Пенсионер Василий Палыч Кочин
(Который все газеты прочитал,
Страдал футболом и болезнью почек)
О прелестях футбола толковал: «Вы в двадцать лет — звезда на горизонте,
Вы в тридцать лет — кумиры хулиганов,
Вы в тридцать пять — на тренерской работе,
А в сорок пять — на встрече ветеранов! Болею за «Торпедо» я, чего там!
Я мяч пробить в ворота им не мог,
Но я его послал в свои ворота —
Я был болельщик лучше чем игрок».
Где девочки? Маруся, Рая, Роза?
Их с кондачка пришлёпнула ЧеКа,
А я — живой, я — только что с Привоза,
Вот прям сейчас с воскресного толчка! Так что, ребята! Ноты позабыты,
Зачёркнуто ли прежнее житьё?
Пустились в одиссею одесситы —
В лихое путешествие своё.А помните вы Жорика-маркёра
И Толика — напарника его?
Ему хватило гонора, напора,
Но я ответил тоже делово.Он, вроде, не признал меня, гадюка,
И с понтом взял высокий резкий тон:
«Хотите, будут речь вести за Дюка?
Но за того, который Эллингтон»…
«Эй, кто там крикнул «ай-ай-ай?» — «Ну я! Я, Кролик Белый». —
«Опять спешишь?» — «Прости, Додо, так много важных дел!
У нас в Стране Чудес попробуй что-то не доделай…
Вот и ношусь я взад-вперёд как заяц угорелый —
За два кило пути я на два метра похудел.Зачем, зачем, сограждане, зачем я Кролик — белый?
Когда бы был я серым — я б не бегал, а сидел.
Все ждут меня, всем нужен я — и всем визиты делай,
А я <не>
Установить бы кроликам какой-нибудь предел!» —«Но почему дрожите вы и почему вы белый?» —>
«Да потому что — ай-ай-ай! — таков уж мой удел.
Ах, как опаздываю я — почти что на день целый!
Бегу, бегу…» — «Но говорят, он в детстве не был белый,
Но опоздать боялся — и от страха поседел». —
«Да, я опоздать боялся, я от страха поседел».
Догонит ли в воздухе — или шалишь! —
Летучая кошка летучую мышь,
Собака летучая кошку летучую?
Зачем я себя этой глупостью мучаю!
А раньше я думала, стоя над кручею:
«Ах, как бы мне сделаться тучей летучею!»
Ну вот! Я и стала летучею тучею,
Ну вот и решаю по этому случаю:
Догонит ли в воздухе — или шалишь! —
Летучая кошка летучую мышь?
Когда провалишься сквозь землю от стыда
Иль поклянёшься: «Провалиться мне на месте!» —
Без всяких трудностей ты попадёшь сюда,
А мы уж встретим по закону, честь по чести.Мы антиподы, мы здесь живём!
У нас тут антикоординаты.
Стоим на пятках твёрдо мы и на своём,
Кто не на пятках, те — антипяты! Но почему-то, прилетая впопыхах,
На голове стоят разини и растяпы,
И даже пробуют ходить на головах
Антиребята, антимамы, антипапы… Мы антиподы, мы здесь живём!
У нас тут антиординаты.
Стоим на пятках твёрдо мы и на своём,
И кто не с нами, те — антипяты!
Слезливое море вокруг разлилось,
И вот принимаю я слёзную ванну, —
Должно быть, по морю из собственных слёз
Плыву к слезовитому я океану.
Растеряешься здесь поневоле —
Со стихией одна на один.
Может, зря проходили мы в школе,
Что моря — из поваренной соли?
Хоть бы льдина мне встретилась, что ли,
Иль попался мне добрый дельфин!
Я Робин Гусь — не робкий гусь.
Но! Я не трус, но я боюсь,
Что обо мне вы слышать не могли.Я славный гусь — хорош я гусь.
Я вам клянусь, я вам клянусь,
Что я из тех гусей, что Рим спасли.Кстати, я гусь особенный,
Ведь не все гуси — Робины.
«Горю от нетерпения
Представить вам явление —
Без преувеличения
Писательницу-гения: Всё, что напишет, — вскоре
Прочтёте на заборе». —«Сгораю от смущения,
Сомнения, стеснения, —
Примите в знак почтения
Заборные творения! Всё, что рождаю в спорах, —
Читайте на заборах».
Баю-баю-баюшки-баю,
Что за привередливый ребёнок!
Будешь вырываться из пелёнок —
Я тебя, ю-баюшки, убью.До чего же голос тонок, звонок,
Баю-баю-баюшки-баю!
Всякий непослушный поросёнок
Вырастает в крупную свинью.Погибаю, баюшки-баю!..
Дым из барабанных перепонок.
Замолчи, визгливый поросёнок,
Я тебя, бай-баюшки, убью.Если поросёнком вслух с пелёнок
Обзывают, баюшки-баю, —
Даже самый смирненький ребёнок
Превратится в будущем в свинью!
