Я не писал стихов. Я говорил, что прежде
Землей, водой и небом овладей,
Чтоб узнавать деревья по одежде
И по глазам разгадывать людей.
Упрямый мир, я вник в его лукавства,
В его приемы скрытых перемен,
В его еще неведомые яства,
В непрочность дружб и тщательность измен.
Я каждый день держал ему экзамен,
Я позволял ему меня стегать,
И то, чего умом постичь не мог, — глазами
Учился непрерывно постигать.
Я пустяки считал за катастрофы
И беды принимал как пустяки.
Я здравствовал. Я говорил: теки
Неслышно, жизнь, в слова и строфы.
Всему есть исполнения и сроки,
Но раз весь мир ты вкладываешь в строки,
Бессмертными становятся стихи.
Когда распускаются легкие маки
И светлы деревья зеленые знаки,
Когда от земли отрываются злаки,
Когда бы то ни было, — ты мне знакомо,
Средь трав и раскатов далекого грома
Упрямое чувство любимого дома.
Когда по дорогам раскинутся лужи,
Окутает изморозь тальники стужей,
Листву непролазные ветры закружат…
Когда бы то ни было, — ты мне знакома,
Совсем человечья надобность дома.
Когда вдруг по лунному холоду ночи
Улягутся вьюги разорванной клочья
И выступит звезд надо мной многоточье.
Когда бы то ни было, — ты мне знакомо,
Среди тишины и снарядного грома
Бессмертное чувство любимого дома.
Я умереть хотел бы так,
Чтоб пули мои пели
И все еще туда, где враг,
Трассируя, летели.
Я умереть хотел бы так,
Чтоб лег и враг без счета,
Но были б все в моих руках
Две ручки пулемета.
Я умереть хотел бы так,
Чтоб от фашистских танков
Вокруг меня курился прах
Бессмысленных останков.
Я умереть хотел бы так,
Чтоб, кинув «мессершмитты»,
И там и тут легли кто как
Немецкие бандиты.
Я умереть хотел бы так,
Чтоб мой Союз был вечен
И был бы каждый в нем мой шаг
Бессмертием отмечен.
Я умереть хотел бы так,
Чтоб мир шумел страною
И вместо памятника танк
Пылал бы надо мною.
Что годы —
Что годы — дым кипучести
Да ветряная рысь.
Но с этою
Но с этою летучестью
Мне радостно
Мне радостно нестись,
Всему —
Всему — неуловимое
Свое дано в судьбе,
И там наше
И там наше любимое
Где верны
Где верны мы себе.
Грозою
Грозою закаленные,
Сражаясь за поля,
Буденновкой
Буденновкой зеленою
Гордятся
Гордятся тополя.
Покой хорош —
Покой хорош — отпетому,
Покой хорош — отпетому, А буря — кораблю,
Наверное,
Наверное, поэтому
Я — конницу
Я — конницу люблю.
Барабаны, гряньте
В Горьком и Коканде,
Гневом бушуя,
Улицы оденьте
В Ленинграде, в Шуе,
В Луге и Дербенте.
Клин, греми трубою
К бою! К бою! К бою!
Пусть повсюду брызнут
Ярости потоки,
На мою отчизну
Враг напал жестокий.
Шаг проверен. Так идти!
Все преграды прочь с пути!
Барабаны, гряньте
В Горьком и Коканде,
Смело в битву, братья
На земле и море,
Пуля и проклятье
Гитлеровской своре!
Ты тронешь холодно струну,
И, пущенная срыву,
Певунья ранит тишину
Капризным рецидивом.
Но тронь нежней – поет струна.
Ценой простого слова
К нам вновь приходит тишина,
И мир приходит снова.