На цветы с цветов летая,
В поле бабочка живет;
Не тоскуя, не вздыхая,
Сладкий мед один с них пьет.
Что счастливее сей доли,
Как бы бабочкою быть,
На своей всегда жить воле,
И любви лишь сладость пить?
Я бы пил, — и, вновь влюбляясь,
Лишь в веселье дни провел
И, с духами сочетаясь,
Был нетления символ.
Се Пиндар, Цицерон, Виргилий, — слава Россов,
Неподражаемый, бессмертный Ломоносов.
В восторгах он своих где лишь черкнул пером,
От пламенных картин поныне слышен гром.
1779
Виргилий, Цицерон и Пиндар звучный Россов,
Неподражаемый здесь зрится Ломоносов.
Среди приятностей там весь парнасский гром.
О вечность! прекрати твоих шум вечных споров
Кто превосходней всех героев в свете был.
В святилище твое от нас в сей день вступил
Суворов.
<Май 1800>
Окончи, вечность,
Тех споров бесконечность,
Кто больше из твоих героев был.
Окончи бесконечность споров.
В твое сятилище вступил
От нас Суворов.
Hе предавай себя печали,
Hе сокращай стенаньми век:
Блаженны небеса создали
Тебя к блаженству, человек!
Умей сей жизнью наслаждаться,
Умей ты всем довольным быть;
Сколь много ни грустить, ни рваться,
Твоих судеб не пременить;
Летит Сатурн, стремятся годы,
Смерть ближится всечасно к нам…
1794
В нем воли доброй, мудрой много;
Остер в решениях, легок,
За все берется круто, строго;
Все б сделал вдруг, коль был бы бог.
1798
В решеньях краток, быстр, щедроты лил, где мог,
Суд правый водворить брался он живо, строго,
И все бы сделал вдруг; но, ах! он не был бог (Позднейшая рукопись).
Какой-то бешеный по улице бежал,
И мочи что в нем есть: горит, горит! кричал.
Тут выбежал старик с прекрасною женою:
«Где, что», кричал, «горит? что сделалось со мною?»
Тут бешеный такой сказал ему ответ:
Ах нет!
Не твой пылает дом, — сердечушко во мне
По душечке горит, — твоей горит жене!
Каша златая,
Что ты стоишь?
Пар испущая,
Вкус мой манишь?
Или ты любишь
Пузу мою?
Зерны ль златисты
Полбы в крупах,
Розы ль огнисты
Гречи в горшках,
Сахар ли белый
Проса с млеком?
Каша златая,
Что ты стоишь?
Слышу, вздыхая,
Мне говоришь:
«К каше привыкнув,
С ней и умрешь».
1804 (?)
По слову первому — покой,
По имени — ты дар наш первый,
Сын — по рождению — Минервы,
Сосуд избранный — ангел твой,
И ангел рифмой сочетаться
Лишь может с именем твоим.
Кого же должно дожидаться
Вещей с стеченьем таковым?
Кого? — конечно не инова,
Как соподвижника Петрова!
1797
Опоясанна цветами
Сходит к нам с небес Весна,
И младыми красотами
Улыбается она.
Улыбнулась — и явились
Розы и лилеи в свет,
Благовонья оживились,
Возблистал на листьях мед,
И по рощам разгласилось
Хохотаньем эхо вновь;
Радость, счастье водворилось:
Нам родилася Любовь!
1799
О, сколь, София! ты приятна
В невинной красоте твоей,
Как чистая вода прозрачна,
Блистая розовой зарей!
1791
О, коль, София, всем приятна
Невинна молодость твоя!
Как чистое стекло прозрачна,
Как утрення заря сквозь воды,
Являешь образ ты природы
Нам в полной красоте ея.
Григорьевская больница,
От щедрот
Екатерины вторыя,
Графинею Браницкою
В память
Заслуг дяди ея
Князя Григория Александровича
Потемкина-Таврического,
Восстановителя и повелителя
Черноморского Флота,
И его к ней неисчетных благотворений.
Воздвигнута 1795 года.
Мне девушки шептали:
«Ты стар, и сед и лыс;
Вот зеркало, — сказали, —
Возьми и посмотрись».
«Что нужды мне, не знаю,
Я стар, — сказал, — иль нет;
Я только уверяю,
Что я душой не сед.
И старику нужнее
В веселии пожить,
Приходит чем скорее
Меня похоронить».
Преславно подлинно и всех похвал достойно,
В комедьи рифмачей ты живо описал, —
Мольер, Анакреон ты стал.
Лишь день в твой век умел один провесть пристойно!
1797
«Недавно в темну ночь,
Окончив день пристойно,
Прогнав заботы прочь,
Я спал себе спокойно».
Трикрат на нас сильней флот Шведов тек;
Бесстрашный Чичагов Екатерине рек:
«Коль нам помощник Бог, нас тьмой не сглотят сил!»
Отбил, облег, разбил, пленил.
1790
Се человек!
На Бога уповал и рек:
Нас тьмою не поглотят сил:
Отбил, облег, разбил, пленил.
Опутав Леля музы
В цветочном тенете,
Стеречь, повергши в узы,
Вручили Красоте.
Уж Лада ходит, просит,
Чтоб ей сыскать его,
И выкуп знатный носит
С собою за него.
Но пленника пусть долю
Хоть выкуп сей прервет,
Он сладкую неволю
Свободе предпочтет.
Уймешься ль куликать? жена тазала мужа:
Ты видишь, нас скуда кака пришибла, нужа! —
Тащит кто боле дом, ей муж сказал в ответ,
Ты лучше знаешь то: иль я, иль наш сосед?
Жена ему на то ни слова не сказала,
Краснела только лишь, задумалась, молчала.
Пристойно, Волга, ты свирепо протекала,
Как для побед Татар тобой царь Грозный шел;
Ты шумом вод своих весь полдень устрашала,
Как гром тобою Петр на гордых Персов вел;
Но днесь тебе тещи пристойно с тишиною:
Екатерина мир приносит всем собою.
Ты взорами орлица,
Достойная отца;
Душею голубица,
Достойная венца.
Приятности дивятся
Уму и красотам,
И в плясках все стремятся
Лишь по твоим следам.
Явишься ль в Петрополе, —
Победы поженешь:
Как флот отец твой в море,
Так ты сердца пожжешь.
Какою силой Диц на скрыпке так играет,
Что восхищает ум, волнует, нежит кровь?
Не оттого ли, что краса его питает,
Внушает вкуса бог, безмолвье и любовь?
Живи, вития чувств! игрой тешь Муз собор:
Приятен и без слов твой сердца разговор.
1798
Сребра и злата не дал в ли́хву
И с неповинных не́ брал мзды,
Коварством не вводил в ловитву
И не ковал ничьей беды;
Но верой, правдой вержа злобу,
В долгу оставил трех царей.
Приди вздохнуть, прохожий, к гробу,
Покоищу его костей.
<1804>