Ну вот и всё! Закончен сон глубокий!
Никто и ничего не разрешает!
Я ухожу, отдельный, одинокий
По полю лётному, с которого взлетают! Я посещу надводную обитель,
Что кораблём зовут другие люди.
Мой капитан, мой друг и мой спаситель!
Давай с тобой хоть что-нибудь забудем! Забудем что-нибудь — мне нужно, можно!
Всё — женщину, с которою знакомы!
Всё помнить — это просто невозможно.
Да это просто и не нужно — что мы?
Зачем мне считаться шпаной и бандитом —
Не лучше ль податься мне в антисемиты:
На их стороне хоть и нету законов —
Поддержка и энтузиазм миллионов.
Решил я — и, значит, кому-то быть битым,
Но надо ж узнать, кто такие семиты, —
А вдруг это очень приличные люди,
А вдруг из-за них мне чего-нибудь будет!
Нам своих артистов жалко —
Холили, лелеяли!
А они, едрёна палка,
Ходят Галилеями! Ну, а Ваши — злое семя! —
Ходят декабристами…
Поменяться б вам на время
С нашими артистами! Нам стоять почти что рядом —
Мы на «Тэ», а вы на «эС».
Ох, продлим мы вам легенду
Где-нибудь на Братской ГЭС.Маяковский долго плакал
Небо этого дня —
ясное,
Но теперь в нём броня
лязгает.
А по нашей земле
гул стоит,
И деревья в смоле —
грустно им.
Дым и пепел встают,
как кресты,
Нет! Не затем, что ощущаю лень я,
А просто потому — кишка тонка,
Мне так и не придумать поздравленья
Дороже лауреатского значка.
Мне — не-стрелю и акыну —
Многим в пику, в назиданье,
Подарили вы картину
Без числа и без названья.Что на ней? Христос ли, бес ли?
Или мысли из-под спуду?
Но она достойна песни.
Я надеюсь, песни будут.
А про неё слыхал слегка,
Что рядом нет уже Санька,
Что перед ней швейцары двери
Лбом отворяют; муж — в ЦК.
Ну что ж, в неё всегда я верил.
А мы живём в мертвящей пустоте, —
Попробуй, надави — так брызнет гноем…
И страх мертвящий заглушаем воем,
И вечно первые, и люди, что в хвосте.И обязательное жертвоприношенье,
Отцами нашими воспетое не раз,
Печать поставило на наше поколенье,
Лишило разума, и памяти, и глаз.И запах крови, многих веселя…
А меня тут узнают —
Ходят мимо и поют,
За моё здоровье пьют
андоксин.
Я же славы не люблю —
Целый день лежу и сплю,
Спросят: «Что с тобой?» — леплю:
так, мол, сплин.А ко мне тут пристают:
Почему, мол, ты-то тут,
Ты ведь был для нас статут
А люди всё роптали и роптали,
А люди справедливости хотят:
«Мы в очереди первыми стояли,
А те, кто сзади нас, уже едят!»
Им объяснили, чтобы не ругаться:
«Мы просим вас, уйдите, дорогие!
Те, кто едят, — ведь это иностранцы,
А вы, прошу прощенья, кто такие?»
Я несла свою беду
По весеннему по льду.
Надломился лед, душа оборвалася.
Камнем под воду пошла,
А беда — хоть тяжела —
А за острые края задержалася.
И беда с того вот дня
Ищет по свету меня,
Слухи ходят вместе с ней, с кривотолками.
Я спокоен — Он мне всё поведал.
«Не таись», — велел. И я скажу:
Кто меня обидел или предал —
Покарает Тот, кому служу.
Не знаю, как — ножом ли под ребро,
Или сгорит их дом и всё добро,
Или сместят, сомнут, лишат свободы…
Когда — опять не знаю, — через годы
Или теперь, а может быть — уже…
Судьбу не обойти на вираже
Ну чем же мы, солдатики, повинны,
Что наши пушки не зачехлены?
Пока враги не бросили дубины, -
Не обойтись без драки и войны.Я бы пушки и мортиры
Никогда не заряжал,
Не ходил бы даже в тиры —
Детям елки наряжал.Но вот как раз
Пришел приказ
Идти на усмирение,
И я пою,
Благодать или благословение
Ниспошли на подручных твоих —
Дай нам, Бог, совершить омовение,
Окунаясь в святая святых! Все порок, грехи и печали,
Равнодушье, согласье и спор —
Пар, который вот только наддали,
Вышибает, как пули, из пор.То, что мучит тебя, — испарится
И поднимется вверх, к небесам, —
Ты ж, очистившись, должен спуститься —
Пар с грехами расправится сам.Не стремись прежде времени к душу,
Я всё чаще думаю о судьях, —
Я такого не предполагал:
Если обниму её при людях —
Будет политический скандал.Будет тон в печати комедийный,
Я представлен буду чудаком, —
Начал целоваться с беспартийной,
А теперь целуюсь — с вожаком! Трубачи, валяйте, дуйте в трубы!
Я ещё не сломлен и не сник:
Я в её лице целую в губы
Общество «Франс — Юньон Совьетик»!
Я первый смерил жизнь обратным счётом,
Я буду беспристрастен и правдив:
Сначала кожа выстрелила потом
И задымилась, поры разрядив.
Я затаился и затих. И замер.
Мне показалось — я вернулся вдруг
В бездушье безвоздушных барокамер
И в замкнутые петли центрифуг.Сейчас я стану недвижим и грузен,
И погружён в молчанье. А пока
Меха и горны всех газетных кузен
Я стою, стою спиною к строю, —
Только добровольцы — шаг вперед!
Нужно провести разведку боем, —
Для чего — да кто ж там разберет… Кто со мной? С кем идти?