Не зря лягушата сидят —
Посажены дом сторожить,
А главный вопрос лягушат:
Впустить — не впустить? А если рискнуть, а если впустить,
То — выпустить ли обратно?
Вопрос посложнее, чем «быть иль не быть?»,
Решают лягушата.Как видите, трудно, ква-ква:
Слова, слова, слова!
Вопрос этот главный решат
Достойные из лягушат.
У Джимми и Билли всего в изобилье —
Давай, не зевай, сортируй, собирай!
И Джимми и Билли давно позабыли,
Когда собирали такой урожай.И Джимми и Билли, конечно, решили
Закапывать яблоки в поте лица.
Расстроенный Билли сказал: «Или—или!
Копай, чтоб закончилась путаница».
И Джимми и Билли друг друга побили.
Ура! Караул! Закопай! Откопай! Ан глядь — парники все вокруг подавили.
Хозяин, где яблоки? Ну, отвечай!
У Джимми и Билли всего в изобилье —
Давай, не зевай, сортируй, собирай!
И Джимми и Билли давно позабыли,
Когда собирали такой урожай!
Прошу не путать гусеницу синюю
С гусатою гусынею.
Гусыни ни во что не превращаются —
Они гусаются, они кусаются.А Гусеница Синяя не птица
И не гусица, а гусеница.Мне нужно замереть и притаиться —
Я куколкой стану,
И в бабочку в итоге превратиться —
По плану, по плану.Ну, а планы мнимые —
Не мои, не мои,
И невыполнимые —
Не мои, не мои,
Вот осуществимые —
Вы мои, вы мои!
Ах, на кого я только шляп не надевал!
Mon Dieu! С такими головами разговаривал!
Такие шляпы им на головы напяливал,
Чтоб их врагов разило наповал.
Сорвиголов и оторвиголов видал:
В глазах — огонь, во рту — ругательства и кляпы!
Но были, правда, среди них такие шляпы,
Что я на них бы шляп не надевал.
И на великом короле, и на сатрапе,
И на арапе, и на Римском Папе —
На ком угодно шляпы хороши!
Так согласитесь, наконец, что дело в шляпе,
Но не для головы, а для души.
Миледи! Зря вы обижаетесь на Зайца!
Он, правда, шутит неумно и огрызается,
Но он потом так сожалеет и терзается!
Не обижайтесь же на Мартовского Зайца!
Ах, проявите интерес к моей персоне!
Вы, в общем, сами — тоже форменные сони,
Без задних ног уснёте — ну-ка, добудись!
Но здесь сплю я — не в свои сони не садись!
Мы браво и плотно сомкнули ряды,
Как пули в обойме, как карты в колоде:
Король среди нас — мы горды,
Мы шествуем бодро при нашем народе.Падайте лицами вниз, вниз —
Вам это право дано,
Пред королём падайте ниц
В слякоть и грязь — всё равно! Нет-нет, у народа не трудная роль:
Упасть на колени — какая проблема?
За всё отвечает король,
А коль не король, ну тогда — королева! Падайте лицами вниз, вниз —
Вам это право дано,
Пред королём падайте ниц
В слякоть и грязь — всё равно!
Король, что тыщу лет назад над нами правил,
Привил стране лихой азарт игры без правил,
Играть заставил всех графей и герцогей,
Вальтей и дамов в потрясающий крокей.Названье крокея от слова «кроши»,
От слова «кряхти», и «крути», и «круши».
Девиз в этих матчах: «Круши, не жалей!
Даёшь королевский крокей!»
«В груди душа словно ёрзает,
Сердце в ней горит будто свечка.
И в судьбе — как в ружье: то затвор заест,
То в плечо отдаст, то осечка.Ах ты, долюшка несчастливая,
Воля царская — несправедливая!» —«Я привидение, я призрак, но
я от сидения давно больно.
Темница тесная — везде сквозит.
Хоть бестелесно я, а всё ж знобит.Может, кто-нибудь обидится,
Но я, право, не шучу:
Испугать, в углу привидеться —
Совершенно не хочу.Жаль, что вдруг тебя казнят, — ты с душой хорошею.
Можешь запросто, солдат, звать меня Тимошею».
Ах, не стойте в гордыне,
Подходите к крыльцу.
А и вы, молодые,
Поклонитесь отцу! Он сердитый да строгий:
Как сподлобья взглянёт,
Так вы падайте в ноги —
Может, он отойдёт.Вам отцу поклониться —
Тоже труд небольшой,
Он лицом просветлится,
Помягчеет душой.Вы с того начинайте,
И потом до конца
Во всю жизнь привечайте
Дорогого отца!
Понятие «кресло» — интересно:
Ведь в креслах отдыхают.
Так почему же словом «кресло»
Рабочье место называют? Кресло стоит — ангел на нём, бес ли?
Как усидеть мне на своём кресле! Приятно, если сидишь на кресле, —
Оно не возражает.
