Послушай, Майков ты, число у нас любовниц
Размножилося так, как розы на кустахъ;
Но то в подсолнечной везде во всех местах.
Я чту девиц, утех во младости виновниц.
Почтенна ли любовь,
Когда пылает кровь?
Старуха скажет,
И ясно то докажет,
Что ето пагубно для нас и для девиц:
И стерла бы она красу с девичьих лицъ;
Употребила бы на то она машины,
Чтоб были и у них по красоте морщины.
А я скажу не то:
Да что?
Любовь и в городах и в селах,
Похвальна: лиш была б она в своих пределах,
Красавица сперьва к себе любовь измерь:
Без основания любовнику не верь;
Хотя бы он тебе с присягой стал молиться,
Дабы в Ругательство девице не ввалитьс^,
На красоту,
Разскаску я сплету:
Пастух любил пастушку,
Как душку,
И клялся: я тебя своею душкой чту.
Красавица не верит,
И думаеть она: любовник лицемерит:
Не всякой человек на свете сем Пирамъ!
Боится, из любви родится стыд и срам.
Сказали пастуху, пастушка умирает,
И гроб уже готов:
Жесточе естьли что любовнику сих словъ?
Пастух оставших дней уже не разбирает,
Дрожит,
И памяти лишен к пастушке он бежит.
Во время темной нощи,
Густой в средину рощи.
И выняв ножь себя он хочет умертвить:
Но ищет он любезной,
Желая окончать при ней такой век слезной:
Сие в сии нас дни не должноль удивить?
И частоль таковы льзя верности явить?
А волку трудно ли овечку изловить?
Воспламенение Дидоне было грозно;
Филида плакала, но каялася позно.
Пастушки пастуха увидя ясно страсть.
И не бывя больной всклепала ту напасть,
Она кричит: Увы! тебя смерть люта ссекла,
Увяла роза днесь и лилия поблекла.
Но скоро стал пастух как прежде был он бодр:
И превратился гроб во брачный тамо одр.
Не всяк ли человек в участии особом.
Пастушке гроб стал одр, Дидоне одр стал гробомъ…
Судьбина всякаго различно вить даритъ;
Дидона на костре горит,
Пастушка в пламени судьбу благодарит.
Когда вверяется кому какая девка,
Так помнилаб она, что ето не издевка;
А сколько девушка раскаясь ни вздохнет,
И сколько уж она злодея ни клянет,
В том прибыли ей нет.