Трикрат на нас сильней флот Шведов тек;
Бесстрашный Чичагов Екатерине рек:
«Коль нам помощник Бог, нас тьмой не сглотят сил!»
Отбил, облег, разбил, пленил.
1790
Се человек!
На Бога уповал и рек:
Нас тьмою не поглотят сил:
Отбил, облег, разбил, пленил.
Кого блистающа я вижу средь лучей?
Не Марс ли? Аполлон, Эрмий, иль бог морей?
Ликурга ль образ сей, Алкида ль представляет? —
Великого Петра, — мне Клия отвечает.
На изображение Петра Великого
Се кое божество блистает средь лучей?
Кто — Марс иль Аполлон, Эрмий иль бог морей?
На ту же статую
Который это бог? божествен вид сей чей?
Кто — Марс иль Аполлон? иль это бог морей?
Премудрости внимая,
Создал храм Богу Соломон.
На мрамор сей взирая,
Hе представляется ли он?
О нет! се образ Гавриила.
Екатерина им сей храм соорудила.
1790
На здание сие взирая,
Hе вспоминается ли он?
Нет: образ Гавриила.
Екатерины глас он вняв, соорудил,
Мир торжествуя, освятил
Сей храм во славу Бога мира.
В нем воли доброй, мудрой много;
Остер в решениях, легок,
За все берется круто, строго;
Все б сделал вдруг, коль был бы бог.
1798
В решеньях краток, быстр, щедроты лил, где мог,
Суд правый водворить брался он живо, строго,
И все бы сделал вдруг; но, ах! он не был бог (Позднейшая рукопись).
О Боже! чту Твоих пределов светозарность
И льщусь, что я могу в блаженстве вечном жить;
К престолу Твоему взываю благодарность,
Что Ты определил мне в сей надежде быть.
Ты благость льешь свою на грешных всеконечно,
Ты наши слабости щедротой превозмог;
Владение Твое есть благо и предвечно:
Мне все вещает здесь, что Ты прямой есть Бог.
Мне солнце есть Твоих пределов предявленье,
Могущество Твое со всех я вижу стран;
Природа вся мне в том есть точно уверенье,
Что Твой закон всему пространну миру дан.
Величие Твое, о Боже! воспеваю,
К Тебе стремлю я мысль и чувствия и дух,
И сердцем существо Твое я прославляю;
О Боже! преклони к усердным песням слух.
Мне помощь не нужна парнасска Аполлона,
Дабы Создателя усердием почтить;
Не надобно к тому гремящей лиры звона, —
Лишь надобно уметь Создателя любить.
<1780-е>
Бог нам прибежище и сила,
Помощник в скорбях, средь врагов!
Хотя б вселенная грозила
И горы, двигшись с берегов,
В сердца морские прелагались,
Не убоюсь, — защитник Он!
Пусть гром гремит, бурюют бури,
И до небес восходит понт,
Сверкают молньи средь лазури
И рдеет черный горизонт;
Но вод кипящих устремленье
Увеселит лишь Божий град.
Бог посреди — священны стены
Не двигнутся Его никем:
Со утром придут перемены;
Смятутся вражески тьмы тем,
Уклонятся престолы, царствы,
Даст Вышний глас, — вздрогнет земля!
Господь помощник мой, спаситель —
Придите, зрите чудеса! —
Заступник, жезл и защититель,
Моя и слава и краса.
Он хощет, — и враждебны сонмы
Оцепенеют вкруг меня!
С концов земных сопхнутся брани,
Лук сокрушится, копие;
Блаженных, мирных дней, деяний
Исполнит наше житие,
Мечи железны переплавит
В плуги, серпы и косы Он, —
И упразднится злоба ада,
Да разумеет человек,
Что небо тем покров, отрада,
Кто в правде свой проводит век.
Так! — Бог, Господь мой мне заступник
И на Него надеюсь я!
8 сентября 1807
Терпел я, уповал на Бога,
И преклонился ко мне Бог;
Мое смятение, тревога
Проникнули в Его чертог.
Из бездн клевет меня избавил,
Приял в обятья Он свои,
На камне ноги мне поставил
И утвердил стопы мои.
Вложил в уста мои песнь нову,
Хвалу я Господу воспел;
Все зрели, все дивились слову,
В котором я о Нем гремел.
Блажен, своим кто упованьем
Почиет в Боге лишь одном,
И ложной суеты с мечтаньем
Не ослепляется лучом.
Велик, велик Он чудесами,
Которые на мне явил;
Непостижимыми делами
Себя никто с Ним не сравнил.
Не исчислять их, проповедать, —
Мое я пенье возношу
Сердечны чувства исповедать;
Других я жертв не приношу.
Так! в путь иду мой, не робея
(Написано о мне в судьбах!),
Законом Божьим пламенея,
Живущим у меня в костях.
<1796>
О, коль возлюбленно селенье
Твое мне, Боже, Боже сил!
Душа в восторге, в умиленье,
На пламенном пареньи крыл
К Тебе моя летит, стремится,
И жаждет Твой узреть чертог;
А плоть и сердце веселится,
Что царствует мой в небе Бог!
Как голубь храмину находит
И ласточка гнездо себе,
И в нем детей своих выводит,
Так я найду покой в Тебе.
Блажен в дому Твоем живущий
И восхваляющий Тебя,
Защитником Тебя имущий
В невинном сердце у себя!
Долину может он унылу
В луга и воды превратить,
Ненастье в ведро, — духом в силу
Пришед, в Сионе опочить
Услышь, услышь мое моленье,
О Боже сил! миров Господь!
Внуши сердечное прошенье,
И призри на меня с высот.
В Твоем мне доме день милее,
Чем тысячи в дому других;
У прага храма веселее,
Чем у вельмож на пире злых.
Един даешь все благи смертным,
Великолепье, славу Ты!
Не оставляешь неприметным
Ты и меня в моем пути.
Так Ты, который управляет
Подсолнечной из века в век!
Блажен, блажен, коль уповает
На Бога токмо человек!
<1797>
Царствует, вижу, всюду разврат,
К правде сокрыты путь и дорога;
Глупые, злые в сердце их мнят:
«Где добродетель? — верно нет Бога:
Случай все, случай творит!»
Нет, нет, злодеи! есть Бог и зрит
Вашу с высот Он глупость и дерзость;
Видит сквозь самый мрачный зенит
Гнусны деянья, совестей мерзость;
Грозно вам в громе гремит:
«Я ли забвенным вами мог быть,
Всюду блистая в дивных твореньях?
В солнце ль меня не хощете чтить?
Звезд в миллионах, в тварях, в растеньях!
Вам ли меня позабыть?
Все позабыли: зрит ли тех свет,
Хлеб мой вкушая, кто б помнил меня?
Страха боятся, страха где нет;
Тщетной надеждой дух свой маня,
Тленное вечным всяк чтит».
Сгибнут и кости с телом душ тех,
Кои безбожно рабствуют миру.
Дух мой! кумиров презри ты всех:
Звучну приемля царскую лиру,
Бога единого пой!
1804
Господь воцарился!
Земля, веселись!
Мрак туч расступился;
Холм, в свет облекись:
Правда и суд утвердились
Вкруг трона Его.
Пред Ним огнь предыдет,
Врагов попалит,
Вселенную двигнет,
Гром мрак осветит;
Горы, как воск, вмиг растают
Пред Божьим лицом.
И небо всем правду
Его возвестит;
Народ в нем отраду,
Честь, славу узрит;
Те же, что чтили кумиров,
Поникнут с стыдом.
Услыша с весельем,
Взыграет Сион,
Сонм дев с восхищеньем
Воскликнет о Нем
И возгласит, что правдивы
Господни судьбы!
Творец, что всех высший
Над всеми есть Бог,
Кой, взором проникши,
Унизил злых рог;
Души храня, преподобных
Лучом осиял.
Ликуйте ж о Боге,
О добрые! днесь,
Хвалите в восторге
Царя вы небес!
Имя и святость и славу
Воспойте Его.
3 июля 1809
Исповемся я душою,
Сердцем всем Тебе моим:
Средь поющих Ангел строю
Цитрой благодарный гимн
Взбрячу, что Ты глаголу,
Господи внял уст моих.
Храму Твоему святому
В умиленье поклонюсь,
Богу кроткому, благому
Слез реками пролиюсь,
Что вознес меня от долу
На чреду высот Своих.
Бог и впредь меня услышит,
Как Его я призову;
Ум и сердце мне возвысит,
Крепость даст, подобно льву,
И своей мне силой душу
Расширит, наполнит грудь.
И услышат и познают
Власти и цари земны,
Что те ввек не погибают,
Кто Творцом охранены.
