1.
Дин-дин-дон!
Дин-дин-дон!
Лондон —
сумасшедший дом.
Те: «Дадим»,
а эти: «Им
ни копейки не дадим».
2.
Вот взъерошенный, как ёж,
в драку лезет Ллойд-Джордж.
«Где ты, Асквит?
Подсоби!
Дам я в морду Понсоби…»
3.
Достопочтенный лорд Черчилль
совсем в ругне переперчил:
орет,
как будто чирьи
вскочили на Черчилле.
4.
Речь водой у Макдональда,
льет он — надо аль не надо.
Иль с елеем
ставит клизму
старику капитализму.
5.
А потом
орут:
«Пора!
Подавайте выбора!»
Невдомек
английским комикам,
как покончить
с этим домиком.
6.
Вот
рабочим
наш совет:
встаньте раненько,
чуть свет,
и, встав
с зарею утренней,
заем устройте
внутренний.
7.
Заодно
пусти спиралью
дрянь консерволибералью.
А фунты и прочее
пусть возьмут
рабочие.
8.
Мы б вступили с этих пор
и без прений
в договор.
Тут и спор о займе к черту:
по любви,
не по расчету!
1.
У поповского бога
золота и серебра много.
2.
Носится смерть над голодным людом.
Что-то помощь не идет с неба.
3.
А золото под попами
лежит под спудом.
4.
Сколько можно купить на него хлеба!
5.
Мольбой не проймешь поповское пузо.
6.
Наконец, попы решили —
чтоб не было конфуза,
не тратя зря наши деньжонки,
пожертвуем подвески дутые
да тряпье из старой одежонки.
7.
Сколько ни плавь, из этого тряпья
не получишь для голодных ни копья.
«На, мол, тебе, убоже, что нам не гоже».
8.
Для советского правительства
жизнь крестьян
поповского золота дороже.
9.
Если попы помочь не хотят,
без попов поповским золотом поможем.
1
0.
16 февраля Президиум ВЦИК постановил:
1
1.
Изъять из храмов драгоценные камни, золото и серебро.
1
2.
Передать это ЦК Помгола и немедленно обратить
на помощь голодающим все церковное добро.
1.
На грязи
у ворот
собирался народ
праздно.
Стали хмурые в ряд:
«Очень уж, — говорят, —
грязно!»
2.
Не поспей к ним Совет,
простояли бы лет, —
сколько?!
Чем стоять так в грязи,
ты ее вывози —
только!
3.
Хлеб мужик в город вез,
да сломал паровоз —
чешет ухо!
Тут собрался народ,
стал кругом и орет —
мол, «разруха»!
4.
Так орал бы лет пять,
мчит газеты опять
почта!
Слёз чем лить целый Нил,
ты б его починил —
вот что!
5.
Злятся граждане: «Фу!
Быть нам, бедным, в тифу
вскоре,
прямо делай что хошь,
заедает нас вошь…
Горе!»
6.
Санитар к ним опять
(им в могиле бы спать
до́сыта):
«Ты повыскреб бы вошь,
сразу лет доживешь
до́ ста».
7.
Электрический ток
стал вздымать молоток
четкий.
Чинят там и тут,
подметают, метут
щетки.
8.
Каждый сыт и здоров,
вволю хлеба и дров!
Вещи!
Чисто!!!
Грязи ни-ни!
Солнце целые дни —
блещет!!!
Длятся
игрища спартакиадные.
Глаз
в изумлении
застыл на теле —
тело здоровое,
ровное,
ладное.
Ну и чудно́ же в самом деле!
Неужели же это те, —
которые
в шестнадцатичасовой темноте
кривили
спины
хозяйской конторою?!
Неужели это тот,
которого
безработица
выталкивала
из фабричных ворот,
чтоб шел побираться,
искалечен и надорван?!
Неужели это те,
которых —
буржуи
драться
гнали из-под плетей,
чтоб рвало тело
об ядра и порох?!