Так, Борисов… Так, Леонов…
И еще этот тип
Из второго батальона! Мы ползем, к ромашкам припадая, —
Ну-ка, старшина, не отставай!
Ведь на фронте два передних края:
Наш, а вот он — их передний край.Кто со мной? С кем идти?
Ах, дороги узкие —
Вкось, наперерез, —
Версты белорусские —
С ухабами и без.
Как орехи грецкие,
Щелкаю я их, —
Ох, говорят, немецкие —
Гладко, напрямик…
Ах, как тебе родиться пофартило —
Почти одновременно со страной!
Ты прожил с нею все, что с нею было.
Скажи еще спасибо, что живой.В шестнадцать лет читал ты речь Олеши,
Ты в двадцать встретил год тридцать седьмой.
Теперь «иных уж нет, а те — далече»…
Скажи еще спасибо, что живой! Служил ты под началом полотера.
Скажи, на сердце руку положив,
Ведь знай Лаврентий Палыч — вот умора! —
Кем станешь ты, остался бы ты жив? А нынче — в драках выдублена шкура,
Я в деле, и со мною нож —
И в этот миг меня не трожь,
А после — я всегда иду в кабак, —
И кто бы что не говорил,
Я сам добыл — и сам пропил, —
И дальше буду делать точно так.
Ко мне подходит человек
И говорит: «В наш трудный век
Таких, как ты, хочу уничтожать!»
— Ну что, Кузьма?
— А что, Максим?
— Чего стоймя
Стоим глядим? — Да вот глядим,
Чего орут, -
Понять хотим,
Про что поют.Куда ни глянь —
Все голытьба,
Куда ни плюнь —
Полна изба.И полн кабак
— Эй, шофер, вези в Бутырский хутор,
Где тюрьма, — да поскорее мчи!
— Ты, товарищ, опоздал,
ты на два года перепутал -
Разбирают уж тюрьму на кирпичи.
— Очень жаль, а я сегодня спозаранку
По родным решил проехаться местам…
Ну да ладно, что ж, шофер,
тогда вези меня в "Таганку", -
Ах, откуда у меня грубые замашки?!
Походи с мое, поди даже не пешком…
Меня мама родила в сахарной рубашке,
Подпоясала меня красным ремешком.
Дак откуда у меня хмурое надбровье?
От каких таких причин белые вихры?
Мне папаша подарил бычее здоровье
И в головушку вложил не "хухры-мухры"
Когда вода всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков.
И чудаки — еще такие есть —
Вдыхают полной грудью эту смесь.
И ни наград не ждут, ни наказанья,
Кто верит в Магомета, кто — в Аллаха, кто — в Иисуса,
Кто ни во что не верит — даже в черта, назло всем, -
Хорошую религию придумали индусы:
Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.
Стремилась ввысь душа твоя -
Родишься вновь с мечтою,
Но если жил ты как свинья -
Останешься свиньею.
Копи!
Ладно, мысли свои вздорные копи!
Топи!
Ладно, баньку мне по-черному топи!
Вопи!
Все равно меня утопишь, но вопи!..
Топи.
Только баньку мне, как хочешь, натопи.
Эх, сегодня я отмоюсь, эх, освоюсь!
В голове моей тучи безумных идей -
Нет на свете преград для талантов!
Я под брюхом привыкших теснить лошадей
Миновал верховых лейтенантов.
…Разъярялась толпа, напрягалась толпа,
Нарывалась толпа на заслоны -
И тогда становилась толпа "на попа",
Извергая проклятья и стоны.
В день, когда мы, поддержкой земли заручась,
По высокой воде, по соленой, своей,
Выйдем в точно назначенный час, -
Море станет укачивать нас,
Словно мать непутевых детей.
Волны будут работать — и в поте лица
Корабельные наши бока иссекут,
Терпеливо машины начнут месяца
Составлять из ритмичных секунд.
В куски разлетелася корона,
Нет державы, нет и трона.
Жизнь России и законы —
Все к чертям!
И мы, словно загнанные в норы,
Словно пойманные воры,
Только кровь одна с позором
Пополам.
И нам ни черта не разобраться —
В младенчестве нас матери пугали,
Суля за ослушание Сибирь, грозя рукой, -
Они в сердцах бранились — и едва ли
Желали детям участи такой.
А мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу…
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?
Не писать мне повестей, романов,
Не читать фантастику в углу, -
Я лежу в палате наркоманов,
Чувствую — сам сяду на иглу.
Кто-то раны лечил боевые,
Кто-то так, обеспечил тылы…
Эх вы парни мои шировые,
Поскорее слезайте с иглы!
В этом доме большом раньше пьянка была
Много дней, много дней,
Ведь в Каретном ряду первый дом от угла -
Для друзей, для друзей.
За пьянками, гулянками,
За банками, полбанками,
За спорами, за ссорами, раздорами
Ты стой на том,
Что этот дом -
Здесь вам не равнина — здесь климат иной.
Идут лавины одна за одной,
И здесь за камнепадом ревет камнепад.
И можно свернуть, обрыв обогнуть, -
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.
Кто здесь не бывал, кто не рисковал —
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звезды хватал с небес.
Как спорт, поднятье тяжестей не ново
В истории народов и держав.
Вы помните, как некий грек другого
Поднял и бросил, чуть попридержав.
Как шею жертвы, круглый гриф сжимаю.
Овацию услышу или свист?
Я от земли Антея отрываю,
Как первый древнегреческий штангист.
Водой наполненные горсти
Ко рту спешили поднести -
Впрок пили воду черногорцы
И жили впрок — до тридцати.
А умирать почетно было
Средь пуль и матовых клинков,
И уносить с собой в могилу
Двух-трех врагов, двух-трех врагов.