Я все ужасы разрушу,
Правды, славы в путь пойду.
Издалече Бог надменных
Угнетает бед ярмом,
А с высот на униженных
Призирает благ лучом;
Тех низводит, сих возводит,
Манием весь правит свет.
О всесильный! если скорбью
Я и впредь сражусь, стеня, —
Оживляй Твоей любовью,
Провождай в слезах меня,
И как гром на злых снисходит,
Дух Тебя мой да поет.
30 сентября 1807
Hе мышлю никогда за Пиндаром гоняться
И бурным вихрем вверх до солнца подыматься;
Чтоб Фениксом не стать, боюся я того
И с жару б не сгореть в полвека моего,
Hе треснуть бы с огня.
Стихи мои слагать, —
Довольно для меня
Зефиру подражать:
Он нежно на цветы и розы красны дует
И все он их целует;
Чего же мне желать? Пишу я и целую
Анюту дорогую.
Когда хочу настроить в хвалу богов я струны,
Или когда монархов блистанье петь фортуны,
To голос мой исчезнет и силы сокрушатся,
И стройные тут струны нестройны становятся.
А если я оставлю богов, царей в порфире,
Их петь кому другому на гордой его лире,
И, с сердцем соглашаясь, люблю, скажу, драгая:
И голос мой тут сладок и песня тут иная, —
Золотая.
Вними, о небо! что реку,
Земля, услышь мои глаголы:
Как дождь на ниву потеку,
И как роса, на злачны долы;
Прольюсь и в мрак я преисподний
Петь имя, чудеса Господни.
Бог истина — и все дела,
И все пути Его суть правы;
Он благость весь и нет в Нем зла;
Всяк мерзок путь Ему лукавый.
О род строптивый, род развратный,
Неблагодарный, святотатный!
Ты так ли воздаешь Творцу
За все Его благодеянья,
Когда б к Нему ты, как к Отцу,
Припасть в сердечном воздыханьи
Был должен и принесть моленья
За все твои, ах! — согрешенья!
Ты ж, буй,— зришь на других людей,
Забыв, что Он твой предводитель,
Господь твоих, источник дней,
Творец, питатель, покровитель,
И ты пред Ним толь стал злокознен,
Ему враждебен, непокорен!
…Спроси отца, гробов в тени,
Да скажет ада из средины,
Когда Бог разделил народы
Адамлих чад на стольки роды.
<1810-е>
Простря крыле, Екатерина
Лишь вознеслася к Богу в свет,
Увы! упала с нас корона,
И матери народов нет!
Защитницы нет, равной львице,
И в скорби лишь отрада нам,
Что в дом она свой возвратилась,
В дом Ангелов, вкусить свой труд;
Что по себе не только славу
Оставила, но Божий дар,
Отца отечества нам — Павла:
Коль львица мать была, — сын лев!
Бог сил в тебе! рожден ты мудрым;
На правде утвердил свой трон;
Щедрот и милостей льешь реки;
Твой дом — дом мира; сад — сыны;
Златый венец — супруга, дщери:
Се друга Божья, смертных — часть!
На трон вступил ты и мгновенно
Отер ток слез со всех ланит;
Твой меч в полках несчетных блещет
Для мира больше и для благ,
Которы не иссякнут вечно.
Ясна заря — и вечер светл.
Как новая звезда, возникнув,
Лучи приятны льет очам, —
Живущи на нее все смотрят:
Так на тебя, всемощный царь,
Зрит мир, напастьми угнетенный,
И ждет, что усмиришь ты зло.
Престол твой окружен морями;
Меж их — языков тьмы: мольба
Звучней возносится, чем волны;
Воззри! Израильтянов род
Свои колена преклоняет:
Ты жертву их прими, как Бог.
1799
Не любопытствуй запрещенным
Халдейским мудрованьем знать,
Какая есть судьба рожденным
И сколь нам долго проживать?
Полезнее о том не ведать
И не гадать, что будет впредь;
Ни лиха, ни добра не бегать,
А принимать, что ни придет.
Пусть боги свыше посылают
Жестокий зной иль лютый мраз,
Пусть бури, грозы повторяют,
Иль грянет гром в последний раз:
Что нужды? — Будь мудрей, чем прежде;
В прок вин не запасай драгих;
Обрезывай крыле надежде
По краткости ты дней своих.
Так! время злое быстротечно
Летит меж тем, как говорим;
Щипли ж веселие сердечно
С тех роз, на кои мы глядим:
Красуйся дня сего благими,
Пей чашу радости теперь,
Не льстись горами золотыми
И будущему дню не верь.
«Не спрашивай; грешно, о Левконоя, знать,
Какой тебе и мне судили боги дать
Конец. Терпи и жди! не знай халдейских бредней.
Дано ли много зим, иль с этою последней,
Шумящей по волнам Тиррены, смолкнешь ты,
Пей, очищай вино и умеряй мечты....
Пока мы говорим, уходит время злое:
Лови текущий день, не веря в остальное».
На завтра крепостей с судьбины
Бессильны сами взять цари.
Что смелая рука Поэзии писала,
Как Бога, истину, Фелицу во плоти
И добродетели твои изображала,
Дерзаю к твоему престолу принести,
Не по достоинству изящнейшего слога,
Но по усердию к тебе души моей.
Как жертву чистую, возжженную для Бога,
Прими с небесною улыбкою твоей,
Прими и освяти твоим благоволеньем,
И Музе будь моей подпорой и щитом,
Как мне была и есть ты от клевет спасеньем.
Да веселясь она и с бодрственным челом
Пойдет сквозь тму времен и станет средь потомков,
Суда их не страшась, твои хвалы вещать;
И алчный червь когда, меж гробовых обломков,
Оставший будет прах костей моих глодать:
Забудется во мне последний род Багрима,
Мой вросший в землю дом никто не посетит;
Но лира коль моя в пыли где будет зрима
И древних струн ея где голос прозвенит,
Под именем твоим громка она пребудет;
Ты славою, — твоим я эхом буду жить.
Героев и певцов вселенна не забудет;
В могиле буду я, но буду говорить.
Забудется во мне последний род Багрима.
Под именем твоим громка она пребудет и проч.
Но, воспев великость сего имени,
Позволь мне право то иметь
(Я должною мне участью считаю),
Чтоб имя и мое (тобой) известно свету было.
В могиле буду я, но буду говорить.
Ты истинной хвалы в царях была достойна.
Воспомнит о тебе, как о Траяне, свет:
Ослепленная алчба крови, губительница смертных, не твоему мрачному неистовству посвящаю я здесь алтарь, но той мужественной, постоянной, твердой и долготерпеливой добродетели, которая, презирая обуревание судьбины, непреклонна от гласу ненависти, полна любови к своей жизни, из великодушия токмо пренебрегает смерть.
Низведенный гнев богов преступком дерзкого Прометея, похитившего у них небесный огнь, велел распространиться из вредного сосуда Пандоры по всей земле адскому отроищу зла; только единственная частица их милости осталася на дне пагубнаго сего сосуда в надежде.
На страшном позоре оном, где люди яко на игрище представляют свои лица, природа утешающаяся нашими несчастиями, кажется нам мачиха: заслуги, достоинства, порода и ничто не освобождает нас от страдания. Во всех наших участях беды с нами: я вижу Галилея в узах, Медицис в заточении и Карла на месте лобном.
Здесь похищенное у тебя счастие возжигает в тебе отмщение; тамо неповинное твое сердце прободают стрелы зависти; тут изнуряющая скорбь разливает свои страхи на цветущее твое здравие. Сегодня больна жена, завтра мать, или брат, или смерть верного друга, заставляют тебя проливать слезы.
Тако, не взирая на усильственную лютость свирепствующей хляби, носится утлое судно по ярящемуся морю. Воздвизаемые бурным дыханием волны то возносят к облакам, то низвергают его в тартар. Небо возвещает ему его сокрушение, но оно, подкрепляемое своею бодростию, противится и волнам и вихрям и безднам.
Итак, в смущенных днях, противу всех наветов твердость щит и непоколебимость оружия. Судьбина может гнать и изготовлять падение и ускорять погибель, но никакая опасность не сотрясет постоянства. Когда боязливая подлость исчезает без надежды, тогда дух крепкий мужаться должен.
Божество времени скорыми своими крылами летит и не возвращается к нам паки. Хотя не может оно отменить судьбины, но, кажется, в его отдалении самим своим полетом уже дает нам благо, ибо все им причиняемое и все истребляемое, даже до малейшего следа, уносит оно с собою. Для чего ж вздыхать в краткое несчастие, которое пройдет в минуту, и для чего беспрестанно нам жаловаться?