Неужели ж это те,
из того
рабочего рода,
который —
от бородатых до детей —
был
трудом изуродован?!
Да!
Это — прежняя
рабочая масса,
что мялась в подвалах,
искривлена и худа.
Сегодня
обмускулено
висевшее мясо
десятью годами
свободного труда.
1.
Три битых брели генерала,
был вечер печален и сер.
Все трое, задавшие драла
из
РСФСР.
2.
Юденич баском пропи́тым
скулит: «Я, братцы, готов.
Прогнали обратно побитым,
да еще прихватили Гдов.
Нет целого места на теле.
За фрак эполеты продам,
пойду служить в метрд’отели
по ярмарочным городам».
3.
Деникин же мрачно горланил:
«Куда мне направить курс?
Не только не дали Орла они,
а еще и оттяпают Курск.
Пойду я просить Христа ради,
а то не прожить мне никак.
На бойню бы мне в Петрограде
на должность пойти мясника».
4.
Визглив голосок адмирала,
и в нем безысходная мука:
«А я, я — вовсе марала,
Сибирь совершенно профу̀кал.
Дошел я, братцы, до точки,
и нет ни двора, ни кола́!
Пойду и буду цветочки
сажать, как сажал Николя̀».
5.
Три битых плелись генерала,
был вечер туманен и сер.
А флаги маячили алонад
РСФСР
С интеллигентским
обличием редьки
жили
в России
теоретики.
Сидя
под крылышком
папы да мамы,
черепа
нагружали томами.
Понаучив
аксиом
и формул,
надевают
инженерскую форму.
Живут, —
возвышаясь
чиновной дорогою,
машину
перчаткой
изредка трогая.
Достигнув окладов,
работой не ранясь,
наяривает
в преферанс.
А служба что?
Часов потеря.
Мечта
витает
в высоких материях.
И вдруг
в машине
поломка простая, —
профессорские
взъерошит пряди он,
и…
на поломку
ученый,
растаяв,
смотрит так,
как баран на радио.
Ты хочешь
носить
ученое имя —
работу
щупай
руками своими.
На книги
одни —
ученья не тратьте-ка.
Объединись,
теория с практикой!
Ну, и дура —
храбрость-то:
всех
звала
шавками.
Всех, мол,
просто-напросто
закидаю —
шапками.
Бойся
этих
русских фраз
и не верь —
в фуражку.
С этой фразой
нам
не раз
наломают —
ряшку…
Враг Советов
не дитё,
чтоб идти
в кулачики.
Враг богат,
умен,
хитер…
По гробам —
укладчики!
Крыты —
сталью-броней
кони их
крепкие.
Не спугнешь их
враньем
о киданьи кепки.
Враг
в дредноутах-китах,
с танками
с тяжкими,
их —
не сломишь,
закидав
шапками —
фуражками!
Они
молчком
к тебе
придут,
лица
не показывая.
Лишь
на траншею,
на редут
вползет
смертища газовая.
Пока
стальным окружием
враги
не нависли,
крепись —
во всеоружии
техники
и мысли!
Всем,
на улицы вышедшим,
тело машиной измаяв, —
всем,
молящим о празднике
спинам, землею натру́женным, —
Первое мая!
Первый из маев
встретим, товарищи,
голосом, в пение сдру́женным.
Вёснами мир мой!
Солнцем снежное тай!
Я рабочий —
этот май мой!
Я крестьянин —
это мой май.
Всем,
для убийств залёгшим,
злобу окопов иззме́ив, —
всем,
с броненосцев
на братьев
пушками вцеливших люки, —
Первое мая!
Первый из маев
встретим,
сплетая
войной разобщенные руки.
Молкнь, винтовки вой!
Тихнь, пулемета лай!
Я матрос —
этот май мой!
Я солдат —
это мой май.
Всем
домам,
площадям,
улицам,
сжатым льдяной зимою, —
всем
изглоданным голодом
степям,
лесам,
нивам —
Первое мая!
