Сатирические стихи про министра

Найдено стихов - 4

Владимир Маяковский

Ха, ха, ха, ха, ха… (РОСТА №170)

Ха, ха, ха, ха, ха… Можно со смеху умориться:
Врангель предлагает Советской России мириться.
«Я, — говорит он Керзону, — помирюсь,
только пусть меня признает Советская Русь».
Призна́ем обязательно,
как не признать
такую родовитую знать!
Тако́ва у Врангеля увидите министра финансова —
стоит посмотреть только на́ нос его!
Будут
у такого
финансы хороши,
будет
за водку
выколачивать гроши.
А министр юстиции
еще почище.
Посмотрите только
ему на кулачище.
Не успеем и оглянуться тут,
как в России всей равномордие введут.
А вот и иностранных дел министр,
перед дипломатами Антанты старается, быстр.
Не пройду и премьера ихнего мимо я,
вот он,
с товарами за плечами, орет:
«А вот подходите!
Единая-неделимая!»
Правильно, не врет.
По частям не продаст,
ждет, за неделимую
кто сразу даст!
Товарищи красноармейцы,
как в Крыму будете,
всё это правительство «попризнавать» не забудьте.

Иосиф Бродский

Ответ на анкету

По возрасту я мог бы быть уже
в правительстве. Но мне не по душе
а) столбики их цифр, б) их интриги,
в) габардиновые их вериги.

При демократии, как и в когтях тирана,
разжав объятия, встают министры рано,
и отвратительней нет ничего спросонок,
чем папка пухлая и бантики тесемок.

И, в свой черед, невыносим ковер с узором
замысловатым и с его подзолом
из микрофончиков, с бесцветной пылью смешанных,
дающий сильные побеги мыслей бешеных.

Но нестерпимее всего филенка с плинтусом,
коричневость, прямоугольность с привкусом
образования; рельеф овса, пшеницы ли,
и очертания державы типа шницеля.

Нет, я не подхожу на пост министра.
Мне все надоедает слишком быстро.
Еще — я часто забываю имя-отчество.
Наверно, отрочество мстит, его одрочество.

Когда ж о родине мне мысль приходит в голову,
я узнаю ее в лицо, тем паче — голую:
лицо у ней — мое, и мне не нравится.
Но нет правительства, чтоб с этим чувством справиться,

иль я — не член его. Я мог сказать бы проще, но
во мне, наверно, что-то так испорчено,
что не починишь ни отверткой выборов,
ни грубым кодексом, ни просто выпоров.

Лишь те заслуживают званья гражданина,
кто не рассчитывает абсолютно ни на
кого — от государства до наркотиков —
за исключением самих себя и ходиков,

кто с ними взапуски спешит, настырно тикая,
чтоб где — естественная вещь, где — дикая
сказать не смог бы, даже если поднатужится,
портрет начальника, оцепенев от ужаса.

Владимир Маяковский

Стихи о красотах архитектуры

В Париже, в Венсене, рухнул
дом, придавивший 30 рабочих.
Министры соболезновали.
200 коммунистов и демонстрантов
арестовано.

Из газет




Красивые шпили
        домов-рапир
видишь,
    в авто несясь.
Прекрасны
      в Париже
           пале ампир,
прекрасны
     пале ренесанс.
Здесь чтут
     красоту,
         бульвары метя,
искусству
     почет здоро́в —
сияют
   векам
      на дворцовых медях
фамилии архитекторов.
Собакой
    на Сене
        чернеют дворцы
на желтизне
      на осенней,
а этих самых
       дворцов
           творцы
сейчас
   синеют в Венсене.
Здесь не плачут
        и не говорят,
надвинута
     кепка
        на бровь.
На глине
    в очередь к богу
            в ряд
тридцать
     рабочих гробов.
Громок
    парижских событий содом,
но это —
    из нестоящих:
хозяевам
     наспех
         строили дом,
и дом
   обвалился на строящих.
По балкам
     будто
        растерли томат.
Каменные
     встали над я́миною —
каменное небо,
        каменные дома
и горе,
   огромное и каменное.
Закат кончается.
        Час поздноват.
Вечер
   скрыл искалеченности.
Трудно
    любимых
         опознавать
в человечьем
       рагу из конечностей.
Дети,
   чего испугались крови?!
Отмойте
    папе
       от крови щеку!
Строить
    легочь
        небесных кровель
папе —
    небесному кровельщику.
О папе скорбь
       глупа и пуста,
он —
  ангел французский,
           а впрочем,
ему
  и на небе
       прикажут стать
божьим чернорабочим.
Сестра,
    чего
      склонилась, дрожа, —
обвисли
    руки-плети?!
Смотри,
    как прекрасен
           главный ажан
в паре
   солнц-эполетин.
Уймись, жена,
       угомонись,
слезы
   утри
      у щек на коре…
Смотри,
    пришел
        премьер-министр
мусье Пуанкаре.
Богатые,
    важные с ним господа,
на портфелях
       корон отпечатки.
Мусье министр
       поможет,
            подаст…
пухлую ручку в перчатке.
Ажаны,
    косясь,
        оплывают гроба
по краю
    горя мокрого.
Их дело одно —
       «пасэ, а табак»,
то есть —
    «бей до́ крови».
Слышите:
     крики
        и песни клочки
домчались
     на спинах ветро́в…
Это ажаны
     в нос и в очки
наших
   бьют у метро.
Пусть
   глупые
       хвалят
          свой насест —
претит
   похвальба отеческая.
Я славлю тебя,
       «репюблик франсэз»,
свободная
     и демократическая.
Свободно, братья,
        свободно, отцы,
ждите
   здесь
      вознесения,
чтоб новым Людовикам
            пале и дворцы
легли
   собакой на Сене.
Чтоб город
     верхами
         до бога дорос,
чтоб видеть,
      в авто несясь,
как чудны
     пале
       Луи Каторз,
ампир
   и ренесанс.
Во внутренности
        не вмешиваюсь, гостя́,
лишь думаю,
      куря папироску:
мусье Париж,
       на скольких костях
твоя
  покоится роскошь?