Чуждуся я Овидия: печален, грустен, боязлив и даже в самой бедности ползающий льстец своего тирана не имеет ничего мужественного в своем сердце. Должно ли заключить из его жалоб, что кроме пышных стен Рима нет нигде надежды смертным? Блажен бы он был, когда бы в своем заключении, как Гораций, сказать мог: «Счастие мое со мною!»
Крепкие филозофские духи, жители на земли неба, звезды стоического учения! вы будете из смертных боги. Ваши мудрования, ваши непоколебимые души над человечеством торжествуют. Что могут налоги несчастия мужественному сделать сердцу, которое унывать неспособно?
Регул оставляет друзей, отечество, идет в Карфагену, предается в неволю укротить дикую суровость своих мучителей. Велизария я более чту в его презрении и в нищете, нежели на лоне его благополучия. Если я удивляюся великому Людовику, то это тогда, как его угнетают несчастия, и он лишается своегопотомства.
Малый дух покоится без труда в недре своего благополучия; человек наслаждается своим счастием, которое ему дарует случай; душа благородная не токмо отличается в благоприятном времени, но ежели и обстоятельства смешаны. Сие же опыт совершенной добродетели, когда сердце в жестокостях рока растет и возвышается.
Вечное предопределение неупросимо; напрасно хотят преобратить его; который смертный дерзнул противоборствовать его узаконениям? Нет! все силы Алцидовы в крутизнах стремления его слабы. Постоянною душою только надлежит сносить свирепость несчастия, которое никак пременить не можно.
Хор
Воскликни Господу, вселенна!
Его святое имя пой!
И ты, о лира восхищенна!
В хвалу Ему свой глас настрой.
Рцы Богу, коль дела Его предивны,
С высокой пал наш враг стремнины.
Весь мир Творцу поет хвалебный лик:
Велик! велик! велик!
Приди и обозри, о смертный!
Непостижимы чудеса:
На чем стоят столпы несметны,
Держащи землю, небеса;
Зри, обращал как Бог понт в сушу,
Как хлябь разверз, простер в ней путь
И там провел живую душу,
И ветр не мог никак где дуть!
Хор
Воскликни Господу, вселенна!
Его святое имя пой!
И ты, о лира восхищенна!
В хвалу Ему твой глас настрой.
Рцы Богу, коль дела Его предивны,
С высокой пал наш враг стремнины.
Весь мир Творцу поет хвалебный лик:
Велик! велик! велик!
Его всевидящее око
Сквозь бездн всех звезд на мир сей зрит,
Что низко в нем и что высоко,
Над вражеской гордыней бдит
И нас ведет к блаженной жизни,
Стопы склоняя на добро;
Чрез брань, беды и укоризны
Так чистит нас, как огнь сребро.
Хор
Воскликни Господу, вселенна!
Его святое имя пой!
И ты, о лира восхищенна!
В хвалу Ему твой глас настрой.
Рцы Богу, коль дела Его предивны,
С высокой пал наш враг стремнины.
Весь мир Творцу поет хвалебный лик:
Велик! велик! велик!
Хотя вводил Он нас в напасти
И посылал на нас войны:
Но то Его был опыт власти,
Чтоб наши наказать вины.
Благословите ж, все языки,
Днесь Бога нашего, и вы,
Зря чудеса Его велики,
Хвалите, преклоня главы.
Хор
Воскликни Господу, вселенна!
Его святое имя пой!
И ты, о лира восхищенна!
В хвалу Ему твой глас настрой.
Рцы Богу, коль дела Его предивны,
С высокой пал наш враг стремнины.
Весь мир Творцу поет хвалебный лик:
Велик! велик! велик!
Придите в храм наш и внимайте
Душ славословия трубу;
Но не на жертвы вы взирайте,—
На искренню Творцу мольбу;
И ежели язык неправду
Какую наш в сей час изрек,
Да удалит от нас пощаду
И милость Он свою навек.
Хор
Воскликни Господу, вселенна!
Его святое имя пой!
И ты, о лира восхищенна!
В хвалу Ему твой глас настрой.
Рцы Богу, коль дела Его предивны,
С высокой пал наш враг стремнины.
Весь мир Творцу поет хвалебный лик:
Велик! велик! велик!
16 июля 1811
Что за призраки прелестны,
Легки, светлы существа,
Сонм эфирный, сонм небесный,
Тени, лица божества,
В неописанном восторге
Мой лелеют, нежат дух?
Не богов ли я в чертоге? —
Прав ты, прав ты, Шведенбург!
Вижу холм под облаками,
Озлащаемый лучом,
Осеняемый древами,
Ожурчаемый ключом;
Средь сребристых вод и брегу
Лебедей, детей зрю вкруг;
Вижу всю эдемску негу. —
Прав ты, прав ты, Шведенбург!
Слышу: дышит повсеместно,
Порхает вкруг роз Зефир,
Улыбается прелестно
Красота от звуков лир;
Душ невинных разговоры,
Как гармония, вокруг,
Как зари, их светят взоры; —
Прав ты, прав ты, Шведенбург!
Дремлет злоба с мрачным свойством,
Спит, нахмурясь, бранный жар;
Мир, обемляся с спокойством,
Пьют божественный нектар;
Духи вверх и вниз шурмуют,
Хороводы вьются вкруг,
С дружбою любовь ликуют.
Прав ты, прав ты, Шведенбург!
Прав ты, что воображеньем
Мог сих таинств доходить,
Что мы с плоти отверженьем
Будем с ангелами жить.
Ах! коль ложно это чувство,
Наш бессилен смертен дух, —
Не творило б див искусство. —
Прав ты, прав ты, Шведенбург!
Не могли б мы возвышаться
И к понятию духов,
Их блаженством утешаться
На земли, средь облаков;
Днесь их разность в том лишь с нами,
Что наш связан с телом дух, —
Будем, будем мы богами!
Прав ты, прав ты, Шведенбург!
1808
Высоку песнь я возглашаю!
Тебе, господь мой, посвящаю
И лиру и перо мое.
Краснейший всех сынов телесных!
Течет из уст, очес небесных
Благоволенье всем твое.
Сам Бог тебя благословляет,
Величеством в тебе сияет,
И при бедре твой сильный меч:
Блеснешь ты им — и ополчишься,
В защиту правды устремишься,
Невинных стон и вопль пресечь.
Ты бросишь громы из десницы,
От запада к вратам денницы
Покажешь чудеса, герой!
Рассыплешь изощренны стрелы,
Распространишь твои пределы,
Попрешь врагов своей ногой.
Престол твой Богом утвердится,
Щедротой скипетр позлатится,
Явишься ты царем сердец;
Ты добродетельных возлюбишь,
Злодея добрым быть принудишь
И будешь вдов, сирот отец.
Во славе Бог тебя покажет,
Елеем радости помажет
Всех паче сверстников твоих:
Алоэ, смирна и кассия
От ризы твоея драгия
Прольют здесь ароматы их.
И мамонта костей белее,
Прозрачней, чище и светлее
Созиждется тебе чертог.
Но что? — Уже во храм священный
Вошел бог, в младость облеченный;
Пленяет всех сердца восторг.
Мы видим: дщерь ему царева
Предстала, юна, лепа дева,
А с нею, как заря, любовь:
В монистах грудь ея Офира
Дыханьем зыблется зефира
Во плене золотых оков.
Внемли, о дщерь! и вразумися;
От стран твоих ты отрекися,
Отеческий твой дом забудь:
Монарх красы твоей желает,
К тебе он руку простирает,
И ты верна ему пребудь.
Тогда тебе дщерь тирска длани
Прострет со многоценны дани;
Народы славные почтят
В душе сонм доблестей прекрасный:
Исшвенны на одеждах рясны
Красой вселенну удивят.
И се, чета в лучах порфирных
Грядет из храма в звуках лирных;
Вкруг ближние текут за ней;
Идут в чертог в воскликновеньи,
В весельи, в славе, в восхищеньи,
К царице, матери своей.
Да будет ей собор державных
Чад ваших, вместо предков славных,
Поставлен править сей народ!
Ваш памятник да вознесется,
Звезд вашим именем коснется
И вас прославит в род и род!
1793
НА ПОКОРЕНИЕ ПАРИЖА.
Сердце пленяюща лира,
Гений восторга взносись!
И обтекая вкруг мира,
Светлый твой голос возвысь. —
Пой Того—крепость, мощ львину
Агнца,—что кротость явил,
Другую Кто половину
Света—Париж покорил!
Милостью больше, чем гневом
В славе блестящь там какь Бог
И провожден Ты вшед Небом
Вь древний Бурбонов чертог;
Дух к ним народа, любовью
Возжегь, и их воскресил;
Бедствы Московски не кровью,
Благомь злодеям отмстил!
