Испепелил ее твой огнь всемирный.И вот — смотри, что пепел проивел:
Свободных крыл гордясь стезей обширной,
Божественного гения орел
Дышать взлетает радостью эфирной.
С тех пор, как бог в тебе осуществил
Передо мной создание поэта,
Не знаю сам, за что я полюбил
Игривое созвучие сонета.Не знаю сам, зачем он сердцу мил:
Быть может, звук знакомого привета
Он тех же рифм чредой изобразил —
И ложною мечтой душа согрета.А может быть, он схож с тобою в том,
Что изо всех стихов его стихом,
Как и тобой, владеть всего труднее, Иль, наконец, причудливый, как ты,
Смиряясь, он для чувства красоты,
Я был пустынною страной;
Огонь мистический спалил
Моей души погибший дол;
Песок пустыни огневой,
Я там взвивался и пылил,
И, ветром уносимый,
Я в небеса ушел.
Хвала творцу: во мне он
Унял убийственный огонь,
Он дождик мне послал сырой, —