Первый из маев
славьте —
людей,
плодородий,
вёсен разливом!
Зелень полей, пой!
Вой гудков, вздымай!
Я железо —
этот май мой!
Я земля —
это мой май!
1.
Пред зовет завхоза басом:
«Вдрызг конец пришел запасам.
2.
Повторяю в страшной яри я:
в беспорядке канцелярия!»
3.
Прибежал завхоз несчастный
в магазин ближайший, частный,
4.
карандаш, бумагу, штемпель
закупил в ударном темпе.
5.
И в отдел, исполнен важности,
тащит пуд писчебумажности.
6.
Развернул товар — и вмиг
переплеты слезли с книг.
7.
С перьев по три фунта кляксы,
а печать — грязнее ваксы!
8.
Положенье — хоть повеситься,
а замзав кричит и бесится:
9.
«Дура ты, хотя и брав, —
ты б пошел в «Мосполиграф»! 1
0.
Там конторе купишь вещи —
не порвут гроссбух и клещи.1
1.
Карандаш, перо, чернила,
штемпель — дешево и мило.1
2.
А обои — загляденье! —
Рад бы клеить каждый день я.1
3.
Шрифта — угол непочатый,
всё, что хочешь, напечатай!»1
4.
Взвыл завхоз: «Товарищ прав!
Я бегу в «Мосполиграф».
Мы
Днем —
благоденствуют дома и домишки:
ни таракана,
ни мышки.
Товарищ,
на этом не успокаивайся очень —
подожди ночи.
При лампе — ничего.
А потушишь ее —
из-за печек,
из-под водопровода
вылазит тараканьё
всевозможного рода:
черные,
желтые,
русые —
усатые,
безусые.
Пустяк, что много,
полезут они —
и врассыпную —
только кипятком шпарни.
Но вот,
задремлете лишь,
лезет
из щелок
разная мышь.
Нам
мышь не страшна.
Пусть себе,
в ожидании красной кошки,
ест
понемногу
нэпские крошки.
Наконец,
когда всё еще храпом свищет,
из нор
выползают
ручные крысищи.
Сахар попался —
сахар в рот.
Хлеб по дороге —
хлебище жрет.
С этими
не будь чересчур кроткий.
Щеки выгрызут,
вопьются в глотки.
Чтоб на нас
не лезли, как на окорок висячий,
волю зубам крысячьим дав,
для борьбы
с армией крысячьей
учреждаем
«Крысодав»
Сегодня
пулей
наемной руки
застрелен
товарищ Войков.
Зажмите
горе
в зубах тугих,
волненье
скрутите стойко.
Мы требуем
точный
и ясный ответ,
без дипломатии,
го̀ло:
— Паны за убийцу?
Да или нет? —
И, если надо,
нужный ответ
мы выжмем,
взяв за горло.
Сегодня
взгляд наш
угрюм и кос,
и гневен
массовый оклик:
— Мы терпим Шанхай…
Стерпим Аркос…
И это стерпим?
Не много ли? —
Нам трудно
и тяжко,
не надо прикрас,
но им
не сломить стальных.
Мы ждем
на наших постах
приказ
рабоче-крестьянской страны.
Когда
взовьется
восстания стяг
и дым
борьбы
заклубится,
рабочие мира,
не дрогните, мстя
и на́нявшим
и убийцам!
1.
Подходи, рабочий!
Обсудим, дай-ка,
что это за вещь такая гайка?
2.
Что гайка?!
Ерунда! Малость!
3.
А попробуй-ка
езжай, ежели сломалась.
Без этой вещи,
без гайки той —
ни взад, ни вперед.
Становись и стой!
4.
Наконец отыскали гайку эту…
5.
Прилаживают…
Никакой возможности нету!..
6.
Эта мала,
та велика, —
словом,
не приладишь ее никак.
7.
И пошли пешком,
как гуляки праздные.
Отчего?
Оттого, что гайки разные.
8.