Здрав Александрь
Царь будь Царей,
Что без наград
Твердой Твоей
Сверг злость Ты душой,
Доблесть вознес,
Прямо Герой!
Славься сим днесь. *)
Слава Тебе днесь какая
В мире обширном звучит,
Что щастьем, сладостьми рая
Вкруг доблесть,—дух Твой поит:
Взглянешь на грады,—спасенны,
Храмы ль зрит,—жертвы курят;
Дети ль отцам возвращенны, —
Все их Спасителя чтят.
Сколькож отрадно, приятно
Быть Россиянином днесь!
Что Ты нас так благодатно
Славой и честью вознес. —
Вся нас теперь уж вселенна
Своею защитою чтет;
Европа уз свобожденна
Хвальными песньми поет.
Здрав Александр
Царь будь Царей,
Что без наград
Твердой Твоей
Сверг злость Ты душой,
Доблесть вознес!
Прямо Герой!
Славься сим днесь.
Сладкия слезы восторга
С радостных льются очес,
Ангела ль кротка, иль Бога,
Сына ль, Любимца ль Небес
Зрит ве Тебе, иль Исполина,
Маньем смирил что руки
Мире весь? Петр, Екатерина
Стольколь какь Ты Велики?
Мудростью, честью, геройством
Чудный стяжал Ты венец. —
С Богоподобным к нам спокойством,
Царь возвратись и Отец!
К Матери нежной скорее
В славе победных лучей,
Солнце весной как светлее,
Дай жизнь России такь всей.
Здрав Александр
Царь будь Царей,
Что без наград
Твердой Твоей
Сверг злость Ты душой,
Доблесть вознес!
Прямо Герой!
Славься сим днесь.
Первый перевод
Счастлив, подобится в блаженстве тот богам,
Кто близ тебя сидит и по тебе вздыхает,
С тобой беседует, тебе внимает сам
И сладкою твоей улыбкой тайно тает.
Я чувствую в тот миг, когда тебя узрю,
Тончайший огнь и мраз, из жил текущий в жилы;
В восторгах сладостных вся млею, вся горю,
Ни слов не нахожу, ни голоса, ни силы.
Густая, темна мгла мой взор обемлет вкруг;
Не слышу ничего, не вижу и не знаю:
В оцепенении едва дышу — и вдруг,
Лишенна чувств, дрожу, бледнею, умираю.
Второй перевод
Блажен, подобится богам
С тобой сидящий в разговорах,
Сладчайшим внемлющий устам,
Улыбке нежной в страстных взорах!
Увижу ль я сие, — и вмиг
Трепещет сердце, грудь теснится,
Немеет речь в устах моих
И молния по мне стремится.
По слуху шум, по взорам мрак,
По жилам хлад я ощущаю;
Дрожу, бледнею — и, как злак
Упадший, вяну, умираю.
1797
Φαίνεταί μοι κῆνος ἴσος θέοισιν
ἔμμεν ὤνηρ, ὅστις ἐναντίος τοι
ἰζάνει, καὶ πλασίον ἆδυ φωνεί-
καὶ γελαίσας ἰμερόεν, τό μοι μὰν
καρδίαν ἐν στήθεσιν ἐπτόασεν·
ὡς γὰρ εὔιδον βροχέος σε, φώνας
ἀλλὰ καμ μὲν γλῶσσα ἔαγε, λέπτον δ’
αὔτικα χρῶ πῦρ ὑπαδεδρόμακεν,
ὀππάτεσσι δ’ οὐδὲν ὅρημ’, ἐπιρρόμ-
ἁ δέ μ’ ἵδρως κακχέεται, τρόμος δὲ
πᾶσαν ἄγρει, χλωροτέρα δὲ ποίας
ἔμμι, τεθνάκην δ’ ὀλίγω ’πιδεύην
ἀλλὰ πὰν τόλματον —.
(Poеtaе lyrиcи graеcи, rеcеns. Th. Bеrgk, Лейпциг, 1853).
Блажен, богам подобен тот,
Кто, сидя напротив, внимает
Глас сладкий уст твоих — и ах,
Улыбку милую любви!
Я вижу то, — и сердце бьет
Мне в грудь сильней, глас исчезает,
Язык не движется в устах
И быстрый огнь бежит в крови.
Темнеют взоры, шум в ушах,
По телу мраз я ощущаю,
Дрожу, бледнею и, как злак,
Паду без чувства, умираю.
Блажен подобно тот богам,
Кто близ тебя, и страстно в разговорах
Внимает сладостным твоим устам
И улыбанию во взорах!
Увижу я сие, — и вмиг
Волнует кровь, дыхание теснится,
Язык не движется в устах моих
И быстрый огнь по мне стремится.
Во слухе шум, во взорах мрак,
По телу хлад текущий ощущаю,
Дрожу, бледнею, вяну, будто злак,
И бездыханна умираю.
Сердце пленяюща лира!
Гений восторга! взносись
И, обтекая вкруг мира,
Светлый твой голос возвысь.
Пой того крепость, мощь львину
Агнца, — кто кротость явил,
И другую половину
Света — Париж покорил!
Милостью больше, чем гневом,
В славе блестящ там, как Бог,
Препровожденный вшел небом
В древний Бурбонов чертог;
Дух к ним народа любовью
Возжегши, их воскресил;
Бедства московски не кровью,
Благом злодеям отмстил.
Здрав, Александр,
Царь будь царей,
Что без наград
Твердой твоей
Сверг злость ты душой,
Доблесть вознес,
Прямо герой!
Славься сим днесь!
Слава тебе днесь какая
В мире обширном звучит,
Счастьем что, сладостьми рая
Вкруг доблесть дух твой поит:
Взглянешь на грады, — спасенны;
Храмы ль зришь, — жертвы курят;
Дети ль отцам возвращенны, —
Все их спасителя чтят.
Сколько ж отрадно, приятно
Быть Россиянином днесь,
Что ты нас так благодатно
Славой и честью вознес!
Вся нас теперя вселенна
Своей уж защитой чтет;
Европа уз свобожденна
Хвальными песньми поет.
Здрав, Александр,
Царь будь царей,
Что без наград
Твердой твоей
Сверг злость ты душой,
Доблесть вознес,
Прямо герой!
Славься сим днесь!
Сладкие слезы восторга
С радостных льются очес:
Ангела ль кротка, иль бога,
Сына ль, любимца ль небес
Зрим в тебе, иль исполина,
Маньем смирил что руки
Мир весь? — Петр, Екатерина,
Столько ль, как ты, велики?
Мудростью, правдой, геройством
Чудный стяжал ты венец.
С богоподобным к нам свойством
Царь возвратись и отец!
К матери нежной скорее
В славе победных лучей;
Солнце весной как светлее,
Дай жизнь России так всей.
Здрав, Александр,
Царь будь царей,
Что без наград
Твердой твоей
Сверг злость ты душой,
Доблесть вознес,
Прямо герой!
Славься сим днесь!
17 апреля 1814
На розовых крылах Темпейску
Эрот долину пролетал, —
Незапно во страну Рифейску
Впорхнул, где Север обитал:
Увидел инеи, морозы,
Железны шлемы и мечи,
Военные вседневны грозы,
С оружья блещущи лучи;
Услышал от побед вкруг звуки:
Там грады, там полки падут,
Там злобе пленной вяжут руки,
Там на мятеж ярем кладут;
Узрел — и с ужаса и хладу
Крылами в трепете взмахнул,
Хотел лететь назад в Элладу;
Но как-то факел свой стряхнул —
И в тме вдруг искры покатились:
Расцвел весной полночный край;
Орлы двух царств соединились;
Средь Гатчины открылся рай!
Пленяет нежный гром музыки,
Пылают тысящи лампад,
Харит младых прелестны лики
В венцах пред троном предстоят:
Те пляшут, скачут; те играют;
Те скромных взглядами очей
Сердца героев поражают
И в плен влекут богатырей.
Эрот, красами удивленный,
«Не царство ль», рек: «я зрю мое?
Но кто на троне (дерзновенный!),
Отняв у Марса меч, копье,
Да и мои всесильны стрел
Красу здесь с храбростью венчал»? —
«Марии, Павла здесь пределы»,
Ему весь Север отвечал.
Хор.
Кто храбростью и красотою
Умеет купно обладать,
Тот может миром и войною
И светом всем повелевать.
Вздохнул Эрот: «Так пусть уж боги
Не ждут меня в Темпейский дол;
Мне святы Павловы чертоги:
Я в них поставил мой престол.
Хор.
Ликуйте, Павел и Мария,
Любовь в чертогах зря своих!
