Орел могучий, ты паришь
Над царством гор, где мгла и тишь,
Ты светлым облаком летишь
В просторе, лишь тебе знакомом,
Когда ж туманные леса
Рождают в буре голоса
И ночь сойдет на небеса,
Ты посмеваешься над громом.
В цветке исчерпан аромат,
Он был как поцелуй со мною;
В нем больше краски не горят,
Горевшие тобой одною.
Измятый, льнет он в смертный час
К моей груди осиротевшей,
Над сердцем трепетным смеясь
Покоем формы онемевшей.
Я плачу — он не оживет,
Вздыхаю — гаснет вздох напрасный.
О, пусть ко мне скорей придет
Его удел, покой безгласный!
Отрывок.
О, божество безсмертное, чей трон
В глубинах помыслов людских стоит от века,
Зову тебя, да снидет твой закон,
Зову тебя во имя человека,
Во имя—и того, чем быть он перестал,
И чем он прежде был, и чем еще не стал.
Отрывок
О, божество бессмертное, чей трон
В глубинах помыслов людских стоит от века,
Зову тебя, да снидет твой закон,
Зову тебя во имя человека,
Во имя — и того, чем быть он перестал,
И чем он прежде был, и чем еще не стал.
О, божество бессмертное, чей трон
В глубинах помыслов людских стоит от века,
Зову тебя, да снидет твой закон,
Зову тебя во имя человека,
Во имя — и того, чем быть он перестал,
И чем он прежде был, и чем еще не стал.
Томиться жаждою, не зная утоленья, —
Блуждать неверною походкой — и томленье
В рыданьях выражать — идти и, вставши вдруг,
Глядеть растерянно и горестно вокруг —
И ощущать, как кровь сквозь жилы ударяет
И чувство с мыслями тревожными сливает;
Лелеять образ ласк, чья сладость далека,
Пока туманная и жадная тоска
Настолько распалит собой воображенье,
Что вот оно, твое желанное виденье.
Не то, что думал, в жизни я нашел.
Я знал, есть злые люди, преступленья,
Вражда; и я не ждал сквозь этот дол
Пройти легко, без боли, без томленья.
Как в зеркале, я в сердце у себя
Сердца других увидел, и тройною
Спокойного терпения бронею
Себя прикрыл, когда пошел, скорбя,
В толпу людей, на стогны заблужденья,
Чтоб встретить страх, враждебность и презренье.
Отрывок
Нет, не буди змею, — куда идти,
Она тогда пожалуй не узнает, —
Дозволь ей, сонной, так во сне ползти,
Пока трава ночной росой блистает.
Она ползет так тихо, что пчела
Ее в безмолвном улье не услышит,
Ни мошка мая, что приют нашла
Внутри цветка, и в полумгле не дышит,
Ни звездный свет, играющий собой,
Входящий в колокольчик голубой.
Нет, не буди змею, — куда идти,
Она тогда, пожалуй, не узнает, —
Дозволь ей, сонной, так во сне ползти,
Пока трава ночной росой блистает.
Она ползет так тихо, что пчела
Ее в безмолвном улье не услышит,
Ни мошка мая, что приют нашла
Внутри цветка и в полумгле не дышит,
Ни звездный свет, играющий собой,
Входящий в колокольчик голубой.
Пел кто-то о тебе, он пел не до конца,
Та песнь была зарей, горевшей лишь мгновенье,
И чашей золотой, блестящей, но пустой,
Лишь воздух в ней для уст, и нет им утоленья.
Надежда, боль прощания с мечтой,
Тревожный Страх, уверенность страданья,
Сомнение, услада Ожиданья,
Впивающего яд в усладе той,
Бессилье воли…
Отрывок
Нет, Музыку ты не зови
«Блаженной пищею Любви»,
Иль разве, что Любовь питается собою,
Своею нежною душою,
Пока не станет наконец
Всем тем, о чем, рождая звуки,
Нам шепчет Музыка — для муки
И для блаженства всех сердец.
