Имел я тетку старую когда-то…
O ней родные помнят ли — Бог весть! —
Она жила и девственной скончалась,
Что делает старушке этой честь.
В наследство мне от тетушки достался
Один диван из разного добра,
Зато такой удобный и покойный,
Что спишь на нем до позднего утра.
Священней алтаря богини Весты,
Он сам был чист, как тетушкин обет
И разве только мухи или блохи
На нем сходились ночью .
Теперь же, — Бог мой, что за отвращенье! —
Где девственница старая спала,
Там нынче молодые спят супруги…
О, тетушка, ты вновь бы умерла,
Едва взглянув, на что теперь похоже
Старушки целомудренное ложе.
Как о Германии придут
Мне ночью мысли - слезы льют,
Очам усталым не закрыться,
И сладким сном мне не забыться.
Года проносятся, друзья:
С тех пор, как мать не видел я,
Прошло уже двенадцать лет -
Тоска растет, свиданья нет.
Растет тоска, томит страданье -
В старушке той очарованье,
О ней молюсь я всякий раз,
Чтоб Бог ее сберег и спас.
Старушка часто письма шлет -
Дрожащий почерк выдает
В строках, слезинками залитых,
Как сердце матери разбито.
О ней я думаю всегда.
За годом год идут года -
Со дня, как мать я обнимал,
Двенадцатый уж миновал.
Ну, а Германия - она
Такая прочная страна,
Дубов и липовых аллей
Ничуть не стало меньше в ней.
Да что Германия? Туда
Я б и не рвался никогда,
Большой беды с ней не бывать.
Но - матерь может смерть забрать.
Сколь много умерло с тех пор,
Как я родной покинул двор,
Любимых мной - затею счет
И сердце кровью истечет.
А я считаю - цифры выше,
И грудь моя едва уж дышит,
Как будто толпы мертвяков
Меня теснят со всех боков.
Но, слава Богу, утра свет,
Жены-красавицы привет -
Ее улыбка мне сияет,
Заботы немца разгоняет.
Как вспомню к ночи край родной,
Покоя нет душе больной:
И сном забыться нету мочи,
И горько, горько плачут очи.
Проходят годы чередой…
С тех пор, как матери родной
Я не видал, прошло их много!
И все растет во мне тревога…
И грусть растет день ото дня.
Околдовала мать меня:
Все б думал о старушке милой —
Господь храни ее и милуй!
Как любо ей ее дитя!
Пришлет письмо — и вижу я:
Рука дрожала, как писала,
А сердце ныло и страдало.
Забыть родную силы нет!
Прошло двенадцать долгих лет —
Двенадцать лет уж миновало,
Как мать меня не обнимала.
Крепка родная сторона:
Вовек не сломится она;
И будут в ней, как в оны годы,
Шуметь леса, катиться воды.
По ней не стал бы тосковать;
Но там живет старушка мать:
Меня не родина тревожит,
А то, что мать скончаться может.
Как из родной ушел земли,
В могилу многие легли,
Кого любил… Считать их стану —
И бережу за раной рану.
Когда начну усопшим счет,
Ко мне на грудь, как тяжкий гнет,
За трупом мертвый труп ложиться…
Болит душа, и ум мутится.
Но — слава богу! — сквозь окна
Зарделся свет. Моя жена
Ясна, как день, глядит мне в очи —
И гонит прочь тревоги ночи.
Больной лежал в постели,
В окно смотрела мать.
— Процессия уж близко —
Сынок, тебе бы встать!
«Я рад бы встать, родная,
Но силы нет дохнуть;
По Гретхен я тоскую
И тяжко ноет грудь».
— Пойдем-за помолиться
Мы Деве Пресвятой;
Одна Она скорбящих
И радость, и покой.
Вот двинулись хоругви
И, пеньем оглашен,
Покрылся берег Рейна
Толпой со всех сторон.
Ведет старушка сына
(Он сам не мог идти),
Поют они за хором:
«Благословенна Ты!»
Иконе чудотворной
Почет везде большой:
Увечные, больные
Идут за ней волной,
Кто ногу восковую,
Кто руку Ей несет;
Чудесных исцелений
Никто не перечтет.
Сердечко восковое
Мать сыну подала:
— Снеси его Пречистой,
Чтоб скорбь твоя прошла.
Он взял, и со слезами
Перед иконой пал,
И исповедь простую
С молитвой прошептал:
«Заступница Благая,
Владычица небес,
Покров и упованье
Печальных, Ты, сердец!
«Жил с матерью родною
Я в городе большом,
Где много пышных храмов
С Господним алтарем.
«Была неподалеку
Невеста у меня…
Но смерть нас разлучила —
С тех пор томлюся я!
«Прими Ты дар мой скудный
И сжалься надо мной!
Мария Богоматерь,
Утешь и упокой!
«Тебе я обещаюсь
От сердца полноты
Петь день и ночь усердно:
Благословенна Ты!»
В ту ночь к одру больного,
Пред утренней зарей,
Явилась Матерь Божья
Неслышною стопой;
С заботливой любовью
Взглянула на него,
И тихо осенила
Рукою грудь его.
Послышав вдруг спросонья
Как будто вой иль стон,
Старушка кличет сына —
Не отвечает он!
Старушка у окошка;
В постели сын больной.
«Идет народ с крестами:
Не встанешь ли, родной?»
«Ах, болен я, родная!
В глазах туман и мгла.
Все сердце изболело,
Как Гретхен умерла».
«Пойдем в Кевлар! Недаром
Туда народ бежит:
Твое больное сердце
Мать божья исцелит».
Хоругви тихо веют,
Церковный хор поет,
И вьется вдоль по Рейну
Из Кельна крестный ход.
В толпе бредет старушка,
И с нею сын больной.
«Хвала тебе, Мария!» —
Поют они с толпой.
Мать божия в Кевларе
Вся в лентах и цветах,
И и́дут к ней больные
С молитвой на устах…
И, вместо дара, члены
Из воску ей несут —
Тот руку, этот ногу,
И исцеленья ждут.
Принес из воска руку —
И заживет рука;
Принес из воска ногу —
И заживет нога.
На клюшках ковылявший
Плясать и прыгать стал;
Руками не владевший
На скрипке заиграл.
И мать слепила сердце
Из свечки восковой…
«Снеси к пречистой! снимет
Недуг твой как рукой».
Взял сын, вздыхая, сердце;
Пред ликом девы пал…
Из глаз струились слезы;
Он плакал и шептал:
«Пречистая! святая!
Слезам моим вонми!
Небесная царица!
Печаль мою прими!
Я жил на Рейне, в Кельне,
С родимою моей,
В том Кельне, где так много
Часовен и церквей.
Там Гретхен… Ах, не встать ей
Из-под сырой земли!..
О дева пресвятая!
Мне сердце исцели!
Сними недуг ты с сердца,
И чистою душой
Век воспевать я буду
Хвалу тебе, святой!»
В каморке тесной спали
И мать и сын больной.
Вошла к ним матерь божья
Неслышною стопой.
К больному наклонилась,
С улыбкой провела
Ему рукой по сердцу —
И, светлая, ушла.
А мать во сне все видит…
Проснулась на заре.
Встает и слышит — лают
Собаки на дворе.
Сын нем и неподвижен —
Следа в нем жизни нет;
На бледные ланиты
Ложится утра свет.
И мать скрестила руки,
Покорна и ясна.
«Хвала тебе, Мария!» —
Молилася она.