Хот ваши дщери, днесь младые,
Надели цепь царей чужих,
Но зрим мы, чувствуем неложно
Ваш разум, сердца доброту:
Где храбростью пленять не должно,
Туда вы шлете красоту.
Так, Александра, не войною,
Но красотой плени ты свет;
И ты, Елена, не виною
Будь царских распрь, народных бед;
Но днесь, любви сопрягшись богом,
Иосиф, Павел, Фридерих!
Европе будьте вы залогом
Покоя, счастья, дней златых!
1799
Горшки не боги обжигают,
Не все пьют пиво богачи:
Пусть, Муза! нас хоть осуждают,
Но ты днесь в кобас пробренчи
И, всшед на холм высокий, званский,
Прогаркни праздник сей крестьянский,
Который господа дают, —
Где все молодки с молодцами,
Под балалайками, гудками,
С парнями, с девками поют.
Поют под пляской в песнях сельских,
Что можно и крестьянам быть
По упражненьях деревенских
Счастливым, радостным — и пить.
Раздайтесь же, круги, пошире,
И на преславном этом пире
Гуляй, удала голова!
Ничто теперь уже не диво:
Коль есть в глазах вино и пиво,
Все, братцы, в свете трын-трава.
Гуляйте, бороды с усами,
Купайтесь по уши в чанах,
И вы, повойники с чепцами,
Не оставайтесь на дрожжах;
Но кто что хочет, то тяните,
Проказьте, вздорьте, курамшите;
Тут нет вины, где пир горой;
Но, в домы вшед, питьем не лейтесь;
С женой муж яицами бейтесь
Или скачите чехардой.
Но только, встав поутру рано,
Перекрестите шумный лоб,
Умыв водой лицо багряно;
С похмелья чару водки троп —
Уж не влекитесь больше к пьянству,
Здоровью вредну, христианству
И разорительну всем вам;
А в руки взяв серп, соху, косу,
Пребудьте, не поднявши носу,
Любезны Богу, господам.
Не зря на ветреных французов,
Что мнили ровны быть царям,
И, не подняв их вздорных грузов,
Спустилися в навоз к скотам,
И днесь, как звери, с ревом, с воем
Пьют кровь немецкую разбоем,
Мечтав, и Русь что мишура;
Но вы не трусы ведь, ребята,
Штыками ваша грудь рогата;
В милицьи гаркнете: ура!
Ура, российские крестьяне,
В труде и в бое молодцы!
Когда вы в сердце христиане,
Не вероломцы, не страмцы,
То всех пред вами див явленье,
Бесов французских наважденье
Пред ветром убежит, как прах.
Вы все на свете в грязь попрете,
Вселенну кулаком тряхнете,
Жить славой будете в веках.
Лето 1807
О Ты, всесый, многоимянный,
Но тот же и везде един!
Премудрый, вечный, несозданный,
Благий Творец и Властелин!
Что солнце под собою троном,
В подножье звезды положил,
Единым правишь все законом
Своих неизмеримых сил!
Коль не возбранно тварям смертным
К Тебе взывать: Тебя пою!
Все, что ни вижу оком бренным,
Все чтит Тебя в вину свою.
Я сам, я сам, Твое творенье,
Подобье слабое, Твой сын,
Души моей вседневно пенье,
Тебе сей посвящаю гимн.
Свод неба, над моей главою
Что с сонмом многих звезд висит,
Вращаясь вкруг земли, собою
Твое веление творит;
В молчаньи движась, исполняет
Земля вся мание Твое,
И вся природа совершает
Тобой течение свое.
Перун, посол Твоих законов,
В Твоей всесильной длани спит:
Взгорясь бессмертной жизнью громов,
Страшит всю тварь, трясет, мертвит;
Но Ты ж дух жизни посылаешь,
И все он существа живит;
Все им содержишь, оживляешь;
Твоя же власть — природы щит.
Что в небе, море, суше зрится, —
Твое; что бездна обняла,
Все зиждется и все родится
Лишь от Тебя, — окроме зла:
Оно одно, из душ порочных
Возникнув, возмущает свет;
Но мышцей сил Твоих всемощных
В порядок паки все идет.
Борьбу стихий и разногласье
В согласие приводишь Ты,
Творишь из распрь покой и счастье,
Из зла и блага — красоты.
Миры Тобою пребывают,
В Тебе союз их света, тьмы,
Который лишь расстроевают
Одни порочные умы.
О бедные! найти мня счастье,
Закона общего не чтут,
Кой, просветив, привел в согласье
И к счастью всем отверз бы путь.
Так, так, они его не знают,
Бегут от правды, красоты,
Свое лишь благо почитают,
А благо обще за мечты.
Спешат, летят ко громкой славе,
К богатствам, власти и чинам,
К великолепию, забаве,
Всех низких слабостей к сластям,
Которы льстят их, обавают
И в сеть обманами влекут;
Но лишь уловят, — исчезают,
Оставя вслед им скорбь и студ.
Но Ты, о Боже, благ Содетель!
Бог молний, грома, света, тьмы!
Вдохни в их душу добродетель,
Блесни и разжени их мглы;
Возвысь их ум к уму нетленну,
К тому их разуму взнеси,
Которым правишь Ты вселенну
И на земли и в небеси,
Почтил Ты коим человека,
Чтоб разумел Твои дела,
И чрез него от век до века
Гремела бы Твоя хвала:
Так должно праведно, прекрасно
Творению Творца хвалить,
В воскликновениях всечасно
Его святое имя чтить.
Никто, никто из всех живущих
Среди земли, среди небес,
Не обретет из тварей сущих
Столь удивительных чудес,
Великих, славных, непостижных,
Каков великий Разум тот,
Что в маниях своих обширных
Природе всей закон дает. —
Он пел — и к гласу столь священну
Главу, казалось, вознесенну
Вкруг холмы, горы и леса
И сами вышни небеса
С благоговением склонили;
Все тщилися ему внимать,
Присутствие Господне чтили:
Его мог праведник призвать.
«О Ты, под разными всечтимый именами,
Единый, Той же, Сый!... верховный Бог-Отец!
Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
О Боже, душ Творец бессмертных
И всех, где существует кто!
О Единица числ несметных,
Без коей все они — ничто!
О Средоточие! Согласье!
Все содержащая Любовь!
Источник жизни, блага, счастья,
И малых и больших миров!
Коль Ты лишь духом наполняешь
Своим цевницы твари всей,
Органом сим увеселяешь
Себя средь вечности Твоей,
И вкруг от мириадов звездных,
Пиющих свет с Твоих очес,
Сам черплешь блеск лучей любезных
И льешь их в океан небес;
И мне, по плоти праху тленну,
Когда на тот один конец
Ты вдунул душу толь священну,
Чтобы в гармонию, Творец,
И я вошел Твою святую:
О! ниспошли ж мне столько сил,
Чтоб развращенну волю злую
Твоей я воле покорил;
И так бы сделал душу чисту,
Как водный ключ, сквозь блат гнилых,
Как запах роз, сквозь дебрь дымисту,
Как луч небес, сквозь бездн ночных
Протекши, теми же бывают,
Что были в существе своем,
Или светлей еще сияют,
Чем злато, жженое огнем.
Подаждь, чтоб все мое желанье,
Вся мысль моя един был Ты,
И истин бы Твоих алканье
Пожрало мира суеты;
Чтоб правды, совести, закона,
Которы мне Ты в грудь влиял,
Из подлости, хотя б у трона,
Я ни на что не променял;
Чтоб, знав мое происхожденье,
Моих достоинств я не тмил;
Твоей лишь воле в угожденье
В лице царя Твой образ чтил;
Чтобы, трудясь я безвозмездно,
Творил самим врагам добро,
И как Тебе добро любезно,
Так ненавидел бы я зло;
Несчастных, утесненных слезу
Чтобы спешил я отирать;
Сердца, подобные железу,
Моей горячностью смягчать;
Чтоб не был я ни горд, ни злобен;
На лоне нег не воздремал;
Но был душой Тебе подобен
И всю ее с Тобой сливал.
О сладка мысль и дерзновенна —
Желать с Творцом слиянну быть!
Когда придет неизреченна
Мне радость та, чтоб в Боге жить?
Когда с тобой соединюся,
Любви моей, желаний край!
Где пред лицом Твоим явлюся,
Там мрачный ад мне будет рай!
1797
Всегда разборчива, правдива,
Нигде и никому не льстива,
О! строгого Кунгдзея Муза,
Которая его вдыхала
Играть на нежном, звонком кине
И трогать поученьем сердце!
Приди и, зря текущи годы,
Обратность вечную природы,
Что всходит и заходит солнце,
Что лето, осень придут паки,
А только к нам не возвратятся
Дела, содеянные нами, —
Вождя при памятнике дивном
Воссядь и в пении унывном
Вещай: Сей столп повергнет время,
Разрушит. — Кто ж был полководец?