И выбрать кресло — тоже лестно,
Но чаще — кресло выбирает.Надо напрячь на ответственном мне слух,
Чтоб поступать соответственно креслу.
Всю Россию до границы
Царь наш кровью затопил,
А жену свою, царицу,
Колька Гришке уступил.
За нескладуху—неладуху —
Сочинителю по уху!
Сочинитель — это я,
А часового бить нельзя!
Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги —
Значит скоро и нам уходить и прощаться без слов.
По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,
Неизвестно к какому концу унося седоков.Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи!
И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,
На скаку не заметив, что рядом товарищей нет.И ещё будем долго огни принимать за пожары мы,
Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,
О войне будут детские игры с названьями старыми,
И людей будем долго делить на своих и врагов.А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,
И когда наши кони устанут под нами скакать,
И когда наши девушки сменят шинели на платьица, —
Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!..
Пишет мне сестричка, только
В буквы слёзы льёт,
Пишет, что гуляет Колька —
Только дым идёт.Всё до поры до времени,
Потом растает дым,
Отпустят в октябре меня,
Тогда и поглядим, посмотрим.
По полю шли три полуидиота
И говорили каждый о своём.
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Один сказал: «Тяжелая работа!»
Другой сказал: «Но завтра ведь суббота!»
А третий промолчал.
В тонику, в тонику, в тонику спел он.
Подымайте руки, в урны суйте
Бюллетени, даже не читав!
Помереть от скуки! Голосуйте,
Только, чур, меня не приплюсуйте —
Я не разделяю ваш устав!
Потихоньку, гады!
Не ругались, не вздорили,
Проиграли в карты
Или просто проспорили.
Жалко Кольку!
Почти не стало усов и бак —
Цирюльник мигом усы изымет,
Тупеют морды <и> у собак,
Которых раньше звали борзыми.Что теперь знатный род, для девчонок — изыск!
Не порода рождает сократов.
Говорят, уничтожили вместо борзых
Супостатов-аристократов.Уже не стало таких старух,
Какие долго хранят и помнят,
Хотя и редко болтают вслух
Про тех, кто жили в проспектах комнат.
При свечах тишина —
Наших душ глубина,
В ней два сердца плывут, как одно…
Пора занавесить окно.Пусть в нашем прошлом будут рыться люди странные,
И пусть сочтут они, что стоит всё его приданое, —
Давно назначена цена
И за обоих внесена —
Одна любовь, любовь одна.Холодна, холодна
Голых стен белизна,
Но два сердца стучат, как одно,
И греют, и — настежь окно! Но перестал дарить цветы он просто так, не к случаю,
Любую ж музыку в кафе теперь считает лучшею…
И улыбается она
Случайным людям у окна,
И привыкает засыпать одна.
В восторге я! Душа поет!
Противоборцы перемерли,
И подсознанье выдает
Общеприемлимые перлы.А наша первая пластинка —
Неужто ли заезжена?
Ну что мы делаем, Маринка!
Ведь жизнь — одна, одна, одна! Мне тридцать три — висят на шее,
Пластинка Дэвиса снята.
Хочу в тебе, в бою, в траншее —
Погибнуть в возрасте Христа.А ты — одна ты виновата
В рожденьи собственных детей!
Люблю тебя любовью брата,
А может быть, еще сильней!
В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, помеха,
На кручах таких, на какие никто не проник, никто не проник,
Жило-поживало весёлое горное, горное эхо,
Оно отзывалось на крик — человеческий крик.Когда одиночество комом подкатит под горло, под горло
И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадёт, в обрыв упадёт,
Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно,
Усилит и бережно в руки своих донесёт.Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья, и зелья,
Чтоб не был услышан никем этот топот и храп, топот и храп,
Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье.
И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха, потеха,
И эхо топтали, но звука никто не слыхал, никто не слыхал.
К утру расстреляли притихшее горное, горное эхо —
И брызнули слёзы, как камни, из раненых скал…
Самое красивое,
Самое желанное,
Самое счастливое,
Самое нежданное.
Сегодня не боги горшки обжигают,
Сегодня солдаты чудо творят.
Зачем же опять богов прославляют,
Зачем же сегодня им гимны звенят?
Ах, порвалась на гитаре струна,
Только седьмая струна!
Там, где тонко, там и рвётся жизнь,
Хоть сама ты на лады ложись.Я исчезну — и звукам не быть.
Больно, коль станут аккордами бить
Руки, пальцы чужие по мне —
По седьмой, самой хрупкой струне.
Склоны жизни прямые до жути —
Прямо пологие:
Он один — а жена в институте
Травматологии.Если б склоны пологие — туго:
К крутизне мы — привычные,
А у нас ситуации с другом
Аналогичные.А у друга ведь день рожденья —
Надо же праздновать!
Как избавиться от настроенья
Безобразного? И не вижу я средства иного —
Плыть по течению…
И напиться нам до прямого
Ума помрачения!
Сколько великих выбыло!
Их выбивали нож и отрава…
Что же, на право выбора
Каждый имеет право.