На Филиппинах бархатный сезон,
Поклонники ушли на джонках в море,
Очухался маленько чемпион,
Про всё что надо высказался он
И укатил с почётом в санаторий.
На мой на юный возраст не смотри,
И к молодости нечего цепляться,
Христа Иуда продал в тридцать три,
Ну, а меня продали в восемнадцать.Христу-то лучше — всё ж он верить мог
Хоть остальным одиннадцати ребятам,
А я сижу и мучаюсь весь срок:
Ну кто из них из всех меня упрятал?
Деятели спорта и культуры,
Разрешите новшество внедрить:
Поменять фигуры на шампуры,
Чтоб не сразу сильно перепить! В тупике пока что только шашки —
В шахматах есть новые пути:
Первым долгом можно без затяжки
Заменить все пешки на рюмашки,
Габариты — грамм по тридцати.
То светлеет на душе, а то туманится,
То безоблачно вокруг, то — снегопад.
Ну, а время — то бежит, то тянется,
Не вскачь, не медленно, а невпопад.Моя граница — занавес кулисы.
Не угадать, не угадать.
Жду исполнения желаний — не обмана.
Как трудно ждать, как трудно ждать.
Если бы спросили вас о том,
Хотите ли вы стать скотом —
Что бы вы ответили,
Что бы вы ответили, ну-ка, скажите?
Если б попросили вас потом
И в самом деле стать скотом —
Что бы вы ответили,
Что бы вы ответили, ну-ка, скажите?
Мне, может, крикнуть хочется, как встарь:
«Привет тебе, надёжа-государь!»
Да некому руки поцеловать.
Я не кричу, я думаю: не ври!
Уже перевелись государи
Да не на что, не на что уповать.
Стих без гитары — акапелла,
И мысль без соли не остра!
Пишу о том, что накипело,
А накипело: «Всем добра!»
Напрасно я лицо своё разбил.
Кругом молчат — и всё, и взятки гладки,
Один ору — ещё так много сил,
Хоть по утрам не делаю зарядки.Да я осилить мог бы тонны груза!
Но, видимо, не стоило таскать —
Мою страну, как тот дырявый кузов,
Везёт шофер, которому плевать.
Не будь такой послушный и воспитанный я —
Клянусь, я б просто стал ей кавалером:
Была розовощёкая, упитанная,
Такая симпатичная, холера! Кто с холерой не в ладах —
Тот и чахнет на глазах,
А кто с холерою в ладах —
Не испытывает страх.Люди ходят на руках,
Позабыли о делах,
Но жена — всегда в бегах,
Как холера — в сапогах.
Не бывает кораблей без названия,
Не бывает и людей без призвания,
Каждый призван что-то делать, что-то совершить,
И на всём на свете белом надо как-то быть.
Не возьмут и невзгоды в крутой оборот —
Мне плевать на поток новостей:
Мои верные псы сторожат у ворот
От воров и нежданных гостей.
Не давали мне покоя
Твои руки, твои губы,
Мое дело воровское
Шло на убыль, шло на убыль.Я всё реже, я всё меньше
Воровал, рисковал,
А в апреле я навечно
Завязал.
«Не дыми, голова трещит!» —
«Потерпи, покурю!..» —
«Что же это такое, товарищи!..» —
«Я кому говорю!..»
Не могу ни выпить, ни забыться.
Стих пришёл — и замысел высок.
Не мешайте, дайте углубиться!
Дайте отрешиться на часок.
Не однажды встречал на пути подлецов,
Но один мне особо запал:
Он коварно швырнул горсть махорки в лицо,
Нож в живот — и пропал.Я здоровый, я выжил, не верил хирург,
Ну, а я веру в нём возродил,
Не отыщешь таких и в Америке рук —
Я его не забыл.Я поставил мечту свою на тормоза,
Встречи ждал и до мести дожил.
Не швырнул ему, правда, махорку в глаза,
Но потом закурил.Никогда с удовольствием я не встречал
Не печалься, не качайся
Под тяжёлой ношей золотой,
Ведь на приисках начальство
С позолоченной душой! Как узнаешь, что он хочет,
Что он на сердце таит?
Он сначала пропесочит,
А потом позолотит!
Неизвестно одной моей бедной мамане,
Что я с самого детства «сижу»,
Что держу я какую-то фигу в кармане
И вряд ли её покажу.
Неужто здесь сошёлся клином свет,
Верней, клинком ошибочных возмездий…
И было мне неполных двадцать лет,
Когда меня зарезали в подъезде.Он скалился открыто — не хитро,
Он делал вид, что не намерен драться,
И вдруг — ножом под нижнее ребро,
И вон — не вынув, чтоб не замараться.Да будет выть-то! Ты не виновата —
Обманут я улыбкой и добром.
Метнулся в подворотню луч заката
И спрятался за мусорным ведром… Ещё спасибо, что стою не в луже,
Я думал — это все, без сожаленья,
Уйду — невеждой!