А если гайки одинаковые ввесть,
сломалась —
новая сейчас же есть.
9.
И нечего долго разыскивать тут:
бери любую —
хоть эту, хоть ту!
1
0.
И не только в гайке наше счастье.
Надо
всем машинам
одинаковые части,
а не то, как теперь —
паровоз и паровоз, —
один паровозом,
а другой, как воз.
1
1.
Если это
поймет
рабочего разум —
к Коммуне
на паровозах
ринемся разом.
(Раздумье на открытии Grand Opéra)
В смокинг вштопорен,
побрит что надо.
По гранд
по опере
гуляю грандом.
Смотрю
в антракте —
красавка на красавице.
Размяк характер —
всё мне
нравится.
Талии —
кубки.
Ногти —
в глянце.
Крашеные губки
розой убиганятся.
Ретушь —
у глаза.
Оттеняет синь его.
Спины
из газа
цвета лососиньего.
Упадая
с высоты,
пол
метут
шлейфы.
От такой
красоты
сторонитесь, рефы.
Повернет —
в брильянтах уши.
Пошеве́лится шаля —
на грудинке
ряд жемчужин
обнажают
шеншиля.
Платье —
пухом.
Не дыши.
Аж на старом
на морже
только фай
да крепдешин,
только
облако жоржет.
Брошки — блещут…
на́ тебе! —
с платья
с полуголого.
Эх,
к такому платью бы
да еще бы…
голову.
Известно:
у меня
и у бога
разногласий чрезвычайно много.
Я ходил раздетый,
ходил босой,
а у него —
в жемчугах ряса.
При виде его
гнев свой
еле сдерживал.
Просто трясся.
А теперь бог — что надо.
Много проще бог стал.
Смотрит из деревянного оклада.
Риза — из холста.
— Товарищ бог!
Меняю гнев на милость.
Видите —
даже отношение к вам немного переменилось:
называю «товарищем»,
а раньше —
«господин».
(И у вас появился товарищ один.)
По крайней мере,
на человека похожи
стали.
Что же,
зайдите ко мне как-нибудь.
Снизойдите
с вашей звездной дали.
У нас промышленность расстроена,
транспорт тож.
А вы
— говорят —
занимались чудесами.
Сделайте одолжение,
сойдите,
поработайте с нами.
А чтоб ангелы не били баклуши,
посреди звезд —
напечатайте,
чтоб лезло в глаза и в уши:
не трудящийся не ест.
Вал. М.
Тебе, поэт,
тебе, певун,
какое дело
тебе
до ГПУ?!
Железу —
незачем
комплименты лестные.
Тебя
нельзя
ни славить
и ни вымести.
Простыми словами
говорю —
о железной
необходимости.
Крепче держись-ка!
Не съесть
врагу.
Солдаты
Дзержинского
Союз
берегут.
Враги вокруг республики рыскают.
Не к месту слабость
и разнеженность весенняя.
Будут
битвы
громше,
чем крымское
землетрясение.
Есть твердолобые
вокруг
и внутри —
зорче
и в оба,
чекист,
смотри!
Мы стоим
с врагом
о скулу скула́,
и смерть стоит,
ожидает жатвы.
ГПУ —
это нашей диктатуры кулак
сжатый.
Храни пути и речки,
кровь
и кров,
бери врага,
секретчики,
и крой,
КРО!
1.
Досконально прочитаешь в нем,
что тебе делать день за днем.
2.
Во-первых,
в понедельник
не гуляй, как бездельник,
а пошарь, —
и если хоть тысяча есть,
спеши ее голодающим снесть.
3.
Во вторник,
в день второй,
подели пополам паек твой:
половину голодающим,
а сам
пока
проживи на половину пайка.
4.
В среду
увидишь товарища,
беги по следу,
останови и убеди:
«С помощью, мол,
к голодающим иди».
5.
В четверг
не забудь
о голодающих детях,
спеши скорей накормить и одеть их.
6.