Куда его прошли победы?
Где меч его? где шлем? где образ?
Увы! и честь сия героев,
Приступов монументы, боев —
Не суть ли знаки их свирепства?
Развалины, могилы, пепел,
Черепья, кости им подобных —
Не суть ли их венец и слава?
Ах, нет! средь всех народов, веков,
Друзья герои человеков
Суть соль земли, во мраке звезды;
Чрез них известна добродетель;
Они великие зерцалы
Богоподобных слабых смертных.
Прямой герой страстьми не движим,
Он строг к себе и благ ко ближним;
К богатствам, титлам, власти, славе
Внутри он сердца не привержен;
Сокровище его любезно —
Спокойный дух и чиста совесть.
В терпеньи тверд и мудр в напасти,
Не рабствует блестящей части;
Считает тем себя довольным,
Коль общих благ где был споспешник;
Блажен, блажен еще стократно,
Что страсти мог свои умерить!
Весами ль где, мечом ли правит
Ни там, ни тут он не лукавит.
Его царь — долг; его бог — правда;
Лишь им он жертвует собою;
Искусен, осторожен, точен,
Рачителен, не быстр ко славе.
Делами — исполнитель веры,
Великодушия примеры
Его все мысли наполняют;
И Бог его благословляет
Победою почти без крови,
Которой мир дарует царствам.
Такого мужа обелиски
Не тем славны, что к небу близки,
Не мрамором, не медью тверды;
Пускай их разрушает время,
Но вовсе истребить не может:
Живет в преданьях добродетель.
Строй, Муза, памятник герою,
Кто мужествен и щедр душою,
Кто больше разумом, чем силой,
Разбил Юсуфа за Дунаем,
Дал малой тратой много пользы. —
Благословись, Репнин, потомством!
1791
Друг человечества! Войною
Быть громким может и злодей,
Но славою блестят прямою
Подобны души лишь твоей.
Живущая в кругах небес
У Существа существ всех сущих,
Кто свет из вечной тмы вознес
И твердь воздвиг из бездн борющих,
Дщерь мудрости, душа богов!
На глас моей звенящей лиры
Оставь гремящие эфиры
И стань среди моих стихов!
Возлегши на твоих персях,
Наполнясь твоего паренья,
Я зрю, — блистает свет в очах;
Я мню, — перо творит веленья!
Восторгся дух зарей в чертог!
Страны вселенныя, взирайте,
Божествен образ познавайте:
Великость в человеке — Бог!
Светила красныя небес,
Теперь ко мне не наклоняйтесь;
Дубравы, птицы, звери, лес,
Теперь на глас мой не сбирайтесь:
Для вас высок сей песни тон.
Народы! вас к себе сбираю,
Великость вам внушить желаю,
И вы, цари! оставьте трон.
Ногою став на черный понт,
Чрез мрак и чрез пары стремящи
Тавр всходит в вышний горизонт;
Не может вихрь его ярящий
Нимало сердце колебнуть:
Он бурей треск уничтожает,
Он молний блеск пренебрегает,
Бессилен гром его тряхнуть.
Высокий дух чрез все высок,
Всегда он тверд, что ни случится:
На запад, юг, полнощь, восток
Готов он в правде ополчиться.
Пускай сам Бог ему грозит,
Хотя в пыли, хоть на престоле,
В благой своей он крепок воле
И в ней по смерть, как холм, стоит.
Из мрачной древности времен
Великий дух мне в слух разится;
Алкид, геройством возбужден,
Прогнать из света злобу тщится.
Он в путь течет средь бездн, средь блат,
Из корней горы исторгает,
Горами страшными бросает,
Шагами потрясает ад.
Когда богам не можно быть
Никак со слабостьми людскими,
То должен человек сравнить
Себя делами им своими.
На что взноситься в звездный трон?
Петра Великого лишь зрети,
Его кто может дух имети,
Богам подобен будет он.
Востока царь, полсвета страх,
Подсолнечной желатель трона,
Не тем велик в моих глазах
Попратель града Вавилона,
Что скипетры под ним лежат,
Но что, быть мнивши кубок с ядом,
Приял, не возмутился взглядом,
Яко божественный Сократ.
Судьбина если не дала
Кому престолом обладати,
Творити Титовы дела,
Щедроты смертным изливати, —
И в нижней части можно быть.
Пресвыше, как носить корону:
Чем быть подобному Нерону,
То лучше Епиктитом слыть.
Терпеть, страдать и умереть
С неколебимою душою,
Такою ревностью гореть,
Мужался Регул каковою, —
Преславно тако кончить дни!
Бездушные Сарданапалы
Сто раз пред Белизаром малы,
Хотя блаженствуют они.
Небесный дар, краса веков,
К тебе, великость лучезарна,
Когда средь сих моих стихов
Восходит мысль высокопарна,
Подай и сердцу столько сил,
Чтоб я тобой одной был явен,
Тобой в несчастьи, в счастьи равен,
Одну бы добродетель чтил.
Луны у нас в полудни нет,
Она средь нощи нам блистает,
А если солнце день дает, —
По бурях краше нам сияет.
Велик напастьми человек!
В горниле злато как разжженно
От праха зрится очищенно,
Так наш бедами бренный век.
Услышьте, все земны владыки,
И все державныя главы!
Еще совсем вы не велики,
Коль бед не претерпели вы!
Надлежит зло претерть пятой,
Против перунов ополчиться,
Самих небес не устрашиться
Со добродетельной душой.
Богини, радости сердец,
Я здесь высот не выхваляю:
Помыслит кто, что был я льстец;
Затем потомкам оставляю
Гремящу, пышну ону честь:
Россия чувствует, налоги,
Судьбы небес как были строги
Монархини сей дух вознесть.
Она пожары, язвы, глад,
Свирепы бунты укротила;
Всех зол зиял на нас как ад,
Она беды все отвратила:
Магмету стерла гордый рог;
Превыше смертных щедрой власти,
Была покров нам в лютой части,
Как был на нас Сам в гневе Бог.
Уже дымятся алтари
Душе превыспренней, парящей,
Среди побед, торжеств зари
Своим величеством светящей:
Россия празднует жену.
Но что за гром мне ударяет?
Екатерине мир взывает:
Ты свергла Змия и Луну!
1774
Из сада, и зимой цветуща,
Чертога вечныя весны,
В величестве земного бога,
Екатерина, кинув взгляд
На златобисерное небо,
На синюю Неву стоящу,
Готовую пуститься в Бельт,
И обозрев вокруг Петрополь,
Улыбкою, весне подобной,
Дарит отраду всем и жизнь.
И видя, что вдали, в томленьи
Со льдами бьется человек,
Всесильный перст к нему простерши,
Велит его извлечь из волн.
Летят крылаты серафимы,
Усердьем пламенные слуги,
И волю божества творят:
Едва прошло одно мгновенье,
Уже из бездны водной, темной
Изят, исторгнут, извлечен.
На твердом береге гранитном
Простерт полмертвый, бледный труп,
Убогим рубищем одетый;
На посинелых смерть устах,
И еле слышится дыханье;
Но, Провидение и Благость!
Творите вы лишь чудеса.
Как отдыхает злак от мраза,
Как из тумана всходит солнце,
Так возвращаете вы жизнь!
Уж теплота лиется в жилах,
И внемлет их биенье врач;
Уж по челу и по ланитам
Проник багряный огнь, — и грудь,
Как сседшая морская пена,
Зефиром зыблется и дышит,
Являя чувствие и жизнь:
В лице прекрасном, юном, нежном
Воскресли розы и лилеи,
И в них предстала дева нам.
Ведут ее перед чертоги,
И вопрошают с высоты:
«Кто ты? зачем вдалась в опасность»? —
Она ответствует, склонясь
(В очах ея видна невинность):
«Чтоб искупить залог священный,
Родительский последний дар,
Я шла, на Бога уповая;
Я сира: мать, отец оставил»...
— «Но я тебя восприиму»,
Возвысила свой глас царица
И бросила свой светлый взор.
Уже хитон, белейший снега,
И ферязи драгие ей
Несут, и на челе высоком
Златая лента возблистала,
Монистом грудь, — и в дар еще
Готовят ей богато вено;
В дверях жених, и Смерть где злилась,
Там торжествует днесь Любовь.
О Провидение! коль чудны
И благи суть твои пути!
Кто звал императрицу с трона
И не велел смирять ей царств ?
Взнесенны удержать перуны,
Весы остановить Фемиды
И, опустя правленья руль,
В часы работы черпать воздух,
Чтоб деву спасть? — Ты, Провиденье!
В Твоей руке сердца царей.