Мою богиню — сон мой и спасенье -
Я жду с надеждой!
Я думал — эти траурные руки
Уйдут в забвенье.
Предполагал, что эти все докуки -
Без вдохновенья.
А ну-ка бей-ка, кому не лень.
Вам жизнь копейка, а мне мишень.
Который в фетрах, давай на спор:
Я — на сто метров, а ты — в упор.
Не та раскладка, но я не трус.
Итак, десятка — бубновый туз!
Ведь ты же на спор стрелял в упор,
Но я ведь снайпер, а ты тапер.
Свои обиды каждый человек -
Проходит время — и забывает,
А моя печаль — как вечный снег, -
Не тает, не тает.
Не тает она и летом
В полуденный зной, -
И знаю я: печаль-тоску мне эту
Век носить с собой.
Приехал в Монако какой-то вояка,
Зашел в казино и спустил капитал,
И внутренний голос воскликнул, расстроясь:
"Эх, елки-моталки, — опять проиграл!"
Банкрот заорал: "Кто это сказал?!"
Крупье безучастно плечами пожал,
Швейцар ему выход в момент указал,
Тот в глаз ему дал, — ну, в общем, скандал.
Потеряю истинную веру -
Больно мне за наш СССР:
Отберите орден у Насера -
Не подходит к ордену Насер!
Можно даже крыть с трибуны матом,
Раздавать подарки вкривь и вкось,
Называть Насера нашим братом,
Но давать Героя — это брось!
Ах, на кого я только шляп не надевал!
Mon Dieu! — с какими головами разговаривал!
Такие шляпы им на головы напяливал,
Что их врагов разило наповал!
Сорвиголов и оторвиголов видал:
В глазах — огонь, во рту — ругательства и кляпы!..
Но были, правда, среди них такие шляпы,
Что я на них и шляп не надевал…
Ох, проявите интерес к моей персоне!
Вы, в общем, сами — тоже форменная соня,
Без задних ног уснете — ну-ка, добудись, -
Но здесь сплю я — не в свои сони не садись!
Мы древние, испытанные кони.
Победоносцы ездили на нас,
И не один великий богомаз
Нам золотил копыта на иконе.
И рыцарь-пес и рыцарь благородный
Хребты нам гнули тяжестию лат.
Один из наших, самый сумасбродный,
Однажды ввез Калигулу в сенат.
Ну почему, ну для чего — сюда?
Чем объяснить такой поступок странный?
Какие бы ни строились суда —
На них должны быть люди-капитаны.
Нынче он закончил вехи —
Голова его трещит…
Каковы зато успехи
На спортивном поприще! На любовном фронте — нуль,
На спортивном — тысяча,
Он представлен к ордену
И в печати высечен.
Нынче мне не до улыбок,
Я возле дома иду,
Слишком уж много ошибок
Сделано в этом году.И что ни шаг, то оплошность,
Словно в острог заключён…
Крупнопанельная пошлость
Смотрит с обеих сторон.
Нынче очень сложный век.
Вот — прохожий… Кто же он?
Может, просто человек,
Ну, а может быть, шпион!
Вот Вы докатились до сороковых…
Неправда, что жизнь скоротечна:
Ведь Ваш «Современник» — из «Вечно живых»,
А значит и быть ему — вечно! На «ты» не назвать Вас — теперь Вы в летах,
В царях, королях и в чекистах.
Вы «в цвет» угадали ещё в «Двух цветах»,
Недаром цветы — в «Декабристах».Живите по сто и по сто пятьдесят,
Несите свой крест — он тяжёлый.
Пусть Вам будет сорок полвека подряд:
Король оказался не голый!
Один смотрел, другой орал,
А третий — просто наблюдал,
Как я горел, как я терял,
Как я не к месту козырял.
Ох, ругает меня милка,
Голова болит ещё.
Я заветную бутылку
Из-за шкафа вытащу.И когда начнется спор, ну
Откупорю разом я
И по-тихому, в уборной,
Чокнусь с унитазом я…
Парня спасём, парня в детдом — на воспитание!
Даром учить, даром кормить, даром питание!.. Жизнь — как вода, вёл я всегда жизнь бесшабашную.
Всё ерунда, кроме суда самого страшного.
Всё ерунда, кроме суда самого страшного.Всё вам дадут, всё вам споют — будьте прилежными.
А за оклад ласки дарят самые нежные.Вёл я всегда жизнь без труда — жизнь бесшабашную.
Всё ерунда, кроме суда самого страшного.
Всё ерунда, кроме суда самого страшного.
Вы обращались с нами строго,
Порою так, что — ни дыши,
Но ведь за строгостью так много
Большой и преданной души.
Вы научили нас, молчащих,
Хотя бы сносно говорить,
Но слов не хватит настоящих,
Чтоб Вас за всё благодарить.