Владимир Маяковский

Муссолини

Куда глаз ни кинем —
газеты
          полны
                    именем Муссолиньим.
Для не видевших
                         рисую Муссолини я.
Точка в точку,
                     в линию линия.
Родители Муссолини,
                               не пыжьтесь в критике!
Не похож?
               Точнейшая
                                копия политики.
У Муссолини
                   вид
                         ахов. —
Голые конечности,
                           черная рубаха;
на руках
             и на ногах
                            тыщи
кустов
          шерстищи;
руки
       до пяток,
                     метут низы.
В общем,
             у Муссолини
                                вид шимпанзы.
Лица нет,
              вместо —
                            огромный
знак погромный.
Столько ноздрей
                        у человека —
                                            зря!
У Муссолини
                   всего
                             одна ноздря,
да и та
          разодрана
                          пополам ровно
при дележе
                 ворованного.
Муссолини
                весь
                       в блеске регалий.
Таким
          оружием
                       не сразить врага ли?!
Без шпалера,
                    без шпаги,
                                    но
                                        вооружен здо́рово:
на боку
          целый
                    литр касторовый;
когда
         плеснут
                    касторку в рот те,
не повозражаешь
                         фашистской
                                           роте.
Чтобы всюду
                   Муссолини
                                   чувствовалось как дома —
в лапище
              связка
                        отмычек и фомок.
В министерстве
                       первое
                                  выступление премьера
было
        скандалом,
                         не имеющим примера.
Чешет Муссолини,
                          а не поймешь
                                              ни бельмеса.
Хорошо —
              нашелся
                           переводчик бесплатный.
— Т-ш-ш-ш! —
                   пронеслось,
                                     как зефир средь леса. —
Это
      язык
               блатный! —
Пришлось,
                чтоб точить
                                 дипломатические лясы,
для министров
                      открыть
                                  вечерние классы.
Министры подучились,
                                даже без труда
                                                      без особенного, —
меж министрами
                         много
                                   народу способного.
У фашистов
                  вообще
                              к знанию тяга:
хоть раз
            гляньте,
с какой жаждой
                        Муссолиниева ватага
накидывается
                     на «Аванти».
После
         этой
                работы упорной
от газеты
              не остается
                               даже кассы наборной.
Вначале
            Муссолини,
                             как и всякий Азеф,
социалистничал,
                        на митингах разевая зев.
Во время
              пребывания
                                в рабочей рати
изучил,
           какие такие Серрати,
и нынче
            может
                      голыми руками
брать
        и рассаживать
                              за решетки камер.
Идеал
          Муссолиний —
                              наш Петр.
Чтоб догнать его,
                         лезет из пота в пот.
Портрет Петра.
                      Вглядываясь в лик его,
говорит:
             — Я выше,
                            как ни кинуть.
Что там
            дубинка
                        у Петра
                                    у Великого!
А я
      ношу
              целую дубину. —
Политикой не исчерпывается —
                                           не на век же весь ее!
Муссолини
                не забывает
                                  и основную профессию.
Возвращаясь с погрома
                                  или с развлечений иных,
Муссолини
                не признает
                                  ключей дверных.
Демонстрирует
                      министрам,
                                      как можно
                                                      негромко
любую дверь
                   взломать фомкой.
Карьере
            не лет же до ста расти.
Надавят коммунисты —
                                  пустишь сок.
А это
        всё же
                  в старости
небольшой,
                 но верный кусок.
А пока
          на свободе
                          резвится этакий,
жиреет,
            блестит
                        от жирного глянца.
А почему он
                 не в зверинце,
                                     не за решеткой,
                                                          не в клетке?
Это
     частное дело
                        итальянцев.

Примечание.

По-моему,
              портрет
                         удачный выдался.
Может,
          не похожа
                         какая точьца.
Говоря откровенно,
                             я
                                с ним
                                         не виделся.
Да, собственно говоря,
                                 и не очень хочется.
Хоть шкура
                у меня
                          и не очень пушистая,
боюсь,
          не пригляделся б
                                    какому фашисту я.