Ты возвратило мне Плениру:
Тебя, всезряще Око, чту.
Когда пути мои невинны,
Когда я сердцем, духом чист,
И соблюсти обет мой Богу
И верность сохранить монарху
Дерзаю, — на известный рок
Теку против стремленья бурна:
Ты в сени смертной мне подпора;
А ты, Екатерина, щит.
О благодатная ! коль может
Творцу уподобляться тварь:
Всех более имеют право
Великие на то цари,
Когда они с своих престолов
Громами ужасают злобу,
Блаженствами дождят благих,
От смерти к животу возводят.
И ты, днесь сироту ущедря,
Еще подобна Божеству.
Не знаю, от чего весь дух мой унывает
И грудь мою тоска несносна разрывает;
Не знаю, что меня смущает и мятет
И ни на час душе покою не дает.
Сойди, бессмертная, с небес
Царица песней, Каллиопа!
И громкую трубу твою,
Иль лучше лиру нежно-звучну,
Иль, если хочешь, голос твой
Ты согласи со мной.
Уж, кажется, я слышу бег
Твоих по арфе резвых перстов,
Как гибкий при морях тростник
От порханья звенит зефиров,
Далеким вторясь шумом волн:
Таков твоих струн звон.
Уж в легких сизых облаках
Прекрасна дева с неба сходит:
Смеющийся в очах сапфир,
Стыдливые в ланитах розы,
Багряную в устах зарю,
В власах я злато зрю.
Во сладком исступленьи сем
Весь Север зрится мне эдемом,
И осень кажется весной;
В кристальных льдах зрю лес зеленый,
В тенях ночных поля златы,
А по снегам цветы.
Во мгле темнозеленой там,
Я вижу, некто древ под сводом
Лепообразен, статен, млад:
Вокруг главы его сияют
Струями меж листов лучи,
У ног шумят ключи.
Кто сей, к которому идет
Толь весело любезна дева,
Как к брату своему сестра,
Как к жениху в чертог невеста?
Зрю сходство в их очах, чертах,
Как будто в близнецах.
Кто ты, божественна чета?
Как огнь, со пламенем сближаясь,
Един составить хочешь луч!
Не ты ли света бог прекрасный
Пришел с небес на землю вновь
Торжествовать любовь?
Уже согласие сердец
На нежных арфах раздается;
Безмолвно слушает земля;
Склонились башни, рощи, горы,
Ревущий водомет утих;
Стоит — глядит на них.
На мягкой шелковой траве,
В долине, миром осененной,
Где шепчет с розой чуть зефир,
Чуть синий ключ журча виется,
Чуть дышит воздух-аромат,
Возлюбленны сидят.
Вокруг их страстных горлиц вздох,
Песнь лебедей вдали несется,
Обнявшися кусты стоят,
Роскошствует во всем природа;
Все нежит, оживляет кровь,
Все чувствует любовь.
Стрела ея средь их сердец,
Как луч меж двух холмов кристальных,
По их краям с небес летя,
Сперва скользит, не проницает;
Но от стекла в стекле блестит,
И роза в них горит.
С Олимпа множеством очес
Сквозь твердь на них янтарну смотрит
Безсмертных лик, и мать богов,
Как вод в струях звезда вечерня,
С высот любуется собой,
В них видя образ свой.
Все улыбается на них,
Все пламень чистый, непорочный,
В сердцах их нежных и младых
Родящийся, благословляет.
Всем добродетель в них видна,
Как в воздухе луна.
В златый, блаженный древний век,
В красы земны облекшись, боги
Являлися между людьми,
Чтоб в образе царей, героев,
Устроивать блаженство их
Примером дел благих.
Так, кажется, и в них богов,
Их чад, или монархов племя
Мой восхищенный видит дух:
Он бодр — и бросит громы в злобу;
Она нежна — и сотворит
В себе невинным щит.
О, коль благословен тот век,
Когда цветущу, благовонну
Подобны древу своему
Сии младыя ветви будут!
В тенях их опочиет мир,
И глас раздастся лир.
Но не в мечте ль, иль в яве я
С Дианой Аполлона вижу?
Нет, нет! — Се, тот младый герой,
Тот отрок мой порфирородный,
Я чье рожденье воспевал,
Возрос и возмужал.
Се он, которому дары
Сносили Геньи к колыбели,
И наделили всем его,
Чтоб быть на троне человеком,
А в человеке божеством,
Всех согревать лучем.
Се он с избранною своей!
Гордись, моя, гордися, лира,
Пророчеством теперь твоим;
Уже оно почти сбылося:
Мой полубог почти уж бог;
Он всех сердца возжег.
Россия! радостный ток слез
Пролей, и возведи вкруг взоры,
И виждь: в трофеях у тебя,
Как сад, Екатерины племя
Цветет! Да поднебесной всей
Он даст цариц, царей!
Премудрость возлелеет их:
Народы, утомясь раздором,
Упросят их собой владеть. —
Певица славы, Каллиопа!
Останься в звездной ввек стране:
Они здесь Музы мне.
Ноябрь 1792
Аз есмь Господь Бог твой,
да не будут тебе бози ини…
Творцу я поклоняюсь мира,
В лице Его служу царю.
Нигде, ни в ком себе кумира
И не творил и не творю.
Почто ж мне идолы бесчестны,
Шумихой, мишурой прелестны,
Вкруг ползать ваших алтарей?
Почто, — коль в хижине безвестной
Доволен под рукой небесной
Я долею моей?
Богатств, чинов стяжатель, власти,
Льстец, ищущий могущим быть,
Пусть лучшей достигает части, —
Стоит в воде и — хочет пить;
Но пастырь добрый, верный стаду,
Не перелазит чрез ограду,
За посохом нейдет без зва
И пастырства не вымоляет;
А взяв овец, их соблюдает
От расхищенья льва;
Кладет за них в час лютый душу,
Не бегав, как наемник, прочь;
Не знав, что Тот, Кто море, сушу
И небо создал, день и ночь
Так дланью бдит над ним своею,
Как предначертанной стезею
Катит и мира колесо:
То полн сих чувств и не крушится,
А под каким зубцом случится, —
Смиренно сносит все,
И чтет терпенье в добродетель,
Что смертным нужно всем оно;
Что чрез него лишь нас Содетель
Вчиняет звезд своих в звено;
Что персть Его за правду царства
Возносит, — низит за коварства
До предназначенна конца;
Царям вельмож здесь в возвышенье,
А там дает во униженье
Их власти и венца.
Так Вышний таинства сердечны
И мысль всех видит с горних мест,
Мрак ада проницает вечный
И солнечных пучины гнезд.
В Его — снежинка в море пенном,
И искра в пламени возжженном,
И черна мравья путь во тьме,
И в небе след орла паряща,
И туча стрел, с луков летяща,
Различены уме.
Различены, — но нет изятья;
Мир в общей колее течет;
Хоть в том звене, хоть в том участье
Несчастьем тот, сей счастьем чтет.
К чему ж гордыней надыматься,
Когда случится возвышаться?
Мы можем завтра вниз упасть.
Но ползть почто и бедств в юдоле?
Учиться лучше в низкой доле:
Тщетна кумиров власть.
Ах, нет! — кумиры сильны в мире,
Издревле им поклонник свет:
Здесь роскошь усыпляет в пире,
Там красота яд в сердце льет;
Здесь злато ослепляет блеском,
Там слава оглушает треском.
Все, все сочли за бога мы!
Бесчисленны суть наши страсти,
Крамольники мы вышней власти.
О Росс! беги сей тьмы.
27 июня 1810
Куда, сил грозных воевода,
Надев огнепернатый шлем,
На бедро луч, с небесна свода
Ты радужным течешь путем?
Спустился, зрю, на полвселенну,
На Павлов и Мариин дом,
И к отроку новорожденну
Осклабленным приник лицом,
«Аз есмь,» вещал , «кто равен Богу!»
Дитя! сим именем зовись;
Стань браней, мира на дорогу;
В доспехи правды облекись;
Прими дух мужества, дух силы,
Луч света, званье, образ мой
И горнего паренья крылы:
Архангел я и пестун твой.
«Избраньем древле я корону
На предка твоего надел;
Недавно вслед отцу ко трону
Незримым спутником летел;
Небес им поборала сила:
Прими!» — И лишь свершил он речь,
Порфира отрока покрыла,
И препоясал молний меч.
Едва почули громовержца
Перуны росски в пеленах,
На нежный глас сего младенца
В трех-сотных отдались громах;
Россия блеском озарилась,
Усердия к царям полна:
Так светлым током слез покрылась,
Как сребряным дождем луна.
«Подаждь, вселенной Вседержитель!»