Если сам поистратился до этих пор,
в пятницу
организуй
для голодающих сбор.
7.
В субботу же,
разумеется,
организуй субботник!
Работайте на голодающих, работница и работник!
8.
В воскресенье
времени немало, —
возьми и повтори всё сначала.
9.
Тот,
кто так повторит дни, —
тот
честный
советский гражданин!
(Матросам)
Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу историю загоним.
Левой!
Левой!
Левой!
Эй, синеблузые!
Рейте!
За океаны!
Или
у броненосцев на рейде
ступлены острые кили?!
Пусть,
оскалясь короной,
вздымает британский лев вой.
Коммуне не быть покорённой.
Левой!
Левой!
Левой!
Там
за горами го́ря
солнечный край непочатый.
За голод,
за мора море
шаг миллионный печатай!
Пусть бандой окружат на́нятой,
стальной изливаются ле́евой, —
России не быть под Антантой.
Левой!
Левой!
Левой!
Глаз ли померкнет орлий?
В старое ль станем пялиться?
Крепи
у мира на горле
пролетариата пальцы!
Грудью вперёд бравой!
Флагами небо оклеивай!
Кто там шагает правой?
Левой!
Левой!
Левой!
Обликом
своим
белея,
Лев Толстой
заюбилеил.
Травояднее,
чем овцы,
собираются толстовцы.
В тихий вечер
льются речи
с Яснополянской дачи: «Нам
противна
солдатчина.
Согласно
нашей
веры,
не надо
высшей меры».
Тенорками ярыми
орут:
«Не надо армий!»
(Иной коммунист —
железный не слишком —
тоже
вторит
ихним мыслишкам.)
Неглупый,
по-моему,
лозунг кидается.
Я сам
к Толстому
начал крениться.
Мне нравится
ихняя
агитация,
но только…
не здесь,
а за границей.
Там бы
вы,
не снедаемы ленью,
поагитировали
страну чемберленью.
Но если
буржуи
в военном раже —
мы будем
с винтовкой
стоять на страже.
1.
Вот мчится прямо к Волге тройка
коней французских, сытый вид,
а посредине тройки —
стойко
консервов баночка стоит.
2.
Навстречу мужик голодный,
видит —
жирные дяди:
3.
«Подайте, — говорит, —
Христа ради!»
4.
Осмотрели буржуи мужичонка се́рова:
«Хочешь, — спрашивают, —
лещика в консервах?»
5.
Вывернул тулуп наизнанку,
сел мужик —
раскупоривает банку.
6.
Раскупорил банку,
а вместо лещика —
из банки
мурло
царя и помещика.
7.
Хочет мужик бежать в лес,
да ему помещик на шею взлез.
8.
И от этой всей французской помощимужику остались лишь царские «помочи».
9.
Отсюда
мораль такая вот:
разбирайся в тех, кто помощь дает.1
0.
Хлеб буржуй протянет, —1
1.
в другой руке, смотри, не́т ли
пеньковой пе́тли.1
2.
Только брат рабочий да крестьянин брат
помочь голодному брату рад.
Пришли и славословим покорненько
тебя, дорогая взятка,
все здесь, от младшего дворника
до того, кто в золото заткан.
Всех, кто за нашей десницей
посмеет с укором глаза весть,
мы так, как им и не снится,
накажем мерзавцев за зависть.
Чтоб больше не смела вздыматься хула,
наденем мундиры и медали
и, выдвинув вперед убедительный кулак,
спросим: «А это видали?»
Если сверху смотреть — разинешь рот.
И взыграет от радости каждая мышца.
Россия — сверху — прямо огород,
вся наливается, цветет и пышится.
А разве видано где-нибудь, чтоб стояла коза
и лезть в огород козе лень?..
Было бы время, я б доказал,
которые — коза и зелень.
И нечего доказывать — идите и берите.
Умолкнет газетная нечисть ведь.
Как баранов, надо стричь и брить их.
Чего стесняться в своем отечестве?