Дитя во чреве мирно спит,
Спокойно труп в гробу молчит,
Мы начинаем — чем кончаем.
Ты хочешь позабыть блаженныя мгновенья,
Что межь цветов любви похоронили мы,
Сложив на трупы их, исполненные тленья,
Листки и лепестки, в предчувствии зимы?
Восторги лепестков, закрывшияся вежды,
Поблекшие листки, упрямыя надежды.
Забыть минувшее и мертвых, сны судеб?
О, духи есть, что мстят за тусклое забвенье,
Воспоминания, в чьей власти сердце—склеп.
Сквозь сумерки души блуждают угрызенья,
И страшным шопотом нам шепчут каждый час,
Что радость бывшая—мучение для нас.
Ты хочешь позабыть блаженные мгновенья,
Что меж цветов любви похоронили мы,
Сложив на трупы их, исполненные тленья,
Листки и лепестки, в предчувствии зимы?
Восторги лепестков, закрывшиеся вежды,
Поблекшие листки, упрямые надежды.
Забыть минувшее и мертвых, сны судеб?
О, духи есть, что мстят за тусклое забвенье,
Воспоминания, в чьей власти сердце — склеп.
Сквозь сумерки души блуждают угрызенья,
И страшным шепотом нам шепчет каждый,
Что радость бывшая — мучение для нас.
Отрывок
Мечты в одиночестве вянут и вновь расцветают,
В созвучья хотел бы одеть их — созвучия тают;
Как в блеске рассвета сиянье луны
И меркнет и гаснет, так нежные сны
Блеснут и, блеснув, улетают.
Любовь сегодня — мир, вселенная,
И кто не хочет ей дохнуть,
Тот раб, в нем — Завтра, тень бессменная,
Чей мрак глядит, как мука пленная,
На Жизни лабиринтный путь.
Отрывок
Богатство вместе с властью вольно бродят,
Вступая в океан добра и зла,
Когда они из наших рук уходят;
Любовь же, пусть неправильной была, —
Бессмертная, в бессмертии пребудет,
Все превзойдет, что́ было — или будет.
Его лицо — как бы лицо змеи:
Все дряблое, все в складках, и в морщинах.
Сегодня целый час, перебирая цвет
Различнейших цветков, я спрашивал ответа —
«Не любит — любит — нет».
Что́ возвещала мне подобная примета?
Спокойствие мечты, виденье прошлых лет,
Богатство, славу, ласку света
Иль то… Но нет ни слов, ни сил:
Вам так понятно все, оракул верным был.
Отрывок
Кто деньги скопит честною работой,
Тот должен их иметь, — и для детей
Оставить может заработок дней,
Чтоб жить они могли, простясь с заботой.
Несправедливость частная — для всех
Явиться может благом. Нет в том спора.
Но кто в добычу впутал черный грех, —
Тот, кто ценой обмана и позора
Богатым стал, — кем загнан был другой, —
Тот может быть ограблен, — как мы с вора
Снимаем платье, чтобы он для взора
Предстал в своем бесчестии, нагой.
Кто деньги скопит честною работой,
Тот должен их иметь, — и для детей
Оставить может заработок дней,
Чтоб жить они могли, простясь с заботой.
Несправедливость частная — для всех
Явиться может благом. Нет в том спора.
Но кто в добычу впутал черный грех, —
Тот, кто ценой обмана и позора
Богатым стал, — кем загнан был другой, —
Тот может быть ограблен, — как мы с вора
Снимаем платье, чтобы он для взора
Предстал в своем бесчестии, нагой.
Отрывок
Будь крылья облаков моими!
Тех быстрых облаков, что буря создает,
Своею силою рождая их полет,
В тот час когда луна, окаймлена седыми
Волнами блещущих волос, на океан
Уронит искристый туман.
Будь крылья облаков моими!