Взывает к звездной вышине,
«Да юный молнии носитель
Михаил древний будет мне!
Пресек нестройство тот, крамолу,
Началом славы был моей,
А сей, подпорой став престолу,
Да царствует в сердцах людей!»
Уже хранителя небесна
Мой дух везде с младенцем зрит:
При люльке, среди сна прелестна,
Над ним, простря крыле, стоит;
Эфирную приносит манну;
Играет солнечным лучом,
И в грудь, на подвиги избранну,
Вливает Божий страх с млеком.
То взводит он его на гору,
То ходит с ним среди долин;
Его младому кажет взору
На высоте полет орлин:
Смотри, над долом как летая,
Он зрит вкруг змей и вержет гром,
А там, любовью нежной тая,
Птенцов жмет кокош под крылом.
Иль учит: «Ты порфиророден,
Прямой твой долг есть долг небес:
И мира царь есть раб Господень,
Взыщи премудрости словес:
Священна доблесть — право к власти;
Лишь правда — над вселенной царь;
Благоволеньем к смертных части
Всевышний зиждет свой алтарь». —
Отца и матери в подобьи,
Беседует он часто с ним;
«Ищи», твердит ему, «в незлобьи
Ты образца делам своим:
Престола хищнику, тирану
Прилично устрашать рабов;
Но Богом на престол воззванну
Любить их должно, как сынов». —
Под кровом ангельским, небесным,
Отца и матери рукой
Расти, дитя, расти прелестным,
А возмужав, явись герой!
Страна твоя сильна, преславна,
Обширно поле, где парить;
Нет в мире царства так пространна,
Где б можно столь добра творить!
1798
Хранителя меня ты ангела крылами,
О мысль бессмертия! приосеняй,
Да в нем, как в зеркале, души очами
Я будущих блаженств увижу рай;
Подобно путник как сверх вод, сквозь лес, в мрак нощи
Зрит проблеск от луны.
Коль не был горд и подл и лишь из самолюбья
Пронырством не пролез вельмож я в сонм,
Но с малых должностей всегда орудье
Был Бога и царя, их чтя закон:
Се зрю, се зрю себя седящим выше неба
Между князей духов!
Когда грустил, вздыхал и проливал слез реки,
Что нравов простота и веры луч
В вселенной погасал, и человеки
Творились злей зверей средь бранных туч:
Утешенным себя в эдемских вижу кущах
Средь праотцев моих!
Коль сердцем кроток, тих, боголюбив душою,
Не тягостен рабам и добр я был,
Доволен отческих полей землею
И жатвой чуждой дух мой не мутил:
Наследием себя взираю награжденна
Небесного Отца!
Когда не царские желал, искал награды,
И мзды чьей за труды, за подвиг мой;
Но домогался лишь везде единой правды,
Считая жребий всех за жребий свой:
Насыщенным себя я вижу правосудьем
От Истины святой!
Коль милостивым всем был, щедрым, милосердым
И бедным завсегда желал помочь,
Стыдился к страждущим глухим быть, твердым,
Сирот и вдов не гнал от дома прочь:
О диво! в грозный день, в суд страшный, неумытный
Помилованным зрюсь!
Когда был сердцем чист, чужд козней и коварства,
Не ставил никому на лов сетей;
Но, искренней душой презря препятства,
Невинных в вред себе спасал людей:
О восхищение! зрю Бога лучезарна
К себе лицом к лицу!
Не из корысти коль себе хвалы и славы,
Но из желания лишь всем добра
Смиреньем укрощав враждебны нравы,
Судил, мирил, на сильных мощь не зря:
О несказанна честь! — за миротворство Божьим
Я сыном наречен!
Коль обносимым был и оклеветан лжами
За то, что истину и правду чтил,
Что Божьими блюдо́м, храним судьбами
И ими весь мой век поддержан был:
Весельем ангельским, небесным наслаждаюсь
В беседе я святых!
О радость! о восторг! толико быть блаженным,
Что удостоиться взирать Творца
И, светом окружась Его священным,
В чертоге опочить всех благ Отца,
Между своих друзей, родных, поднесь что милы
Так сердцу моему!
Тогда-то там, о там! не здешне земно тленье,
Не проходящи сны мирских торжеств,
Но с ликом душ вовек Творцу хваленье
На арфе возглашу в кругу Божеств,
И небо и земля, моря и преисподня
Послушают меня!
Давид, Иоасаф тогда свои псалтиры
Мне с радостью дадут,— да, в них бряцав,
Во гармоничные созвучны лиры
Сольюся Ангелов, сам Ангел став;
В бессмертном превитать я буду озареньи,
Как ясный Божий луч!
Не оставляй же ввек, не оставляй, любезна
О мысль бессмертия! меня всегда;
Будь страж средь поприща сего мятежна
И не кидай меня ты никогда;
Но тешь меня, покой приятным вображеньем
Ты будущих блаженств.
Хотя болезнь когда, хоть смерть мне приразится,
Не преставай елей свой в грудь мне лить
И по последний вздох в уме твердиться,
Что в гроб иду не умирать, но жить,
Тех вечных благ вкушать, что в небе приготовил
Бог любящим Его.
6 августа 1810
Ты со мной вечор сидела,
Милая, и песню пела:
«Сад нам надо, сад, мой свет!»
Я хоть думал: денег нет;
Ho, любя, как отказаться?
Стал ходить и домышляться,
Как тебе в том пособить,
Как бы саду быть.
Но как утро вечера хитрее,
Буду завтра я умнее!
Лег я спать и вижу сон:
Мне явился Аполлон!
Вкруг чела его круг звезд сияет;
Сам на лире он играет,
Перстами по струнам бьет,
И огонь от них течет,
Как с лампад лучи струятся.
Ночь светлеет, взоры тмятся
От божественных красот!
От волшебного бряцанья,
Его гласа восклицанья,
Вижу я, мой сад растет!
Из земли выходят дубы мшисты,
В воздух бьют ключи сребристы,
Рыбы ходят по прудам,
Птицы райски по кустам,
Лани белы, златороги
Через желтые дороги,
Через холмы скачут скользки
И коты кричат заморски.
Бог лучистый, бог, сотворший сад
Бросил на меня свой взгляд:
«Я», сказал, «тебе дал лиру,
Ты воспел уж ей харит.
Для чего же миру
Еще глас твой не гремит?
Зачинай! река златая,
Изобилье проливая,
Ha карман твой потечет, —
Удивится свет.»
Он сказал и сам сокрылся
Средь златых, лазурных туч.
Я вспрянул и пробудился;
Вижу; солнца луч
От востока сквозь окно сияет
И струею золотой
Течет точно как живой,
Над лицом моим играет
Средь завесы вкруг одра зеленой.
Встал я, богом озаренный,
Показал тебе свет сей.
И тут воле я твоей
Уж безмолвно покорился.
Взял я лиру и на ней,
Разогрев холодну кровь,
Петь из шутки покусился
Нежную любовь;
А ко мне Анакреон,
Лель, Амур, Эрот и Купидон,
С ними вместе ты
На совет пришли,
Вкус и знанья принесли,
Чтоб поэзии мечты,
Тень мешать уметь приятно с светом,
А тебе, душе моей,
Дар принес я сей,
Hе для славы, —
Для забавы
В скучные твои часы,
Когда сморщишь ты красы.
Ты заметь: сбудется ль сон?
Прав ли будет Аполлон
С толь приятным мне обетом?
1797
И одну ты песню пела.
«Сад мне надо, сад, мой свет».
А тебе я: денег нет.
«Как же ты свой век трудился, —
Саду даже не добился?
А по нашим суетам,
Некуда и выйти нам.
Но дела твои спорее
Пойдут от саду, скорее».
— Прихоть! прихоть! по делам
Hе гуляют по садам.
«Да ты пишешь и стихами,
И широкими шагами
Топ по комнате, да топ,
Будто буря, морща лоб;
To вперед, то взад летаешь,
Тенью мне в глаза мелькаешь:
Успокой мой дух!»
— Хорошо, мой друг!
Я сказал и поклонился,
Сам в постелю торопился,
Лег, заснул и вижу сон (Зачеркнутая редакция).
Вкруг чела из звезд венец сияет.
В струны перстами бьючи;
С струн так звоны, как лучи
От лампад по тме струятся,
Блещут в очи, очи тмятся …
Песен, гласа. …
… сей мне сад.
Для чего же с нею миру
Ну, зачни. …
Изобильная такая
В миг единый потечет, …
Что дивиться будет свет.
Я вздрогнул …
Так трепещет …
Внутрь …
Встал я, светом …
Показал тебе луч сей.
Caфo, Львов, а с ними ты
На беседу все пришли.
Тень смешать приятно с светом.