На челне быстролетном я мчался один
По серебряной зыби заснувшей реки;
Ароматы неслися с прибрежных долин,
И мерцали далеких костров огоньки.
По цветущим изломам задумчивых гор
Возвышались бойницы, дворцы, терема,
И вокруг, как туман голубой, полутьма
Расстилалась, лаская внимательный взор.
И казалося мне, что я в царстве теней
Уплываю от грешной и хмурой земли,
От тяжелых забот, от безумных страстей,
И — как светлый маяк — блещет счастье вдали.
И поспешней скользило по влаге весло,
У прибрежья тревожа испуганных птиц…
Был мой путь без конца, был мой мир без границ,
И, как крылья, теченье все дальше несло…
Живые сны воздушною толпою
Вокруг меня витают на яву.
Смирился я смущенною душою
И слушаю шумящую листву,
Жук пролетел и прозвенел струною
И тяжкой каплей рухнулся в траву;
На вышине глубокой и спокойной
Алеет ночь, лобзая запад знойный…
Ростут, ростут пленительные сны…
Бледнеет лик природы безмятежной,
Пред их толпой загадочной и нежной,
Обвеянной дыханием весны.
На небесах, в румянце золотом,
Фантазия таинственным резцом
Уже чертит волшебные узоры…
Там из теней воздвиглись города
И облаков жемчужная гряда,
Теснясь, слилась в причудливыя горы…
Вон терема… киоски… обелиск…
Мерцают мне сквозь сумрак полусонный…
А это что? Луны ли бледный диск,
Или маяк, над озером зажженный?
Не мчатся ль мне, эфирных снов быстрей,
Туда, туда, в воздушные чертоги!
Там красота без жизни и страстей…
Но если жизнь — то нет земной тревоги,
И если страсть — то нет земных цепей.
О как мне отрадно в этом светлом мире,
Точно улетел я к Богу за созвездья;
Здесь не знают мести и за месть возмездья —
В честь безсмертной жизни здесь гремят на лире.
В облачных гирляндах, сотканных из света,
Дремлют гор кремнистых синия вершины,
И дуброва пышной зеленью одета,
И ковром цветистым вытканы долины…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Я вчера спустился по зеленым склонам
К роще, освеженной быстрою грозою:
На узорных листьях, на ковре зеленом
Серебрились капли искристой слезою,
И в дали прозрачной различало око,
Как под ясным солнцем, стройно выступая,
Двигалась павлинов золотая стая,
Радужныя перья распустив широко.
И, казалось, будто войско ровным строем
Надвигалось тихо с пестрыми щитами,
И, казалось, феи, утомившись зноем,
В стройном полонезе машут веерами…
Я присел под ясень; в воздухе хрустальном
Он сквозной листвою выделялся резко,
И под ним журчали стоном музыкальным
Три ключа, сверкая зыбью полной блеска.
И вдыхал я грудью воздух ароматный,
И смотрел на зелень жадными очами,
Душу окрылял мне трепет непонятный…
Думы колебались звучными струнами.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как легкий кокон раннею весною
Спешит порвать веселый мотылек,
Чтоб понестись воздушною стезею, —
Так я порвал земную цепь тревог.
И дух мой, дух бесплотный и счастливый,
Навстречу солнц и вечности поплыл,
И предо мной открылся прихотливый,
Волшебный мир неуловимых сил.
Там не было ни резких очертаний,
Ни ярких красок, только в вышине
Курился дым живых благоуханий
И звуков рой навстречу несся мне.
И улетел за голубую твердь я, —
Она звучала сонмами планет
Великую рапсодию бессмертья,
Гимн божеству и вечности привет…
И я поплыл в теченье музыкальном
Бессчетных звезд эфиром голубым.
Я долго плыл — и вдруг пахнуло дальним,
Знакомым сном, дыханием земным.
Я уловил в пахнувшем аромате
И запах трав, и запах серых мхов.
Так пахнет лес сосновый при закате,
Когда росой упиться он готов.
И я узнал, что над родной страною,
Над севером носился, — и вокруг,
Незримою колебляся струною,
Звенел, дрожал и лился странный звук.
Едва-едва он слышен был — и чутко
Внимал ему я, слезы затая: —
Так шепчется с осокой незабудка
Под месяцем у берега ручья.
И я узнал, что значит звук чуть слышный, —
Что это ты спешишь за мной вослед,
Как звук, как тень, как сон любви давнишней,
Мое дитя, подруга юных лет.
Прекрасное дитя с очами голубыми,
С кудрями влажными от рос,
Все перевитое гирляндами живыми
Весенних ландышей и роз,
Впорхнула ты ко мне в мой угол незавидный,
Повея юною весной,
И снова предо мной смолк жизни гам обидный
С обычной суетой.
Крылатое дитя, эѳирное созданье,
Ты хочешь знать мою печаль,
Ты хочешь разгадать души моей страданье,
Тебе, дитя, поэта жаль.
О, нежное дитя с очами голубыми,
С кудрями влажными от рос,
Ты не волнуешься стремленьями земными,
Ты не поймешь причину слез.
Твой терем под волной из алаго коралла,
Мой угол бледен и убог,
Когда моя душа еще не расцветала
Для вдохновений и тревог —
Блистало ты давно, разлитое в природе,
В сияньи радуг и луны
И плыло по ночам в небесном хороводе,
Бросая спящим людям сны.
Ты розовой весной зарницею мигало,
Росой кропило каждый куст
И в ночь лазурную под яблонь убегало
Подслушать клятву робких уст.
Под темным куполом молитвеннаго храма
Над преклоненною толпой
Незримым ангелом на волнах фимиама
Ты проносилося порой.
Ты вечно — как мечта, как небо — безгранично;
И все в тебе, и ты — во всем,
И также ты следишь за розою тепличной,
Как и за мной, разбитым злом.
О, милое дитя, тьму черных дней поэта
Зажги сиянием зари,
Отри слезу с ресниц и с трепетом привета
Ты на груди моей замри.