Я устремился бы в простор,
На ветре вздувшемся, меж волн его проворных,
Туда, на высоту, к краям уступов горных,
К серебряной меж них недвижности озер.
Поэт рожден, чтоб жить среди людей виденьем,
В особенной стране, под золотой звездой;
И полон дух его к презрению презреньем,
К любви любовью, и к вражде враждой.
Лесные звери, дикие, не властны
Увидеть след того, кто эту влагу пьет;
Здесь вечный ветерок, он веет, нежный, ясный,
К песку легко прильнет, и след на нем сотрет.
Пусть отзвучит гармоничное, нежное пенье, —
В памяти все еще звуки ревниво дрожат;
Пусть отцветает фиалка, проживши мгновенье, —
В венчике бледном хранится ее аромат.
Светлые розы, скончавшись, толпой погребальной
Искрятся в пышных букетах, как в небе звезда;
Так я с тобой разлучен, но твой образ печальный
В сердце моем, убаюканный, дремлет всегда.
Отрывок
Мой дух ладьею зачарованной,
Под звуки сладостного пения,
Скользит в гармонии взволнованной
Далеко, в область восхищения,
Под звуки сладостного пения
Скользит ладьею убегающей,
По всем излучинам течения
Реки, в туманах пропадающей.
О, пусть в моих глазах слеза дрожит,
И сердце бьется так, что наслажденье
Рождает боль, — перед тобой бежит
Союзник лжи, тупое заблужденье.
Благодарю тебя. Пускай тиран
Хранит свои оковы и мученья,
Пусть с бешенством он видит, что туман
Рассеялся, и ты из заключенья
Как после сна выходишь в блеске дня,
И тщетно жаждал он, на дни, на годы,
Сковать твой дух, исполненный огня,
Для всех людей желающий свободы.
В пещере, скрытой под листвою,
Возлюбленнаго нежно жди;
Под этой бледною луною
Все дышет кроткой тишиною,
И нет ни облачка. Гляди!
В пирах зловещих, в низкой неге
Когда-то Римлянин здесь жил;
Где вьются дикие побеги,
Там дьявол жертву сторожил…
В пещере, скрытой под листвою,
Возлюбленного нежно жди;
Под этой бледною луною
Все дышит кроткой тишиною,
И нет ни облачка. Гляди!
В пирах зловещих, в низкой неге
Когда-то Римлянин здесь жил;
Где вьются дикие побеги,
Там дьявол жертву сторожил…
О Мэри, почему же ты ушла,
Вокруг меня безрадостность и мгла!
Твой призрак здесь, пленительный и странный,
Но ты ушла дорогою туманной,
И там, где Скорбь, и там, где мгла и тишь,
У очага Отчаянья сидишь,
И в этой тьме, где ты полна борьбою,
Из-за тебя — нельзя мне быть с тобою.
Мир туманный угрюм,
И устал я от дум,
Я устал без тебя на пути;
Ты смеялась светло,
Но сиянье ушло,
Нужно было и мне с ним уйти.
Отрывок
Целебных слез родник прозрачный!
К тебе прильнувши, дух наш пьет
Забвенье мук, скорбей, забот.
На берегу твоем Сомненья призрак мрачный
Заснул среди цветов, склонив свой лик больной,
Во сне он сладким звукам внемлет
И, как ребенок, тихо дремлет
Под песню матери родной.
Скиталица небес, печальная луна,
Как скорбно с высоты на землю ты глядишь!
Не потому ли ты бледна,
Не потому ли ты грустишь,
Что между ярких звезд свершать свой путь должна
Всегда, везде — одна,
Не зная, на кого лучистый взор склонить,
Не зная ничего, что́ можно полюбить!
О, путница блестящаго эѳира,
Капризная прелестница небес,
Ты вечное нам чудо, межь чудес,
Ты лишь одна пленительна для мира.
И стоит-ли завидовать ему?
В его тени возрос всего однажды
Кто был красив…